Архаон Вечноизбранный - [14]

Ночной воздух мало беспокоил Оберона. Он был Солландером. Чистокровном скакуном из Долины Верхнего Солля — хотя Дидерик подозревал, что на самом деле в нем было больше, чем немножко бретонской осанки. Как рыцарский боевой конь, он был высок и силен. Стена тьмы и мускулов стояла рядом с пажом.

Дверь трактира отворилась, и веселость скрипки, хриплая песня и пустые кружки, грохнувшие по столам, ненадолго вторглись на грязную дорогу. Это был Канун Ярдрунга, когда один год сменялся другим. Весь Хольцбек втиснулся в «Три Пути» — так таверна называлась, потому что располагалась на хорошо проторенном перекрестке между городом Белого Волка, Гримминхагеном и старой лесной дорогой, которая вела неосторожных через темный и опасный Драквальд. Дидерик обнаружил, что стоит у двери конюшни, а Нильс продолжает смазывать меч маслом.

Без своих лат и щита — также ожидая усилий Нильса с тканью и маслом — Сьер Кастнер выглядел не слишком впечатляюще. Если бы не изношенная одежда и не уменьшающийся вес кошелька, он мог бы стать торговцем, священником или кузнецом. Сила и мастерство тела воина долгое время были скрыты под небольшой горой жира. Куриные объедки с более раннего пиршества липли к жирным пятнам на шелке его похожего на палатку халата, а пивная пена сидела в его жирной бороде, как паутина с кучей пауков.

Храмовник крепко прижал свой ночной трофей к своему массивному телу — одну из пышущих здоровьем дочерей хозяина гостиницы. Трактирщик «Трех Путей» не собирался спорить с рыцарем Двухвостого Светила и, возможно, даже надеялся, что выход из такого союза поможет ему установить связи с семейством Кастнеров и их поместьями на границе Грубера. Однако в этой девушке было много борьбы. Она толкнула дверь. Она ударила его и укусила толстые блуждающие пальцы храмовника.

Слишком пьяный, чтобы удержать её, как было задумано, и с праздничным безразличием на широком лице Кастнер брел по превратившейся в мокрую грязь, вскопанной колёсами дороге, сжимая запястье девушки в мясистом кулаке. Она пыталась оттолкнуть гороподобного мужчину, но он потянул ее назад, притягивая к себе и позволяя своим пухлым ладоням блуждать по ней. Еще несколько пощечин и царапин по лицу храмовника на этот раз вывели его из оцепенения, вызванного пивом, и привели к громовому осознанию. Ладонь его волосатой руки заставила девушку издать сдавленный визг и опустила ее в трясину. Он подмигнул ей и предостерегающе поднял толстый палец, но дочь трактирщика уже встала. Грязная дождевая вода каскадом стекала с ее платья, когда она вырвалась и ускользнула от него. Ее лицо было испуганным, но глаза полны вызова. Дидерик нашел жалкое вдохновение в решимости девушки. Подтянув к себе промокшие фалды юбки, она побежала вверх по дороге, растворяясь в темноте. Кастнер сплюнул вслед дочери трактирщика, прокричав ей вслед что-то неразборчивое. Отмахнувшись от разочарования и отвращения, он отшатнулся в сторону и соскользнул в прорезанную повозкой расщелину на дороге. Он отшатнулся в другую сторону, потеряв равновесие и упав на одно колено. Разъяренный рыцарь пробормотал себе под нос едва слышные угрозы, прежде чем в отчаянии шлепнуть ладонью по воде.

Дидерик почувствовал, что Нильс стоит у него за спиной, наблюдая за пажом.

— Сьер Кастнер — это совсем не то, что задумал Зигмар, — сказал Дидерик.

Оруженосец не стал возражать, но когда слепой от пива храмовник поднялся из маленького озера на дороге, бормоча что-то себе под нос в мрачном настроении, Нильс вернулся к двуручнику Терминусу и своей работе. Сьер Кастнер повернул обратно к гостинице «Три Пути», но тут же, казалось, забыл, куда идет, и взял курс на открытую дверь конюшни.

— Возвращайся к работе, — приказал Нильс пажу. Дидерик медленно кивнул и вернулся к Оберону.

Сьер Кастнер, спотыкаясь, вошел в конюшню. Он попытался на мгновение удержаться на месте, сердито глядя на Нильса, яростно работавшего над клинком, и на спину Дидерика, пока паж выбирал очередную подкову для коня.

— На что уставились? — невнятно сказал им рыцарь, несмотря на то, что в присутствии храмовника никто не поднимал глаз. Кастнер снова принялся ворчать, ведя какой-то разговор сам с собой. Дидерик мог разобрать только отдельные слова и фразы: «Выгребная яма», «Белый Волк», «…где может быть оценён человек Бога-Короля».

Он протопал через солому к Оберону, который неуверенно фыркнул. Когда рыцарь был пьян, ничто не могло укрыться от его пьяного гнева. Храмовник был не прочь выпороть коня за какую-нибудь явную провинность. Кастнер схватил испуганное животное за благородную голову, и стало понятно, что он намеревается вскочить на коня и ускакать на север, в Мидденхейм.

— Милорд, — наконец храбро произнес Нильс среди общей суматохи. — Милорд, что вы делаете? — было бы неразумно бросать вызов рыцарю в таком состоянии, но если бы Кастнер ускакал и упал, или Оберон бы погиб, то на следующее утро ему пришлось бы заплатить еще большую цену. В своем нетрезвом состоянии оруженосец мог, по крайней мере, надеяться, что храмовник легко устанет или потеряет сознание.

— Ты мне указываешь что делать? — прорычал Кастнер, поворачиваясь к Нильсу. Дидерик наблюдал, как они вдвоем погрузились в привычную рутину. Еще более невнятное бормотание рыцаря в конце концов сложилось в слова: «… маленький навозник, как ты смеешь говорить храмовнику Двухвостого Светила когда он может ездить верхом, а когда нет…».