Архаические мифы Востока и Запада [заметки]

Шрифт

Интервал

Отмечу, что моя фамилия внесена в список редколлегии МНМ по недоразумению.

См.: МДМ (там же очерк истории вопроса); МНМ.

Прошу читателя заметить, что это не есть полное и окончательное определение мифа. Мы еще будем подходить к этому определению с разных сторон.

Шибутани. Т. Социальная психология. М., 1969, с. 53–75.

Строго говоря, человек, ныне заселяющий Землю, классифицируется как разновидность Homo sapiens sapiens. Его предшественники, например неандертальский человек, тоже относились к виду Homo sapiens, однако о мышлении этих наших предшественников мы не имеем сведений; поэтому у нас будет идти речь только о Homo sapiens sapiens, засвидетельствованном в течение приблизительно последних 40 тысяч лет, а точнее, о сравнительно поздних его представителях — земледельцах и скотоводах, населявших Землю в догородской (доклассовый) период между IX тысячелетием до н. э. и I тысячелетием н. э. и оставивших в дальнейшем следы в письменных памятниках, преимущественно в наиболее ранних.

Из этого мы должны заключить, что, чего нет в языке, того нет в специфически человеческом сознании. Л. С. Салямон предлагает обратное — считать, что чего нет в сознании, того нет в языке, — однако это просто само собой разумеется: бессознательные звуки и сочетания звуков к языку, конечно, не относятся. «Сознание, — говорит Л. С. Салямон, — ищет и но всегда находит способ выразить себя в формах языка». Но это значит лишь, что оно находит обходные способы выражения — тропы (о чем и пойдет речь в этой книге), а также изображения.

В. К. Афанасьева задает мне вопрос: «А как обстоит дело со зрительным образом? С отсутствующим объектом, возникающим в памяти?» — Зрительный образ запечатлевают в памяти и животные, и эта способность сохраняется и у человека. Но здесь речь идет о сознании как о явлении, специфически свойственном человеку. Вообще первая рефлекторная сигнальная система, выработавшаяся у высших животных, продолжает действовать и после выработки второй сигнальной системы, специфичной для человека, и различные целесообразные реакции вызываются и в виде прямого рефлекса, а не только путем вторичного словесного рефлекса. Однако человеческое сознание невозможно без словесной, второй сигнальной системы, и поэтому мы вправе сказать, что, где нет словесных сигналов, нет второй сигнальной системы, там нет и человеческого сознания.

З. Фрейд и многие психологи после него различают «бессознание» (Unbewusstsein), «досознание» (Vorbewusstsein) и «сознание» (Bewusstsein). Такая классификация нередко представляется полезной, но имеет тот недостаток, что существует в отрыве от физиологических механизмов, ответственных за различные типы рефлекторных ответов на раздражения, генерируемые вовне или внутри организма человека.

Само человеческое сознание видоизменяется и от возраста к возрасту, от исторической эпохи к эпохе, от одной социальной группы к другой. Но об этом пойдет речь ниже. Сейчас нас интересуют общие категории сознания.

Уже школа бихевиористов пришла к заключению, что «сознание есть форма неслышного лингвистического поведения», и из этого же исходит автор известной у нас в Союзе обобщающей монографии «Социальная психология» Т. Шибутани («осознание связано с лингвистической коммуникацией», с.155; «Мышление… социально, потому что протекает на языке конвенциональных символов, установленпых для значений, относительно которых существует высокая степень согласия…», с. 157–158). Мышление, говорит также и Шибутани, представляет собой беззвучное лингвистическое поведение, для предвидения же необходимо воображение — следовательно, добавим мы, введение эмоциональной сферы. Впрочем, оно не только беззвучное, но и «стенографическое», так как это процесс скоростной и морфосинтаксические связи слов не обязательно выражены в мысли эксплицитно.

Это совершенно не противоречит эмоциональному «поэтическому» познанию мира первобытным человеком. Художественное, «поэтическое» мышление не сводится к мышлению образами, поскольку тоже имеет словесный коррелят, относящийся ко второй сигнальной системе; в то время как словесно не оформленный образ относится к первой сигнальной системе.

Вопросы семантических связей в языке исследовались И. Шрёпфером в его «учении об обозначениях», а затем Оли (Ohly), Л. Гульковичем и др. В работах И. Г. Франк-Каменецкого и О. М. Фрейденберг наличие семантических рядов, пучков и полей постулировалось, но они увязывались с ошибочными лингвистическими построениями Н. Я. Марра.

Мифологемы — это сюжетообразующие персонажи и ситуации, определяющие общее содержание мифического сюжета и способные повторяться в семантически однородных рядах.

Известна ли эта игра младшим поколениям? Она состоит в том, что группа детей садится рядком и крайний передает своему соседу на ухо шепотом какую-нибудь короткую фразу, тот — своему соседу и т. д. Последний с другого края произносит вслух то, что ему удалось услышать от своего соседа. Обычно сходства с первоначальным сообщением мало или вовсе нет никакого. В принципе этот характер передачи относится и к информации мифической; но здесь имелись свои особенности, о которых мы скажем особо.

Впрочем, экспериментально установлено В. Андерсоном и проверено другими учеными, что феномен «испорченного телефона» не получается, если имеется несколько источников информации; ошибка в традировании одного источника до известной степени компенсируется традированием других источников («закон самоисправления»).

Заметим, что человечество всегда имело и имеет игры_>,удовлетворяющие избыток общечеловеческой потребности в агрессии: борьба, гладиаторские игры, хоккей, футбол; а также и удовлетворяющие избыток других эмоциональных потребностей: зрелище, танец.

Древний вавилонянин III–II тысячелетий до н. э., как раб так и не-раб, но занятый тяжелым физическим трудом, нормально получал паек, состоявший из 2 л ячменного зерна на мужчину (ок. 4000 ккал), 1 л на женщину (ок. 2000 ккал) и 0,5 л на ребенка, способного производить работу (примерно от 5 до 12 лет — ок. 1000 ккал). Ячменное зерно (но не печеный хлеб) обеспечивало его большинством необходимых витаминов, кроме витамина С, для получения которого он должен был собирать дикий лук и чеснок или сажать его у своей хижины. Мясом люди (кроме рабов) питались, но изредка — в храме при заклании жертв на праздники. Размер всего пайка зависел не от величины производимого продукта, а исключительно от возрастного статуса человека. См. также примеч. 56 к главе II.

См.: Bottero J. La plus vieille cuisine du monde. — L'Histoire № 49, Octobre 1982, c. 82.

Здесь и ниже мы будем рассматривать мифотворчество как вид социального поведения. Уже цитировавшийся нами представитель социальных психологов Т. Шибутани замечает (Шибутани Т. Социальная психология, с. 23), что профессионально они интересуются не всем, что делают люди; их внимание сосредоточено лишь на закономерностях человеческого поведения, которые обусловливаются фактом участия людей в социальной группе и поэтому действующих, в известном смысле, как единое целое. Социальная группа состоит из лиц, взаимодействующих в каких-либо (различных) совместных мероприятиях (там же, с. 19, 22, 23, 82, 153, 155 и др.). Само собой разумеется, что в основе психологии группы лежит психология отдельных интересов, обусловленных их физиологией; но их взаимодействие тоже является законным объектом исследования.

