Архитектура сюжета - [46]
В итоге я заново переписала все вступительные абзацы сцены. На этот раз главный герой не стоял на платформе, ожидая появления соперника, а занимался делом: загружал мешки с зерном в один из вагонов поезда. К тому времени, как он поднял взгляд и увидел антагониста, сцена уже продвинулась вперед благодаря тому, что герой не стоял на месте, а внутренний монолог был поделен на более сжатые отрезки, потому что происходил одновременно с действиями. Вуаля! Несколько небольших изменений – это все, что мне потребовалось, чтобы вывести сцену из состояния беспросветной скуки.
Если вы заметите, что сцена выходит унылой или чрезмерно перегруженной, проверьте еще раз, все ли персонажи при деле. Не позволяйте им просто стоять или сидеть без уважительной причины. Займите их чем-нибудь, что приведет в движение и их самих, и сюжет.
Сцена в действии
В качестве примера трех элементов сцены рассмотрим третью главу романа «Гордость и предубеждение».
● Цель: потанцевать на балу.
● Конфликт: женщин больше, чем мужчин, отсюда недостаток партнеров для танца.
● Катастрофа: Дарси не желает танцевать с Элизабет.
Как только вы разберетесь во внутреннем устройстве этого наиважнейшего из всех компонентов истории, вы будете целенаправленно выстраивать сильные сцены – не только весомые сами по себе, но и поддерживающие историю – и создавать сюжет, от начала и до конца идущий по логичному и твердому пути.
У ваших главных героев должно быть желание измениться.
Лилли Амманн[51]
15
Варианты целей в сцене
История в целом и каждая сцена в частности начинаются с цели. Персонаж стремится к чему-то, чего ему трудно добиться или получить. То, к чему он стремится, составляет каркас сюжета на макро- и микроуровнях. Это определяет его как личность, а значит, и тему всей книги.
У сцены может быть бессчетное количество целей, это зависит от самой истории. В конкретной сцене персонаж может стремиться к чему угодно. Однако среди этого неисчислимого множества вариантов необходимо выбрать те, которые обеспечат развитие сюжета. Купить розовые гвоздики в подарок на День матери – достойное решение, но если мать героя не играет роли в истории об атомной войне, то это к истории не относится и, разумеется, не может быть целью сцены.
Цели сцены – это элементы домино, которые мы обсуждали выше. Каждая цель представляет собой ступеньку развития истории. Одна цель ведет к результату, влекущему за собой новую цель, костяшки домино падают друг за другом. Если этого не происходит – если одна цель оказывается неуместной в контексте всего произведения, – то цепная реакция останавливается и история дает сбой – возможно, фатальный.
Цели сюжета и цели сцены
Основной сюжетной целью героя будет дилемма, на решение которой уйдет вся история. Он может стремиться стать президентом, спасти похищенную дочь, жениться на соседке или оправиться после смерти отца и начать новую жизнь. Если разбить эту общую цель на маленькие кусочки, мы увидим, что она состоит из множества более мелких, возникающих одна за другой целей.
Вначале персонаж может и не знать, что он хочет начать новую жизнь или жениться на соседке (а для читателей это необходимо сделать очевидным хотя бы с помощью намеков). Однако в самой первой сцене он уже должен понять, что чего-то хочет.
Возможно, он хочет, чтобы соседская собака оставила в покое его петунии. И понимает, что нужно поговорить с соседкой и заставить посадить собаку на цепь. Потом видит, что соседка – сногсшибательная красавица. Теперь понимает, что хочет пригласить ее на свидание. Затем – что нужно исправить плохое первое впечатление о себе. После этого решает, что хорошо бы купить ей цветы. И т. д., и т. п. Не успеете глазом моргнуть, как все эти маленькие цели сцены приведут вас прямо к общей цели истории.
Наиболее важный фактор, который следует учитывать при определении цели каждой сцены, – это ее актуальность в сюжете. Цели, не связанные с основной целью напрямую (женитьбой на соседке), можно ставить в побочных сюжетных линиях, однако и они должны в конечном итоге иметь отношение к сюжету – влиять на него или перекликаться с темой. Если достижение или срыв достижения цели любой сцены не влияет на общий исход истории, значит, цель недостаточно важна.
Хотя цели сцены всегда будут краткосрочными (в отличие от долгосрочной сюжетной цели), они не всегда ограничиваются одной сценой и не всегда достигаются в одной сцене. Иногда история требует, чтобы наиболее важные цели занимали несколько сцен. Например, в сцене № 3 персонаж понимает, что хочет пригласить соседку на свидание, однако этого невозможно добиться в течение одной сцены. Конкретно этой цели он достигнет только в сцене № 11.
Именно здесь в игру вступают частные цели. Подобно тому как цели сцен подводят к достижению общей цели истории, частные цели подводят к достижению наиболее важных целей, которые, в свою очередь, ведут к общей цели. В нашем примере путь персонажа к достижению конкретно этой наиболее важной цели может включать частные цели: несколько раз якобы случайно столкнуться с соседкой, взять ее номер телефона, послать ей цветы и извиниться за то, что накричал на ее собаку.
Писательница Кэти Мари (К.М.) Уэйланд известна не только своими популярными романами, но и пособиями по литературному мастерству. Лауреат престижных премий, она прекрасно чувствует динамику текста и знает, как заставить читателя сопереживать героям и следить за развитием сюжета. Свою новую книгу она посвятила теме разработки арок персонажей. Почему именно арка персонажа? Потому что, если ваш герой на протяжении всей истории никак не меняется, не развивается и ничему не учится, а топчется на одном месте, он никому не интересен.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».