Архитектор Сталина: документальная повесть - [46]

Сергей Борисович вспоминал: «Дедушка не таил обиды за то, что на много лет был лишен свободы, так как считал себя действительно виновником в сложившемся любовном треугольнике. Однако замечал, что любовную интригу надо было решать иначе, по-джентльменски, а не лишать его свободы».

Хотя Мирон Иванович и избегал разговоров о политике, однако с большим одинаковым вниманием слушал как советские радиопередачи, так и зарубежные, объясняя это тем, что, получая информацию из разных источников, он делает объективные выводы о нашей действительности. Смотрел и телепередачи. Любимым стал фильм «Семнадцать мгновений весны». Архитектор с профессиональной точки зрения оценивал мастерство режиссера и художников фильма в воспроизведении интерьеров, мебели, костюмов того времени. Неоднократно глядя фильм, с радостью указывал близким на сделанные по его эскизам для дачи Молотова бра, светильники и настольную лампу.

24 сентября 1975 года в Новых Горках под Москвой родственники и самые близкие друзья отметили 80-летие со дня рождения Мирона Ивановича. Среди тех, кто сопровождал его на творческом пути, присутствовал Дмитрий Иванович Бурдин, одной из первых работ которого был знаменитый фасад Дома архитектора, когда он ассистировал Андрею Бурову. На юбилее была и Мита Зельмановна Островская. С ней Мирон Иванович познакомился еще в 1936 году: тогда она после окончания института пришла работать в архитектурную мастерскую хозуправления ЦИК СССР. Один из старейших друзей Анастас Иванович Микоян не смог приехать, но был его сын Серго — известный специалист-международник, доктор исторических наук, главный редактор журнала «Латинская Америка». В тот год была прекрасная золотая осень. Собравшиеся гости надеялись, что у юбиляра впереди еще много таких погожих, ясных дней. Но развившийся в неволе у Мирона Ивановича туберкулез не позволил оправдаться этим надеждам.

Мирон Иванович Мержанов умер в декабре того же 1975 года в Москве. Похоронен на Армянском кладбище в семейном захоронении, где покоятся его мать и братья — талантливый художник Яков Мержанов и известный журналист Мартын Мержанов. Надгробие представляет собой изящную стелу из белого мрамора с факсимиле, символизирующим принадлежность к творчеству многих представителей этой семьи.

А память об архитекторе Мержанове живет в его произведениях во многих городах нашей страны и, прежде всего, в Сочи, где наиболее ярко проявился его талант.

Глава X Судьбы памятников нерукотворных

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа.

В этих пушкинских строчках, кроме поэзии, понимания значимости своего творчества, заключен еще и некий авторский рационализм: недолговечны памятники рукотворные, зависимы от времени, от произвола потомков тех людей, что сооружали их. (В данном случае речь идет об архитектурных памятниках.)

Вот и едут ныне потомки потомков за тридевять земель, чтобы взглянуть на руины Колизея и Парфенона, восстанавливают по описаниям уничтоженные сооружения, тот же храм Христа Спасителя в Москве, например. Более осведомленные из потомков радуются тому, что уцелел Московский Кремль, а ведь был он на волоске от гибели. По проекту знаменитого зодчего XVII века Василия Баженова на месте многочисленных построек XV–XVI веков в Кремле-должен был подняться огромнейший дворец, скромно названный Большим. 1 июня 1773 года даже прошла церемония «положения первого камня». Торжественная процессия спустилась вниз к реке и остановилась у нарядного, похожего на античный храм павильона, специально выстроенного к торжеству, — в нем должна была произойти церемония закладки дворца. Баженов… выступив вперед, начал говорить речь.

(…) «Некоторые думают, что архитектура, как одежда, входит и выходит из моды, но как логика, физика и математика не подвержены моде, так и архитектура, ибо она подвержена основательным правилам, а не моде…), — произнес чуть хрипловатым от волнения голосом Баженов»; и сказанное не соответствовало его замыслу воздвигнуть исполинский дворец и переиначить весь тогдашний Кремлевский ансамбль с прилегающей к нему Красной площадью. Екатерина II неожиданно для архитектора запретила осуществить проект. Едва ли стоит нам печалиться по этому поводу.

Но и впоследствии официальные лица, архитекторы, в чьем ведении находились памятники, очень вольно обращались с ними. В этой связи интересна судьба Успенского собора в Рязани, построенного зодчим Яковом Бухвостовым в 1699 году. Сейчас это здание является одним из символов города, ярчайшим образцом Нарышкинского стиля, «своеобразным апофеозом древнерусской архитектуры». А в 1800 году Синод издал Указ, который предписывал обветшавший храм разобрать и построить новый. К счастью, именитые граждане Рязани понимали, какую архитектурную ценность представляет собой Бухвостовская постройка. Вызванные благодаря их хлопотам из Москвы архитекторы, установили, что «настоящие стены оного собора прочны и его можно поправить с прочностью…». Синод изменил свое решение, и начались восстановительные работы, завершившееся в 1806 году.

Увы, собор не сохранил своего первоначального облика. «Исчезли белокаменные украшения подклета. Переделаны, заделаны его аркады. Не стало парапета, завершавшего стены собора. Четырехскатная кровля заменила посводное покрытие. Утрачены некоторые декоративные детали стен». Но изменения могли бы быть куда значительнее: о соседнем храме, о его седой старине свидетельствует только фундамент.