Интересно, что в древности — по крайней мере на древнем Востоке — можно было зарубить мужчину, мальчика, но не женщину; если уж приходилось убивать женщину, то только не оружием.

Хотя нередко он не представлял себе, чтобы между существованием по эту или ту сторону смерти существовало бы столь уж большое различие (как о том свидетельствует выдающийся путешественник и этнограф Кнуд Расмуссен, сам эскимос по матери).

Заметим, что так же поступали и первые философы: миропорядок — это «вечно живущий огонь, мерами вспыхивающий и мерами гасимый», «раздор есть отец всего, царь всего», «все течет, все меняется, на вступающего в те же реки натекают все разные и разные воды» (Гераклит); «мир создан из воды» (Фаллес).

Эту историю рассказал мне И. Н. Винников, бывший директор Института этнографии в Ленинграде.

Справедливость требует заметить, что лучшие из этнографов, в особенности Э. Э. Эванс-Притчард, всегда понимали опасность информации, полученной через «человека с записной книжкой» — такое обозначение вовсе неуместно в отношении лучших из ученых-этнографов, как, скажем, Б. Малиновский или наши В. Г. Богораз, Л. Я. Штернберг и многие другие. С 50-х годов этнографы, миссионеры и практические работники, посылаемые в Африку или Новую Гвинею из США, проходят основательную языковую подготовку по методикам, разработанным школой дескриптивной лингвистики, и т. д. И все же полученный этнографический материал в целом остается очень разнородным и в количественном, и в качественном отношении и базирован на вторичных текстах — записях. Нам кажется, что архаические данные о первобытном мышлении, сохраненные первичными оригинальными письменными источниками, заслуживают отдельного и целостного рассмотрения, чему и посвящена эта книга.

С этим сталкивается и современный мыслящий человек; но в отличие от первобытного человека он научился создавать новые выражения для вновь возникающих общих понятий.

Здесь мы не будем касаться сложнейшего вопроса о происхождении слов языка. В период складывания исторических языков (куда мы относим и языки, лишь реконструируемые методами сравнительно-исторической лингвистики) сложилось явление, чрезвычайно важное для всего дальнейшего языкового и, шире, духовного развития человечества: чистая знаковость слова, отсутствие (или утеря) его органической и формальной связи с обозначаемым (денотатом). Язык превратился в обширный, гибкий, богатый знаковый фонд для обозначения явлений — в код окружающего мира. Однако язык — код особого рода; двоичный код ЭВМ кодирует цифры, цифры могут кодировать, скажем, буквы, буквы кодируют элементы слова, знаки семафора кодируют слова и целые предложения — но только язык кодирует безграничный мир феноменов.

Словотворчество бессознательно, а потому мало зависит от идеологии сиюминутности, не проходя ни цензуры, ни даже, по большей части, автоцензуры.

Поэтому часто говорят о полисемии (многозначности) древней лексики (см., например: Lewandowski Th. — Linguistisches Worterbuch, 2^>3, 1959, с. 575: «Полисемия обычно считается… Центральным свойством лексических единиц и основной структурной чертой языка»). Некоторые переносят понятие полисемии и на грамматические структуры (Muller Н.-Р. Polysemie im semitischen und hobraischen Konjugationssystem. — Orientalia. 55, 4. 1986, c. 365). Однако о полисемии древнего слова или грамматической категории можно говорить только относительно современных языковых систем; для древнего человека, например, латинское dominium с полисемическим значением класть, владение, господство, собственность, суверенитет — моносемично, ибо, с его точки зрения, «власть, владение, господство, собственность, суверенитет» — просто одно и то же. Тем более это относится к унитарным способам грамматического выражения того, что с точки зрения современных языков является различными вещами, например вид и время, различные типы модальности и мн. др. Речь идет не о полисемии, а об определенных ассоциативно связанных семантических пучках.

Так обычно переводят это слово ассириологи. Но аккадский эквивалент этого шумерского слова — aklu означает просто еда, и не более ли вероятно, что в мисках помещались не хлебы, а каша?

Милитарев А. Ю. Происхождение корней со значением «творить, создавать» в афразийских языках. — Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока (ПППИКВ). XIX Годичная научная сессия ЛО ИВ АН СССР (доклады и сообщения). Ч. III. М., 1986, с. 63–79.

В своей работе, не случайно включенной в сборник «До философии», Г. Франкфорт пишет: «Спекулятивное мышление стремится закрепить (underpin) хаос непосредственного опыта, чтобы обнаружить черты некоей структуры — порядок, взаимосвязанность и смысл» (Frankfort U. and H. A. Myth and Reality. — Before Philosophy. Harmondsworth, 1949, c. 11); «Древнее мышление — мифотворческое, мифосозидающее мышление — допускало, одно наряду с другими, известные ограниченные прозрения (insights) которые одновременно считались действительными (valid), каждое в своем особом контексте, каждое в соответствии с определенным путем подхода (avenue of approach)» (Frankfort H. Ancient Egyptian Religion. An Interpretation. N. Y., 1948, c. 4); «[Мифы] проявляют известную значимую непоследовательность (meaningful inconsistency) и не бедность, а, напротив, сверхизобилие воображения. Если мы станем рассматривать их как неудачи, как доказательство неспособности… достичь интеллектуального синтеза, мы попросту ложно поймем их задачу» (там же, с. 19).

Однако справедливые рассуждения Г. Франкфорта ослабляются тем, что он склонен считать бинарность в осмыслении мира специфической чертой хамитских народов, и в частности египетского (Frankfort Н. Kingship and the Gods. Chicago, 1948, с. 350, примеч. 12). Более правильно говорит Лич, что «бинарные оппозиции свойственны человеческой мысли» (Leach Е. Genesis as Myth. — Myth and Cosmos. Readings in Mythology and Svmbolism. Ed. J. Middleton. Austin-London, 1967, с. 3; цит. no: Troy L. Patterns of Queenship in Ancient Egyptian Myth and History. Uppsala, 1986).

Нечто аналогичное Г. Франкфорту говорит и М. Элиаде: «Через миф мир может быть воспринят как вполне членораздельный, постижимый и значимый космос» (Eliade М. Myth and Reality. L., 1963, с. 145). Однако этому положению Элиаде дает экзистенциалистское истолкование, которое не представляется нам приемлемым.

