Археология по следам легенд и мифов - [13]

Легендарный царь Минос, конечно, не жил в Лабиринте. Вполне возможно, он посещал его — как верховный жрец Крита. Но, скорее всего, здесь были свои собственные жрецы.

Итак, перед нами огромное античное кладбище? Похоже. Центр заупокойных представлений. Дворец мертвых. Судя по количеству черепков и оставшихся целыми сосудов-ковчегов, здесь похоронены были многие и многие тысячи людей.

Можно предположить, что архив глиняных табличек в Лабиринте — это записи даров жрецам, жрицам и целому клану «артистов» и «статистов», принимавших участие в оплакивании. Кроме того, они могут быть завещаниями, краткими молитвами, списками работников гигантского «похоронного бюро», перечнем инвентаря заупокойных церемоний. Эта гипотеза, впрочем, ждет еще своего подтверждения.

В кносском Лабиринте было довольно большое помещение со ступенчатыми трибунами, которое коллеги Эванса назвали «придворным театром увеселений». На одной из знаменитых фресок есть изображение этого «театра». Ничего веселого там усмотреть нельзя. Четырнадцать жриц на прямоугольной сцене стоят в ритуальных позах. Одеты они, конечно, в голубые платья. На трибунах — женщины с белыми лицами и мужчины с коричневой краской на лице. Словом, здесь идет отпевание. Собрались родственники умершего…

Где-то около 1200 года до н.э. прежний погребальный ритуал меняется. Критяне перестали мумифицировать трупы умерших — их теперь начали сжигать на кострах. Усложненное почитание людей, перешедших в загробный мир, сменяется чем-то другим. Кносский Лабиринт постепенно (ничего внезапного тут не было!) перестает быть культовым центром и приходит в запустение. Его саркофаги и ковчеги безжалостно грабят. Потолки обваливаются, деревянные колонны сгнивают, слои пыли в этом благодатном климате быстро превращаются в почву, на которой вырастают сперва трава, а потом кустарники.

На Крите был, как установлено при раскопках в других городах, свой собственный способ мумификации, отличавшийся от египетского. Высушенные мумии в скрюченном виде помещали в маленькие саркофаги из обожженной глины.

Если б коллеги Эванса в первые же дни раскопок обратили на это особое внимание, они бы нашли остатки мумий. Кислород, поступивший сразу в помещения Лабиринта, освобожденный от наслоений земли, в одно мгновение превратил эти остатки в мельчайшую пыль. Кроме того, многие мумии погибли еще в глубокой древности, когда грабители вынимали их из «ванн» и «пифосов», чтобы забрать золотые украшения и наиболее ценные предметы из тех, что родственники пожелали дать покойнику в дорогу на тот свет.

Итак, остается лишь спросить: гипотеза все это или уже утверждение? Еще гипотеза, но уже — открытие!

Однако из всего этого следует, что истинный Лабиринт — дворец правителей острова — еще не найден. Искать его надо где-то севернее той точки, на которой зациклился Артур Эванс. Справился бы с этой задачей Шлиман? Несомненно, ибо ему принадлежит пальма первенства в открытии царского дворца той самой минойской эпохи в Тиринфе — с торжественными залами и колоннадами, атриумом и пропилеями. Он был великолепен и уютен. Пол в зале, где владельцы мылись и умащивались маслами, состоял из одной каменной плиты весом в 20 тонн. И никакого гипса!..

БЛЕСК И НИЩЕТА «ЗЛАТООБИЛЬНЫХ» МИКЕН

В Микены Генрих Шлиман прибыл уже как герой открытия легендарной Трои. Здесь он поставил вторую задачу — найти царскую резиденцию и усыпальницу Агамемнона, предводителя греческого войска в Троянской войне. И опять он доверился древним авторам и эпосу. После троянского «клада Приама» немецкий археолог дерзко вознамерился найти и микенское «золото Агамемнона». И, представьте себе, нашел его! Это случилось в 1876 году, когда человек с творческим умом и азартной целеустремленностью доказал правоту Гомера, назвавшего Микены «златообильными».

Микенский Акрополь на вершине каменистого холма виднелся отчетливо, но руины его дворцов, храмов и крепостей были под слоем пыли трех тысячелетий. Первое, что сделал Шлиман, — расчистил Львиные ворота, вход в крепость и царскую резиденцию. За воротами он открыл казармы стражников — каморки, не достигающие в высоту и полутора метров: о благе солдат, рабов и слуг правители не беспокоились. Чуть позже археолог убедился, что для себя микенские владыки сооружали хоромы с пышностью египетских фараонов. Поразила Шлимана роскошная дворцовая посуда из золота, серебра, бронзы, да и керамика была особой — сосуды ярко разукрашены спиралями, орнаментальными гирляндами, изображениями фантастических зверей. При этом некоторые вазы и кувшины были богато расписаны как снаружи, так и внутри.

Но вот начинается главное: Шлиман ставит 50 рабочих на раскопки царских гробниц. Почва тверда как скала. Греческие соглядатаи из Афин злорадно ухмыляются, их удивляет размер намеченного немцем котлована — 34 метра в диаметре. И почему-то он копает внутри крепости, где, по общему мнению, не может быть царского некрополя… Но у Шлимана чудовищная интуиция. Он копает между двух рядов крепостных стен. Там он увидел овальную площадку, которую до него одни принимали за место совещаний царей, жрецов и военачальников, а другие за агору — место народных собраний.