Архипелаг мореплавателей - [56]

— У меня нет ни одной, — ответил он на мое предложение.

— Почему? Что ты с ними делаешь?

— Фаалавалаве, конечно.

Конечно! Фаалавалаве — магическое слово, которое вмещает в себя все трудности самоанской жизни, все хлопоты и торжества — свадьбы, похороны, крестины, шумные события, требующие богатых даров, угощения и фиафиа. Тонганские циновки переходят из рук в руки, протираются, рвутся и приобретают долгожданный потрепанный вид. Каждый очередной обладатель относится к циновке как к ценному залогу, предмету обмена, а не купли и продажи. Правда, из-за них не ведут кровавых войн, как это нередко бывало раньше, а относятся с благоговением и поклонением, и самые старые, самые красивые циновки имеют даже собственные имена. В прошлом каждая молодая особа, перед тем как создать семью, должна была показать свое искусство изготовления тонганской циновки. Начинала она ее ткать в возрасте тринадцати-четырнадцати лет, но часто так и не доводила работу до конца. В этом не было никакой необходимости. Циновку могла закончить ее дочь, сдав тем самым собственный экзамен на зрелость.

Маленьких мальчиков раньше девочек допускают к интересным, сугубо «мужским» делам. Они помогают мужчинам ловить рыбу, работать на плантации, учатся строить дома и лодки. Каждый из них хочет выделиться ловкостью, стремится быть лучше брата или кузена, чтобы в будущем именно ему выпала честь представлять семью на деревенском фоно. Потом они вступают в ряды ауманги, и жизнь их начинает подчиняться строжайшей дисциплине и иерархии.

Дети на Самоа работают много, но почти никогда не бывают в тяжелом или безвыходном положении. Несмотря на то, что семьи очень разветвлены и живут в разных концах деревни или даже в разных деревнях, ни один дом, принадлежащий одному и тому же роду, не откажет им в крыше над головой и защите. Они даже могут жить у родственников, если им невмоготу оставаться в собственном доме. И случается, что таулеалеа, у которого попросил убежища ребенок матаи, отказывается выдать вождю маленького беглеца. Конечно, он это делает не прямо, а завуалированно, избегая отрицательных форм, которые ни один самоанец не употребит в общении с матаи. Таулеалеа уговаривает вождя, чтобы тот вернулся в свой достойный уважения дом и оставался там до тех пор, пока его достойный уважения гнев на достойного уважения ребенка не остынет.

Точно так же выглядит на Самоа положение внебрачных, брошенных или усыновленных детей. Усыновление — явление весьма частое и не требующее никаких правовых формальностей. Малыш вообще не переживает большого потрясения от смены окружения. Он становится членом нового детского коллектива, подчиняется его правилам и дисциплине. То же самое относится к детям внебрачным или брошенным, чьи родители перебрались в поисках лучшей жизни в другую деревню, в Апиа или вообще эмигрировали за границу. Впрочем, здесь трудно говорить о том, что они бросили ребенка в полном смысле этого слова, так как аинга о таких детях никогда не забывает. Образ их жизни не меняется в зависимости от того, есть у них мать и отец или нет. Трагедия может наступить только в том случае, если мать оставит грудного ребенка, а в округе нет кормящей женщины, которая бы его выкормила.

Бабки и тетки, хотя и из лучших побуждений, обычно кормят ребенка неправильно. Поэтому ничего нет удивительного в том, что дело доходит до различных заболеваний.

Мои самые трагические воспоминания о Самоа как раз связаны с такими маленькими скелетиками. С лицами старичков, обтянутыми сухой сморщенной кожей. Их приносили в консультацию отчаявшиеся бабки, которые никак не могли взять в толк, чего им не хватает.

— Я его кормлю хорошо, а он все худеет и худеет… — неизменно твердили они.

В то же время в углу полного мух фале у них стояла открытая несколько дней назад почерневшая банка со сладким сгущенным молоком, которая для ребенка опаснее неразорвавшегося снаряда…

Вообще с питанием детей на Самоа дела обстоят плохо. Это идет не от злой воли, а от закоренелой традиции, которая ставит детей на последнее место в очереди к кастрюле, а также из-за отсутствия знаний о рациональном питании. Еда, которую получают дети, обычно обильна и удовлетворяет их потребности, но слишком бедна белком, железом и витаминами. После того как детей отнимают от груди, они почти не видят молока, а другие продукты, содержащие много белка, такие, как мясо, птица, рыба, молочные продукты и яйца, получают в недостаточном количестве. Родители недооценивают даже роль свежих фруктов. Поэтому на Самоа, в стране, где круглый год вызревают богатые витаминами фрукты, встречаются парадоксальные случаи авитаминоза.

Иногда дети сами пытаются восполнить недостаток пищи. Один знакомый учитель из маленькой деревеньки на Савайи рассказывал мне, что неоднократно видел, как маленькие мальчики жадно ели живых рыбок, пойманных ими в лагуне. Они не стали их жарить, так как боялись, что кто-нибудь из старших заметит их «преступление» и потребует отдать рыбу в общий семейный котел…

После урагана 1966 г. Самоа получило от новозеландского Общества Красного Креста порошковое молоко, благодаря чему отдел здравоохранения смог начать давно запланированное мероприятие: «Стакан молока в школе для каждого ученика». К сожалению, через несколько дней выяснилось, что всем детям молока не хватит и нужно отобрать тех, кто больше всего в нем нуждается. Выбрали самых заморенных с большими головами и вздувшимися животами. С сжавшимся сердцем я не раз наблюдала, как они дисциплинированно выстраивались в очередь к ведру, в котором учительница длинным черпаком размешивала в воде порошок. Большинству из них был незнаком вкус молока. Прошло уже пять-шесть лет после того, как младшие братья и сестры оттеснили их от материнской груди, и с того времени они понятия о нем не имели. С выражением исключительной сосредоточенности дети подносили ко рту полную чашу из скорлупы кокосового ореха и медленно пили. Минуту они смаковали молоко, как тонкие знатоки спиртного смакуют неизвестный им тип коньяка, и затем передавали пустую чашу следующему.