Но, например, Хорнунг ищет в египетской мифологии философию: «Если применять к египетской философской и богословской мысли двустороннюю логику, основанную на различении А и не-А и закона исключенного среднего, то это немедленно приведет к неразрешимым противоречиям… Либо мы отождествляем подлинно логическую мысль с двухвалентной логикой, и тогда египетское мышление неоспоримо „алогично“ или „дологично“, либо мы должны признать возможность существования другого типа логики, которая может быть только „поливалентной“ логикой» (Hornung Е. Der Eine und die Vielen. Darmstadt, 1971, с. 235 и сл.). Это рассуждение опровергается тем, что, как показывает сравнительное языкознание, архаический человек не умел создавать никаких общих непредметных понятий, и поэтому незакономерно реконструировать для него некую «особую» философию. Все его обобщения были вынужденно метонимически-ассоциативными или тропическими, а не абстрактными, и поэтому мифологическое мышление — вообще не философия. Поэтому Дж. Бейнз справедливо возражает Хорнунгу: «Термин „логика“ сам употребляется различным образом, что придает различные значения объекту исследования. Прежде всего понятие „логика“, описывающее нечто хорошо известное в западном обществе, несомненно, не универсально, и было бы неуместным искать параллель такому понятию в древнем Египте» (Baines J. Interpretations of Religion: Logic. Discourse, Rationality. — Gottinger Miszellen. 76 [1984], c. 29; цит. пo: Troy L. Patterns of Queenship).

Если миф возможен лишь в виде тропа, то отсюда, конечно, не следует, что каждый троп должен являться мифом. Оставя далеко позади мифотворчество, мы продолжаем пользоваться тропами, так как без них невозможна не только мифология, но и искусство, да и вообще в повседневном и даже научном мышлении нам часто необходимо прибегать к тропам. Заметим, что троп закономерно теряет эмоциональность от частого употребления («ручка двери», «закат солнца» и т. п.).

Отделение «идеологизированных» мифов от мифов первичных произведено нами, конечно, «на глазок» — эта операция нуждается в проверке и подкреплении текстологическим и историческим анализом.

Заимствовано из: Словарь русского языка в четырех томах. 3-е изд., дополн. М., 1981–1984. Конечно, существуют философские разработки проблемы о том, что такое истина (например, как подсказывает нам Л. С. Салямон, такое определение: «Факт — это то, чего нельзя изменить никакими комбинациями мысли»). Но мы не будем вдаваться в сложности множащихся и часто взаимно противоречащих философских учений и здесь сознательно оперируем с понятиями, как они бытуют в нашем повседневном сознании.

Здесь можно было бы начать вдаваться в феноменологические и экзистенциалистские теории, от Э. Гуссерля и позже, но это завело бы нас далеко.

В настоящей книге мы исходим из следующего рассуждения. Восприятие объекта из внешнего мира создает в сознании некоторые образные представления, являющиеся субстратом для ассоциирующей деятельной реакции, а также и для воображения, т. е. для создания ассоциаций первоначально лишь внутри самого сознания. Необходимость целесообразно реагировать на объекты внешнего мира вынуждает к их обобщению, начиная от простейшего: «хорошо» — «плохо», «опасно» — «безопасно» и кончая много более сложными умозаключениями. Во второй сигнальной системе эти обобщения должны получать словесное оформление; но когда в языке отсутствуют обобщающие абстракции, оторванные от конкретной вещественности предмета, процесс обобщения, отходя от первичного конкретного образа, вызывает другие образы, ассоциативно связанные по тропическим рядам и создающие косвенное обобщение. Эти образы на известном, достаточно раннем этапе развития человека могут получать не только словесное кодирование, но и изобразительное отображение; последнее однако, строго говоря, еще нельзя назвать искусством, как и высказывание в словесно выраженных тропах нельзя назвать наукой.

В наше понимание этого процесса специалисты по теории познания, психологии и физиологии, возможно, внесут свои серьезные коррективы; однако представляется, что наше описание архаического познавательного процесса достаточно для целей, которые ставятся в настоящей книге.

Всякую информацию из внешнего мира древний человек получает либо непосредственно, либо через традицию. Если он получает ее непосредственно, тогда его реакция либо мгновенная и спонтанная, либо механическая (на основе собственного или группового опыта), либо требующая обдумывания. Обдумывание состоит в создании воображением ассоциаций с уже имеющейся информацией. Эта информация также может быть либо своя, т. е. уже бывшая у этого субъекта в ходу, либо опять-таки традированная. Информация традированная может быть либо случайной и потому менее ценной, либо типа «все говорят».

Однако же связь по сходству, видимо, ощущалась как низшая в иерархии: так, в языке нередко встречаются однокорневые и даже идентичные слова, обозначающие функционально сходные феномены (например, гиену и коршуна, разные красящие растения), но почти нет слов, одинаково обозначающих предметы, сопоставимые только по внешнему их сходству (например, обозначающих гиену и жирафу по принципу пятнистости). О выделении первобытным мышлением причинно-следственных связей см. в следующей главе.

«Любой человек, зависящий от кооперации с другими, становится особенно восприимчивым к их взглядам» (Шибутани Т. Социальная психология, с. 80).

Я. В. Васильков замечает, что когда вера первобытная доверяет авторитетам, потому что просто не имеет противоречащих данных, то это еще не есть религиозная вера; последняя открыто выступает против логики (рассудка): credo, quia ineptum est, certum est quia impossibile est («верю, потому что нескладно, считаю несомненным, потому что невероятно»). Но такое утверждение религиозной веры предполагает уже наличие противостоящих ей логических средств познания, и тогда вера отстаивает свое право не считаться с ними: «Пускай наука утверждает что угодно (я знаю, что она не раз ошибалась), пусть опыт свидетельствует, что мертвые не воскресают, — я все же буду верить в уникальное воскресение Христа, потому что это дает мне смысл жизни и нравственные ориентиры». В первобытном обществе такой ситуации быть не может, она возникает только на грани поздней древности и средневековья. Однако верующий, конечно, и в первобытную эпоху постоянно отбрасывал предлагаемые более рациональные объяснения феноменов, но это происходило оттого, что вера опирается на коллективный авторитет предков, противостоящий домыслам пусть и логичным, но домыслам всего лишь отдельных лиц, а доминирует побуждение «делать как все». Кроме того, и в особых нравственных ориентирах, не заданных в самом социальном сознании, первобытное человечество нуждается в незначительной степени.

Заметим еще, что мы имеем все время дело с социальной психологией, внимание которой сосредоточено лишь на «тех закономерностях человеческого поведения, которые обусловлены фактом участия человека в социальной группе» (Шибутани Т. Социальная психология, с. 23). Чувство взаимной общности (идентификация), возникновение групповой нормы обусловлено, конечно, не «коллективным разумом», оно базируется на своего рода взаимопонимании, на наличии у людей общей им всем картины мира (там же, с. 38).

Напротив того, сюжет сказки немифического содержания — занятный, хотя, быть может, и поучительный вымысел: «сказка ложь, да в ней намек: добрым молодцам урок». Конечно, сказка может и должна быть эмоциональной: эмоция не есть привилегия мифа; но миф и сказочный сюжет находятся в разных планах диахронии и различны по установке.

Ю. В. Андреев замечает на это, что троп необязательно эмоционален, например в идиоматических выражениях. Справедливо, хотя тут в большинстве случаев идет речь о тропах стершихся, «лексикализованных». Но верно и то, что строго логическое, научное мышление не может или по крайней мере не должно быть эмоциональным.

