Архитектура Петербурга середины XIX века - [79]
Немалое распространение, особенно в центральных районах, получил и такой прием застройки, когда и «особняковая», и доходная части здания строились одновременно, — типичным примером может служить рассмотренный нами выше (см. с. 234–237) собственный дом архитектора А. И. Штакеншнейдера на Миллионной улице.
Планировка доходных домов
В середине XIX века этот новый тип зданий — доходный дом «под жильцов» — стал приобретать свои специфические черты>[227]. Стремясь к повышению доходности участков, домовладельцы стали застраивать их все более плотно. Уже в 1836 году сборник «„Статистические сведения о Петербурге“ отмечал, что доходные дома или растут в вышину, или расширяются внутри своих дворов, которые от этого здесь большею частью тесны, не всегда доступны свежему воздуху и не вполне освещаемы»>[228].
Помимо лицевых корпусов, выходящих фасадами на улицу, в глубине участка, вплотную к его боковым границам, возводились внутренние дворовые флигеля. Так возникла периметральная застройка участков, характерная для доходных домов уже в первой трети XIX века и широко применявшаяся в середине столетия.
На более просторных участках кроме периметрально расположенных флигелей стали возводить и поперечные флигеля. Первоначальное единое пространство двора делилось ими на отдельные замкнутые дворы небольшого размера. Так были застроены, в частности, участки купцов В. Г. Жукова на углу Садовой и Гороховой улиц, 31/34 (архитектор Н. П. Гребенка), и Мейнгарда на углу Садовой улицы и Таирова (ныне Бринько) переулка, 44/6 (архитектор А. И. Ланге, 1855–1856 гг.). На участках, простирающихся внутрь квартала, внутренние дворы подчас выстраивались в своего рода анфиладу, соединенную арками проездов.
Правительство, пытаясь хоть в какой-то мере регулировать плотность застройки, вынуждено было ввести ряд ограничительных норм. Строительный устав, утвержденный в 1857 году, требовал:
«Во всяком отдельном участке должен быть по крайней мере один двор, пространством не менее 30 кв. саж., причем наименьшая ширина его должна быть не менее 3-х саж., остальные дворы могут быть и менее 30 кв. саж., но должны сообщаться проездами не менее 4,5 арш. с улицей или другими дворами.
Кроме обыкновенных дворов дозволяется устраивать исключительно для освещения лестниц, коридоров, отхожих мест, чуланов и т. п. помещений световые дворики.
Наименьший размер световых двориков, какой бы формы они ни были, должен быть таков, чтобы в его площадь можно было вписать квадрат в сажень».
Строительный устав разрешал ставить многоэтажные каменные флигеля очень тесно: лишь бы между ними оставалось расстояние не менее двух сажен (т. е. 4 м 26 см). Совершенно очевидно, что такие плотные нормы застройки противоречили требованиям гигиены, но зато отвечали интересам домовладельцев. Тесные, плохо проветриваемые, полутемные дворы-колодцы стали характерной чертой многих доходных домов капиталистического Петербурга.
В строительных правилах были и такие гуманные статьи, которые гласили, что «воспрещается устраивать жилые этажи с полами ниже поверхности тротуара», что «устройство приспособлений для жилья под крышами — на чердаках воспрещается». Однако на деле эти требования не соблюдались. Подвальные и полуподвальные этажи стали все чаще заселяться городской беднотой, а чердаки — приспосабливаться под жилые мансарды.
Зато неукоснительно соблюдалось правило, запрещающее в стенах, расположенных вдоль границ участка, устраивать проемы, даже если на соседнем участке стояли низкие строения. Такие глухие, лишенные окон стены-брандмауэры становились характерной чертой архитектурного облика Петербурга.
Процесс уплотнения застройки на протяжении XIX века шел нарастающими темпами. Если в середине XIX века у многих доходных домов еще оставались относительно просторные дворы, то во второй половине столетия они стали быстро исчезать, их вытесняли громады внутренних флигелей. Особенно высока была плотность застройки в центральных частях Петербурга: порою почти весь участок оказывался занят строениями, а в узкие дворы-колодцы едва проникал солнечный свет.
И все же архитектор, проектировавший дом, да и его заказчик-домовладелец должны были в той или иной мере учитывать потребности жильцов. Это вынуждало искать такие планировочные решения, в которых удавалось бы достигнуть компромисса между интересами жильцов и интересами владельца. Таким образом, компоновка доходных домов стимулировалась различными тенденциями: стремлением к функциональной целесообразности, удобству, комфорту и желанием домовладельца получить наибольшую прибыль. В некоторых аспектах эти тенденции совпадали: комфортабельные квартиры сдавались квартиронанимателям за большую плату. Однако в основном эти тенденции объективно противостояли друг другу, и их переплетение и противоборство порождали многие противоречия в архитектуре доходных домов.
Планировка квартир в доходных домах отличалась большим разнообразием. Диапазон их размеров и их комфортабельности был очень широк — от огромных «барских» квартир до скромных квартир в одну-три комнаты.
