Архитектор его величества - [31]

Андрей Георгиевич любезно предложил мне сесть на скамью у стола, за которым уже сидели он и Феодор. Я ожидал принятого нашим этикетом вопроса о здоровье его величества, но князь сразу спросил меня, что мне ведомо о судьбе императорского посольства. Я ответил, что только то, о чем Ратибор Борисович уже наверняка посылал отчет из Новгорода: что Арнульф из Кесарии пал в судебном поединке, Мирослав Чудинович казнен, а Прокопий Коснятич отправился в Киев и исчез. Князь уже ведал о смерти отважного Ратибора, но захотел узнать, как удалось покойному боярину меня найти, как я плотничал во Пскове и как мы доехали до Владимира. Я ему все рассказал, умолчав только о прискорбном происшествии в новоторжской бане.

Упомнил я и то, что перед смертью Ратибор говорил о какой-то чаше, которую надо найти и отдать князю. Услышав сие, Андрей Георгиевич кивнул, обернулся к Феодору и спросил, не получен ли ответ от Святослава Ростиславича на требование выдачи императорских даров. Епископ ответил, что не получен и вообще вряд ли князь Святослав выдаст дары. Андрей выразился в том духе, что «тем хуже для него», и более к сей теме не возвращался. Я остался в недоумении: получается, Ратибор не бредил, какая-то чаша в дарах все же была, и сие почему-то беспокоит и князя Андрея, и епископа. Но задать вопрос, конечно же, я не посмел, тем более что князь перешел к строительству.

Я сказал, что у меня есть готовое предложение для боголюбивого князя. Андрей Георгиевич позвал дворецкого и повелел внести эскизы и макет. Князь и Феодор внимательно на все посмотрели, переглянулись, и князь мне сказал, что храм весьма красивый, но идет 6666 год, народ и так ждет Страшного Суда, и раздражать его латинским храмозданием не стоит, пока что лучше строить в привычных византийских формах. Мне показалось, что Андрей подчеркнул слова «пока что».

Я спросил, где и какого примерно размера строить храмы. Андрей Георгиевич ответил, что прежде всего необходимо возвести хотя бы небольшую церковь на будущем княжеском дворе в устье реки Нерли, в пяти милях[55] к востоку от Владимира[56]. Феодор заметил, что на таком же расстоянии от Киева находится город Вышгород, где несколько лет назад княжил Андрей Георгиевич, и в этом прослеживается благоприятная символика. А Андрей поведал, что собирается возводить на Нерли новый укрепленный двор, ибо бывший двор его отца Долгорукого тесен и расположен слишком близко от Владимира. Но пока что в устье Нерли находится только воинский пост, поэтому мне надо будет самому отправиться туда и выбрать площадку для будущей крепости, церкви и княжеских теремов. Во Владимире же надо будет построить большой собор на самом высоком месте города[57].

Потом князь спросил, что я думаю об укреплениях Владимира. Я ответил, что строительство крепостей, в отличие от храмоздания, не является моей сильной стороною, но в меру своего разумения я полагаю, что городу уже тесно в старых укреплениях, и их было бы полезно существенно расширить. Андрей кивнул и попросил меня — вновь попросил, а не повелел! — помочь верховному воеводе Вышате Никифоровичу с определением вида и очертаний новых укреплений[58].

Мы заговорили о сроках работ. Я сказал, что мне нужен месяц на создание макетов обоих храмов — и в устье Нерли, и во Владимире, а потом еще полтора месяца на точные расчеты и подробные чертежи.

Андрей вначале не понял, чем подробный чертеж по сути отличается от макета, и мне пришлось объяснить, что макет дает лишь общее впечатление о будущем здании, и когда он одобрен заказчиком, то требуется на его основе нарисовать здание уже детально, с указанием точных размеров, а иногда даже порядовки кладки. Когда такой чертеж одобрен, архитектор чувствует себя спокойнее, ибо уже отвечает только за его выполнение и не зависит от возможных капризов и смен настроения заказчика. Если заказчик вдруг пожелает что-нибудь существенно изменить, то должен быть подготовлен и одобрен новый детальный чертеж. Кроме того, с таким чертежом удобнее работать на строительстве, ибо мастеровые сразу видят то, что им предстоит сделать, и не надо разъяснять им каждую мелочь и следить за каждым их шагом.

Феодор сказал, что слышал о подобной системе, но на Руси мастера-храмоздатели обычно не делают детальных чертежей, а после одобрения заказчиком макета сразу начинают работу, выдерживая лишь общие черты и пропорции здания. Более того — иногда и макет не представляют заказчику, а объясняют, что новый храм будет похожим на один из уже построенных. Или даже просто просят поверить на слово, что будущее здание будет красивым и величественным.

Я ответил епископу, что церкви в наших деревнях тоже часто строят без детальных чертежей и макетов, ограничиваясь словесными описаниями. Но поскольку князем приглашен не деревенский, а императорский архитектор, то уровень работы должен быть на должной высоте. Неосторожно сказав это, я подумал, не обидятся ли князь и епископ за сравнение Руси с нашими деревнями, но они, хвала Господу, пропустили это мимо ушей.

Андрей выразил желание увидеть макеты в конце января, а детальные чертежи — в марте, ибо времени мало: надо будет заложить оба храма не позднее начала апреля и успеть за 6666 год полностью выстроить церковь на будущем княжеском дворе в устье Нерли и начать строительство большого городского собора.