Ю. В. Андреев справедливо замечает, что «человек, мифологически мыслящий, вообще не заинтересован в познании своего отношения к миру, которое предполагает недоступный ему очень высокий уровень рефлексии». Вот почему на архаическом уровне и существует лишь мифологическое мышление и нет разделения на мышление научное, направленное на объект, и на мышление художественное, направленное на наше отношение к объекту (который в принципе может находиться и внутри нас). Ср.: Рунин Б. М. Вечный поиск. М., 1964. Далее Ю. В. Андреев цитирует мое замечание на с. 11: «Кроме некоторых специфических обстоятельств, практический характер реакции [первобытного человека], на внешние импульсы преобладал, и интерпретативная сторона восприятия была необходима лишь в пределах нужд жизненной практики — или, в лучшем случае, на ее периферии». При этом он задает мне вопрос: «Стало быть, дикарь-философ, дикарь-поэт должны раз и навсегда уступить место дикарю-практику (охотнику, земледельцу)?..» Однако из изложенного выше видно, что архаическое («мифологическое») мышление содержит в зародыше и философию и искусство.

Шеррингтон Ч. и др. Рефлекторная деятельность спинного мозга. М., 1932.

Наиболее ясно — в посмертной работе, доложенной Вяч. Вс. Ивановым на симпозиуме в 60-х годах, см.: Симпозиум по Структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М., 1965. Ср. также: Выготский Л. С. Мышление и речь. М., 1934; он же. История развития высших психических функций. М., 1960; он же. Психология искусства. М., 1965.

Салямон Л. С. О физиологии эмоционально-эстетических процессов. — Содружество наук и тайны творчества. Под ред. Р. С. Мейлаха. М., 1968; он же. Элементы физиологии и художественное восприятие. — Художественное восприятие. I. Под ред. Б. С. Мейлаха. М., 1971.

Для примера возьмем литературный аккадский (ассиро-вавилонский) язык: он различал цвета «теневой» (черный или черно-зеленый, ṣalmu), «яично-белый» (peṣû), «кровавый» (темно-красный или коричневый, du'āmu), «сердоликовый» (или розовый, sâmu), «лазуритовый» (синий, иссиня-черный, uqnû), «травяной» (желтый или желто-зеленый, warqu), «серебристый» (ṣarpu). Заметим, однако, что число терминологически различаемых цветов соответствует практическим потребностям в их различении. Поэтому у эскимосов может различаться множество оттенков цвета снега и льда (У. Мазинг).

Салямон Л. С. О физиологии, с. 286 и сл.

Господство эмоции на этапе мифологического мышления не абсолютно: в любом случае действуют оба полушария головного мозга, и хотя в мифологическом мышлении нет абстрактных понятий, однако общие понятия предметного характера есть. Поэтому и на мифологическом этапе в мышлении имеются элементы рационального анализа и со временем все более начинает играть роль не только тропический, но и рациональный синтез. С другой стороны, когда человеческое познание разделяется на научное (рациональное) познание объектов мира и на преимущественно эмоциональное познание нашего отношения к объектам мира, само научное, логическое мышление не освобождается полностью от элементов эмоции и от применения тропов.

Ср.: Рунин Б. М. Вечный поиск. М., 1964.

Ср. Г. Франкфорта о «значимой непоследовательности» и «сверхизобилии воображения» в примеч. 7.

Об эмоциях ср. также, например: Кеннон В. Физиология эмоций. М., 1927; Moles A. L'analyse des structures du message poétique aux differents niveaux de la sensibilité. — Poetics. Warszawa, 1961; Симонов П. В. Что такое эмоции. М., 1966.

Так и в случае слов, начинающих уже приобретать абстрактное значение: еще во II в. до н. э. в библейской книге «Экклесиаст» встречаем: ṭôb хороший, добрый, благой, счастливый, приятный, удачный; rā' дурной, злой, больной, неприятный, тяжкий, злобный, несчастливый и т. п. — Аккадское слово napištu (и шумерское zi) само по себе в значении кровь не засвидетельствовано, но такое значение засвидетельствовано в урартском для шумерограммы этого слова — ZIMEŠ.

Васильков Я. В., Невелева С. Л. Ранняя история эпического сравнения (на материале VIII книги «Махабхараты») (в печати).

См.: Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М.-Л., 1927, с. 30, 39 и сл.

Приведенные нами случаи переходов значения по семантическим рядам лингвисты пока не проверяли строгими методами, и теоретическое обоснование сложения и существования таких переходов не сформулировано. Вопросы семантики, конечно, изучались философами и психологами (Шрёпфер, Оли, Гулькович и др.), но их выводы, как нам кажется, практически неизвестны лингвистам. Мы вполне готовы допустить, что всестороннее исследование проблемы семантических рядов и полей внесет в нее новое понимание, однако пока мы эмпирически исходим из обильного материала, собранного лингвистами-компаративистами.

См.: Freud S. Die Traumdeutung. Wien. 1900. Во фрейдистской психоаналитической науке этому вопросу посвящено огромное множество исследований. Помимо оказавших большое влияние на художественную литературу сексуальных «замещений» важное место занимают и другие (например, замещения смерти).

Разумеется, наука может изучать и отношение человека к объекту (искусствоведение, литературоведение), но тогда само это отношение есть объект, который не индуцирует или не должен индуцировать эмоций.

В данном случае и во всех подобных мы имеем в виду религию как содержание веры, как убеждение, основанное не на логическом рассуждении, а на свободной опоре на авторитет «древних» или «всех». Следует отличать от этого позднейшую нормативную, идеологизированную, а в дальнейшем — догматизированную религию.

Эпос о Гильгамеше («О все видавшем»). Пер., ст. и коммент. И. М. Дьяконова (Литературные памятники). М., 1961 (послесловие); Дьяконов И. М. Образ Гильгамеша (К вопросу об отношении мифа и эпической поэзии). — Труды Государственного Эрмитажа. 2. Л., 1958. с. 5–72.

Здесь и ниже материал индийской мифологии изложен по Я. В. Василькову.

В книге нет первой кавычки. Возможно, она должна быть перед «мифлогические»… (Прим. сканировщика).

Матье М. Э. Древнеегипетские мифы. М.-Л., 1956, с. 54.

См. рассуждения Г. Франкфорта, М. Элиаде и других авторов, цитированные выше, в примеч. 7. Мы вряд ли можем согласиться с определением Франкфортом архаического мышления как «спекулятивного», но в основном приведенные нами его заключения могут сейчас считаться принятыми в науке. Другое дело, однако, какие из этого делаются дальнейшие выводы. Так, мы не можем принять, концепцию Э. Хорнунга, видящего в мифологическом мышлении логику — отличную от аристотелевской, но все же именно логику своего рода; нам кажется недостаточной «теория функций» Ж. Дюмезиля; нам кажется недопустимым привязывать те или иные особенности архаической мифологии к культурам народов специфически той или иной семьи языков; что же касается структуралистской теории К. Леви-Стросса, то к ней мы вскоре вернемся. Не все в ней для нас приемлемо. Неприемлемы для нас и многие другие существующие толкования явления мифа. Как пример можно взять интересную книгу: Lana Troy. Patterns of Queenship in Ancient Egyptian Myth and History. Uppsala, 1986. Согласно Лане Трой, в основе египетской религиозной и политической мысли лежит некая предсуществующая идея дуальности, проявляющаяся затем в виде символов на уровне космогонии, а затем уже — мифологии разных уровней, а также ритуала. С нашей точки зрения, архаическое мышление может раскрывать объективно существующую в мире бинарность, но идея (или символ) не может предшествовать прямому наблюдению.

А не синкретическому; синкретизм — это исторически новый этап в развитии восточных религий, которого мы здесь не можем касаться.

См.: Archaeological Investigations in the Island of Failaka 1958–1964. Kuwait, 1968, рис. 79.

Мы еще будем говорить о вариативности даже самых первичных мифов. Вызываемая мифологической интерпретацией широкая ассоциативность тропических построений возбуждает воображение, иногда почти безграничное, уводящее в конечном счета от интерпретативной функции мифа. Здесь уместно подчеркнуть что на протяжении всей этой книги мы говорим лишь о мифах собственно, в том смысле, как мы их определили на с. 9, 12, 28–34, 72, 84–85, 111. В популярных книгах, однако, по разряду «мифологии» зачисляются иной раз просто волшебные сказки (повествования с установкой на вымысел, лишь с некоторой мифологической окраской, вроде истории Леды и Лебедя или Данаи и Золотого дождя и многих других подобных, рассказываемых, например Овидием). Нам кажется, что подобные сюжеты к мифам в том понимании, которому мы следуем в этой книге, уже вовсе не относятся. Ср. выше, примеч: «Напротив того, сюжет сказки немифического содержания — занятный, хотя, быть может, и поучительный вымысел: „сказка ложь, да в ней намек: добрым молодцам урок“. Конечно, сказка может и должна быть эмоциональной: эмоция не есть привилегия мифа; но миф и сказочный сюжет находятся в разных планах диахронии и различны по установке».

Levi-Strauss С. Anthropologic structurale. P., 1958; он же La pensee sauvage. P., 1962.

Такое посредничество обычно достигается по семантическому ряду, на противоположных концах которого могут находиться бинарно противопоставленные оппозиции: «жизнь —…[скажем] вода… — смерть». Посредничество, однако, необязательно: оппозиция «небо — земля» может превратиться в семантический ряд, скажем «земля — дерево — небо», но может остаться оппозицией, если она не воспринимается как противоречивая, а потому вызывающая дискомфорт.

См. также выше о ритме, с. 60.

МНМ, т. 1, с. 393 и сл.; т. 2, с. 6 и сл.

Это же отсутствие историзма показательно для мифологических толкований 30–40-х годов, предложенных О. М. Фрейденберг. У некоторых психоаналитиков «историзм», парадоксальным образом, вневременной и сводится к смене фаз биопсихологического развития индивида, человека «вообще».

Так в МНМ, т. II. М., 1989, с. 422.

Завалова Н. Д. и др. Образ в системе психической регуляции деятельности. М., 1986, с. 14 (указано нам Я. В. Васильковым).

Замечание Я. В. Василькова.

Туранга имеет достаточно толстый ствол с мягкой, легко выскребаемой древесиной — идеальный материал для туловища барабана, точно так же как ее ветви — для барабанных палочек. Туранга растет во влажных местах на юге Ирака, но прежде была распространена и гораздо далее на восток. За эту справку я благодарен М. Э. Кирпичникову. — Оба больших аккадских словаря дают под вопросом перевод «дуб», что с ботанической точки зрения невозможно.

Заметим, что эта «гора» (kur) как бы перевернутая: под землей она существует как Преисподняя, но на земле как kur обозначаются плоские возвышенные равнины Сирийской пустыни (местные лесистые горы на востоке называются hur-sang). Если признать шумерскую Преисподнюю за «ось» (предположим, что это так), то это Мировая вертикаль… перевернутая вверх ногами!

Более подробно точка зрения Е. М. Мелетинского на разбираемые здесь вопросы изложена в его книге «Поэтика мифа» (М., 1976); о структуре космоса см., в частности, с. 248–254.

Всеобщий характер тропа подтверждается тем, что он встречается и в неиндоевропейских языках, например в финно-угорских: эстонск. põhi дно; север (замечание И. Г. Левина).

Но и «наш» центр необязательно жестко отождествим, в разных скандинавских мифах центр мира может относиться к «земле людей», к Асгарду и к ясеню Иггдрасилю (Стеблин-Каменский М. И. Миф. Л., 1976, с. 39–40).

Следует, однако, учитывать, что всякая бинарность проявляется в мышлении чаще всего не сама по себе, а как звено семантического ряда и поля.

Примечательно, что представление о Мировом древе и о божестве, поднимающемся по нему, «виясь лозой», встречается, однако в Полинезии — указывая, вероятно, на лингвистически точно установленное происхождение полинезийцев из лесистой Индонезии. Это божество — бог Тане, сын творца Но, разделитель неба и земли, бог грозы, дождя и леса, податель жизни — скорее Тор скандинавов, чем Одни с его Мировым ясенем.

Специально вопросу о Мировом древе посвящена статья В. Н. Топорова «О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с концепцией Мирового древа» (Труды по знаковым системам. V. Тарту. 1971, с. 9–62).

Сюда не входят фалл, ср. египетский иероглиф b3 ḥ означающий перед, но нисколько не вертикальный, и многочисленные итифаллические изображения греческих и египетских божеств.

Вот еще пример, где космогоническая мифологема на самом деле выводится не из общей идеи, а непосредственно из наблюдаемых фактов. Творение обитаемого мира из яйца есть, конечно, ассоциативно-метонимическое обобщение наблюдаемого факта появления живого существа из яйца.

История древнего мира. Под ред. И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой. [Кн. I]. Ранняя древность. Ред. И. М. Дьяконов. М., 1983, с. 79.

Салямон Л. С. Элементы физиологии (ср. примеч. 20). Ритмизованное художественное творчество предшествует прозаическому у китайцев, индоариев, шумеров и аккадцев, по-видимому, у египтян (см. работы И. Фехта), у греков. Лишь для скандинавов это берется под сомнение, но следует учитывать позднюю хронологию их памятников.

См.: Поэзия и проза древнего Востока (Библиотека всемирной литературы). М., 1973, с. 383.

Крамер С. Н. История начинается в Шумере. М., 1965, с. 78 и сл.

Даже та отрасль науки, которая изучает эмоциональные реакции человека как явление мира, сама по себе объективна и в принципе неэмоциональна, но она не отменяет искусство как автономный способ познания эмоционального отношения между человеком и миром.

Весь этот вопрос невозможно трактовать без учета биологических задач и социально-психологических побуждений человеческой особи (и вида), но об этом речь пойдет в этой книге ниже.

Т. Шибутани подходит к той же мысли, когда он говорит, что «концепция „причины“ и „следствия“ есть, по существу, антропометрическая проекция на Вселенную представления о разумном действии — впечатления, которое возникает из специфических человеческих переживаний» (Шибутани Т. Социальная психологии с. 27).

См. примечания выше.

В сказке архаический миф обычно прослеживается с большим трудом, а то и вовсе не прослеживается. Заметим, что многие «мифы греков и римлян», взятые преимущественно из Овидия и других поздних авторов и изложенные в гимназических курсах и популярных книгах, — на самом деле именно сказки, если определять сказку как художественное произведение волшебного, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел, игру фантазии (Э. В. Померанцева), а не на познание явлений мира. Ср. также выше, примеч: «Напротив того, сюжет сказки немифического содержания — занятный, хотя, быть может, и поучительный вымысел: „сказка ложь, да в ней намек: добрым молодцам урок“. Конечно, сказка может и должна быть эмоциональной: эмоция не есть привилегия мифа; но миф и сказочный сюжет находятся в разных планах диахронии и различны по установке».

Дьяконов И. М. Послесловие. — Эпос о Гильгамеше, с. 123 и сл.

Обратим внимание на широко распространенное явление циклизации, когда к одному громкому и памятному имени привязываются бродячие повествования и анекдоты, возникшие первоначально в совсем другой связи.

Стеблин-Каменский М. И. Историческая поэтика. Л., 1978, с. 180 и сл.; он же. Мир саги — становление литературы. Л., 1984, с. 20 и сл.

См.: Güterbock Н. G. Die Historische Tradition und ihre Literaturgestaltung bei den Babyloniern und Hethitern. — Zeitschrift für Assyriologie. Neue Folge, VIII (XLII), с. 1 и сл.

Tigay J. H. The Evolution of the Gilgamesh Epic. Philadelphia, 1982, Tablet I. Мы приводим «Эпос о Гильгамеше», поскольку автор им специально занимался; случай этот, конечно, не уникален. Так, Пятикнижие «дано Моисею с горы Синай», хотя в нем описана смерть Моисея в обстоятельствах, не связанных с откровениями этой книги.

Вот «экзотерический» вариант космогонического мифа дагонов: бог-предок Амма создал бесконечно малое семя. Заставляя его вибрировать, он превратил его в «яйцо мира», которое вовсе не яйцо, а матка с двумя плацентами; от каждой происходят две пары близнецов, мужского и женского пола. Но один из близнецов родился раньше времени и стал чудовищем, а его пара была отдана другому близнецу. В тщетных ее поисках злой близнец совокупляется с Землей (которая почему-то оказывается его матерью), и Земля высыхает. Тогда творец приносит в жертву доброго близнеца (ср. библейского Авеля) и разбрасывает его куски по Земле, которая прорастает деревьями. Добрый (воскрешенный в океане) близнец уплывает на Землю вместе с парами близнецов, становящимися предками людей, а затем уходит в океан в виде рыбы.

«Эзотерический» вариант еще длиннее и запутаннее и расходится с «экзотерическим» во всех сюжетных деталях, однако держится все время в пределах тех же семантических полей. Ядром мифа является космогоническая мифологема.

Сюда относятся териоморфность отдельных божеств, особенно в Египте, присвоение важнейшим божествам пантеона животных-атрибутов (бык у громовника и т. п.), сохранение в некоторых мифологиях Владычицы зверей в качестве варианта богини — «воительницы-девы», сохранение черт шаманизма.

Вероятно, сначала практиковалось «наследование сыном сестры» в чистом виде, а затем цари могли перейти к женитьбе на сестрах, приспособив старый обычай к своему желанию видеть после себя на престоле кровного сына: обычай династийного брака брата с сестрой возник у разных народов, возможно, как результат компромисса между древним обычаем «наследования сыном сестры» и на рождающимся патрилинейным принципом. Наследование «сыном сестры» (при кросскузенном браке) практиковалось в Аратте, т. е., видимо, в областях Пенджаба, где доживала позднехараппская культура (язык этой культуры был, вероятно, эламо-дравидским); эта же форма брака характерна для дравидов Южной Индии (система «алия сантана») (Я. В. Васильков). По данным из Элама (где, возможно, наблюдались и кровнородственные браки), допустимо заключить, что эта система была характерна лишь для царского рода (она не практиковалась среди простых эламитов). Лишь позже, подобно другим собственно царским обычаям, не только наследование через сына сестры, но и браки сестры с братом стали распространяться шире.

Функции божеств относятся к их месту в космосе, а роли — к их постоянному месту в божественном «социуме», аналогичном земному.

Антес Р. Мифология в древнем Египте. — Мифы древнего мира. М., 1977. с. 70 и сл.

Лишь сравнительно поздно засвидетельствован культ вообще мертвых (Среднее царство в Египте), хотя жертвы мертвым, несомненно, совершались и раньше.

Заметим, что этимологически Zéus (< общеиндоевр. *diēus) — бог не грома, а дня и дневного неба. В греческой мифологии (и латинской — Juppiter!) в нем соединены «дневные» и «грозовые» функции, но индийск. Dyāus pita(r) — это «Небо-Отец», но не громовник.

100

Кроме имени Зевса индоевропейскую этимологию имеют лишь немногие имена греческих богов.

101

Брáхманы (ед. ч.брáхмана) — ритуалистические комментарии к Ведам архаическим текстам, содержащие также новый мифологический и легендарный материал.

102

Наиболее архаичным ответвлением от индоиранской языковой и этнической общности, первым проникшим в горные области средней Азии (согласно Г. Моргенстиерне, Ж. Фюссману и др.), являются кафиры или нуристанцы, обращенные в ислам менее ста лет тому назад. До тех пор у них сохранялась неиндуистская и незороастрийская мифология во главе с Имро (= Яма-раджа), своего рода «шаманским божеством», и Индром (= Индрой), громовержцем, победителем драконов и демонов. Братом Индра является Мара, хранитель Преисподней, связанный также с образом Камы, божества страсти, и т. п. См.: Fussman G. Pour une problematique nonvelle des religions indiennes anciennes. — JA. 265 (1977), с. 21–70; Йеттмар К. Религии Гиндукуша. М., 1986.

103

М. Дрезден (МДМ, с. 353) высказывает весьма маловероятное предположение о происхождении Анахиты с запада и сравнивает ее с греческой Анатис, или Анаитис, почитавшейся в Малой Азии. Однако Анаитис — просто транскрипция иранск. Anāhitā, а Анатис — транскрипция имени богини того же типа, но западносемитской — ʼAnat; последняя, кроме типологического сходства ничего общего с иранской Анахитой не имеет.

104

«Старшая Эдда» (СЭ) — сборник космогонических, гномических (дидактических) и отчасти эпических текстов, записанных в XIII в., но значительно более древних; «Младшая Эдда» (МЭ) — книга исландского ученого Снорри Стурлусона (1170–1241), содержащая мифологические и метрико-поэтические сведения, необходимые для сочинения поэзии скальдов. И «Старшая» и «Младшая Эдда» записаны в Исландии в эпоху формального введения христианства, сосуществовавшего, однако, с дохристианскими традициями. Скальды — норвежско-исландские поэты XI–XIII вв., сочинявшие стихи в восхваление или поношение воинских вождей и королей либо в связи с другими драматическими событиями общественного значения. Скальдическая поэзия должна была следовать, особым сложным и правилам метрики и мифологической образности.

Помимо этого, отрывочные данные о германской мифологии содержатся в различных произведениях древности и раннего средневековья, от римских до раннегерманских и раннескандинавских (Тацит, Саксон Грамматик, англосаксонский эпос «Беовульф» и др.).

105

См.: Рокоrnу J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. I. Bern — München, 1959, c. 185. Ср. также западносемитское *ʼel — «бог» и ʼEl — имя собственное верховного божества (или одного из верховных божеств).

106

Она оплакивает золотыми слезами своего умершего (или уснувшего?) возлюбленного Ода, подобно тому как Артемида — Эндимиона, а Исида — Осириса. Вообще же Артемиде и Аполлону в Скандинавии сооветствуют сравнительно второстепенные божества: Скади, богиня-лыжница, и Улль, тоже бог-лыжник. Имя Улль этимологически соответствует индоиранскому Вртра, поэтому можно было бы подумать, что он бог бесплодный. Однако в родственных германских языках встречаем другие значения: готск. wulthus великолепие, др. — англ. wuldor слава. Улль как-то связан со Скади. Скади (др. — исл. skadhi вред м. р.) — дочь йотуна и жена вана Ньёрда, владыки моря и ветров, но у него не ужилась; у западных германцев в роли пары Ньёрда (*Нерт) ее заменяет Нертус; Улль — пасынок громовержца Тора. Почему не сын? Можно осторожно высказать предположение, что Улль — бог мороза (как Вртра — засухи) и снежных туч (потому пасынок бога грозовых туч Тора), отсюда он — бог «великолепного» снежного покрова (?). Очень мало известно о богине-пахаре Гевьон, образовавшей острова Дании из отвалов своего плуга. Она — богиня-дева, и ей достаются умершие девушками, как юные воины — Фрейе.

107

Название пятницы — англо-сакс. Frigedæg, др. — верхненем. frīatag, др. — норв. frjádagr — несомненно происходит от имени Фригг, др. — верхненем. Frījā, англо-сакс. Frig. Однако типологически латинская Венера (Venus) соответствует не Фригг, а Фрейе (< и. — е = *prī —любить, быть приязненным); этимология этого имени от и.-е. pro перед и т. п. кажется сомнительной, а в данном случае допустимо предположить контаминацию между Фригг и Фрейей.

108

Меркурий здесь — позднеримский, уже синкретизированный с греческим Гермесом. Этот Гермес — бог странствующих и путешествующих, бог ночных дорог, перекрестков, разбойничьих набегов и странствующих торговцев. Он же умелец с чертами трикстера. Хотя осуществление связей с внешним миром было важной функцией социума, однако столь отчетливый их principium volens известен, кажется, только в греческой мифологии (как Гермес) и еще у шумеров, где Хендурсанг — почти точная копия Гермеса (или, вернее, наоборот). Хендурсанг исчез, однако, в вавилонское время (может быть, в связи с переходом внешних сношений целиком к государству) и является уже, как Ишум (бог ночных огней?), вестником бога чумы Эрры, одного из божеств Преисподней. Последнее обстоятельство связывает Ишума-Хендурсанга с Гермесом Психопомпом, проводником душ в их странствиях к Преисподней.

109

То же встречаем в некоторых горных обществах, особенно тех, которые контролируют международные пути, например у осетин. Здесь главным богом является воинственный бог-странник Уастырджи, а бог-громовержец и покровитель земледелия Уацилла стоит лишь на втором месте.

110

Ср. Auslr-vegr восточный путь — Прибалтика и Русь.

111

Фрейр в своей ипостаси Ингви был божеством-предком также ингвеонов, группы племен, из которой вышли англы, фризы и саксы.

112

О том, как мы определяем архаику, см. выше, с. 7, 30. Само собой разумеется, что архаика в оговоренном нами понимании могла в свое время быть инновацией.

113

Автор — историк и филолог — исходит из убеждения, что историческая наука не может разрешать полностью свои задачи, не пользуясь данными социальной психологии; мы стремимся привлекать их в меру своих сил и возможностей. Для более надежного вычленения всех встающих психологических и социально-психологических вопросов необходимо было бы участие психологов-профессионалов, и автор надеется, что его работа привлечет их внимание к поставленным проблемам (без ущерба текстологической основе исследований).

114

То, что мы называем побуждениями, социальные психологи обычно называют мотивами (motives, см., например: Шибутани Т. Социальная психология, гл. «Мотивация»). Но поскольку мы оперируем литературными и изобразительными материалами, а в литературоведении и искусствоведении под «мотивами» (motifs) имеется в виду нечто совсем иное, то мы остановились на термине «Побуждения».

115

Не следует забывать, что помимо позитивных побуждений («пусть произойдет то-то») есть неизбежно негативные побуждения («пусть не произойдет то-то»). Свои principia volentes имеют, конечно, не только благоприятные для социума феномены, но и неблагоприятные, вызывающие побуждение от них избавиться, например если есть богини-целительницы и богини-охранительницы, то есть божества (или демоны) болезней, чумы, смерти; наряду с божествами, движущими оживлением природы, есть божества, движущие умиранием природы. Далее мы не всюду будем это оговаривать, но этот род «бинарности» надо все время иметь в виду. Нередко тот же самый principium volens может, скажем, и целить и убивать, ибо это в его воле. Отсюда «амбивалентные» божества, т. е. такие, в основе чьего образа лежит напряжение между двумя полюсами. Таковы все дравидские ammā матери; это как правило, богини холеры, оспы, желтой лихорадки, болезней скота и пр., но, будучи умилостивлены, они же и избавляют от этих болезней и вообще обеспечивают блага общины. «Двойствен» и тамильский Муруган: он юный бог любви и плодородия, но он же бог войны и разрушения. «Прото-Шива» на хараппских печатях также отмечен двойственностью: он изображен в итифаллическом состоянии, т. е. связан с плодородием, но он же сидит в позе аскета, подвижника. Ведический Рудра (возможно, уже отразивший субстратное влияние) также «амбивалентен»: насылает болезни, но и исцеляет от них, вредит скоту, но он же и «Владыка скота»; внушает ужас, но к нему же обращаются с эпитетом, перешедшим позднее в имя: Шива, «Милостивый». В индуизме этой диалектике противоположностей в образе Шивы придается идеологическое оформление.

116

Перечень, который мы даем, условный: есть разные классификации побуждений; и сама их подача в виде каталога, и порядок их перечисления могут явиться предметом критики. Несомненно, что перечисленные побуждения могут быть обязаны своим существованием физиологическим структурам разных уровней. Но окончательно классификация побуждений будет возможна только после более точного выяснения места их возникновения в структурах мозга.

117

Шибутани считает всякое нарушение равновесия между средой и личностью дискомфортом и, следовательно, полагает, что всякий импульс вызывается дискомфортом. Мы же употребляем слово «дискомфорт» в более узком смысле, как дискомфорт психологический, но не физиологический.

118

Толкования мифов, делаемые Фрейдом на основании его теории, кажутся нам нередко чересчур прямолинейными, но их, конечно, надо учитывать.

119

Отдельность побуждения к половой агрессии от побуждения к «гнездовитию» и т. п. подчеркивается тем, что (как видио, например, по вавилонской Иштар, см.: Cagnl L. Lʼepopea di Erra. — Studi semitici. 34. Roma, 1909, IV, 55–56) даже и гомосексуальные проявления половой агрессивности относятся к покровительству девы-воительницы.

120

«Родовым телом» мы будем здесь условно называть ощущение неразрывного телесного единства поколений в цепи прямого родства по отцу (по передаче семени). Это начиная с определенного исторического этапа, весьма важная психологическая черта архаического патриархального скотоводческого и земледельческого социума.

121

См.: Пропп В. Я.Русские аграрные праздники. Л., 1963.

122

См.: Цубянский А. М. О ритуально-магическом содержании образов древнетамильской лирики. — Восточная поэтика. Специфика художественного образа. М., 1983, с. 143–145. Этнографы с удивлением отмечают, что случаи рождения детей и даже беременности в результате таких добрачных связей практически не засвидетельствованы.

123

PW, s. v.

124

Matsushima Е. The Sacred Marriage Rite in the 1st Millennium В. C. — Oriento. 25, 1983;она же. Le «lit» de Šamaš et le rituel de mariage а l'Ebabbar. — Acta Sumerologica. 7. Hiroshima, 1985, c.129 и ср. также работы: Diakonoff I. M.Women not under Patriarchal Authority in the old Babylonian Period.-JESHO. XXIV, 1985; Kramer S. N. Le Mariage sacre (с дополнениями Ж. Боттеро). P., 1983. Обряд священного брака был, видимо, центральным для Месопотамской религии.

В Индии институт дэвадаси, супруг бога («баядер» европейских путешественников; ср. также японских гейш), появился очень поздно, в средние века, и только на юге, у дравидов. У индоариев на севере издревле был распространен другой вид «сакрального брака» — царь (воплощение Индры) мыслился супругом Шри, богини растительности, процветания и «царской удачи», причем воплощением Шри, по-видимому, считалась царица.

125

Ср. в Библии: Быт. 16:1; 21:9-10; 30:3, 9-10.

126

Lambert W. F. The God Assur — Iraq. XLV, 1983, c. 82–86; Lyczkatrska К. Pozycja spoleczna kobiety w okresie staroasyryjskim. Warszawa. 1979.

127

Harris R. Ancient Sippar. Istanbul, 1975.

128

Известны первобытные матрилокальные общества, где функции мужского воспитания лежат не на отце, а на брате матери. Как это отражается на проявлении описанного социального побуждения, подлежит исследованию; в обществах, рассматриваемых в этой книге, это явление не наблюдалось. Оно, во всяком случае, не старше неолита.

129

О значении ритма см. выше, с. 59 и сл.

130

Это может быть божество прорицаний, о котором ниже пойдет речь особо. Соответственное нервное состояние могло возбуждаться и искусственно — экстатическим танцем, особым наркотическим напитком (амбросией греков, сомой индийцев, хаумой иранцев; напиток Хаума/Сома был обожествлен в качестве бога Месяца: у скандинавов таким напитком был «мед скальдства», исторически засвидетельствованный лишь как поэтическая метафора, но, согласно мифу, находившийся в ведении бога-провидца Одина). По И. М. Стеблин-Каменскому, хаума должна отождествляться с хвойником, или эфедрой (Ephedra equisctina); ее связывают также с мухомором (Amanita muscaria).

131

Учителя миссионерских школ отмечали, что дети, не проведшие инициации, учатся лучше, чем прошедшие. Это, видимо, объясняется тем, что последние уже усвоили традиционные ценности и тем самым стали менее восприимчивыми к нетрадиционным.

132

Стеблин-Каменский М. И. Историческая поэтика, с. 151 и сл. (гл. «Апология смеха»).

133

Локи — этимология имени неясна. Не известен ни его отец, ни какие-либо следы его культа; мать его Лаувейя, вероятно, из йотунов. Локи коварен, непочтителен, злобен, насмешлив, изменчив — способен менять обличья и даже пол. Его коварству обязан своей гибелью светлый и всеми любимый бог Бальдр. Среди наказаний, которые к нему пытаются применить асы, есть и приковывание к скале (ср., согласно А. Ольрику, Прометея, тоже не имевшего культа). Однако в своей амбивалентности Локи способен приносить и благо. Аналогов Локи искали в нартовском эпосе и в «Махабхарате».

134

Характер карнавальной разрядки имел и афинский трехдневной праздник Тесмофорий, о котором см. с. 160; ср. также римские Сатурналии, процессии вавилонской богини Иштар урукской (согласно «Эпосу об Эрре») и мн. др.

135

В данном случае под человекоподобием мы имеем в виду не антропоморфизм (человеческую внешность), а приписывание богам человеческих побуждений — безразлично, воображается ли principium volens как человек или как медведь, черепаха, дракон и т. п.

136

Бэс — не только трикстер: вызываемый им смех отвращает несчастье.

137

Для греческой мифологии характерны целые племена сексуальных трикстеров — сатиров и силенов; ср. в скандинавской мифологии такую же множественность principium volens агрессии — валькирии.

138

См., например: Held G. J. The Mahabharata. An Ethnological Study. London-Amsterdam, 1935, c. 172–175.

139

В настоящей книге при упоминании мифологического персонажа, если нет иной сноски, предполагается отсылка к соответствующей статье в справочнике МНМ, а для греческого или римского — также на соответствующую статью в справочнике PW.

140

Тваштар (букв. «творец, изготовитель») — в ведической литературе бог, с которым связывался, по-видимому, особый («ремесленный») вариант космогонии. Тваштар создал все формы во Вселенной. В микрокосмическом плане он «оформляет» плод в утробе, наделяет людей красотой или безобразием. Им изготовлены важнейшие атрибуты богов: колесница и громовая дубина (ваджра) Индры, чаша для амрты («живой воды», питья богов). В литературе после Вед в функции умельца выступает Вишвакарман («Всесоздатель»), ремесленник, обслуживающий всех богов (см., например: Macdonnell A. A. Vedic Mythology. Strassburg, 1897, с. 116–118; Hopkins Е. W. Epic Mythology. Strassburg, 1915, c. 81).

141

В вавилонском храме божество (идол) укладывали спать, будили, одевали, «кормили», водили в гости к другим богам и т. п. В этой обстановке обряд «священного брака», разыгрывавшийся (как можно думать после исследований Э. Мацусимы) во всех храмах, мог помимо своего ассоциативного («симпатического», по Фрэзеру) благоприятного воздействия на плодородие играть и чисто натуралистическую роль удовлетворения сексуальной потребности почитаемого божества.

142

Ср.: Тменов В. X. Город мертвых. Орджоникидзе, 1979, с. 73; Магомедов А. X. Общественный строй и быт осетин XVII–XIX вв. Орджоникидзе, 1974, с. 311 и сл. Привлечение материала из обществ горного Кавказа оправдывается тем. что они сохраняли черты дофеодального (древнего) строя общества вплоть до XIX в.

143

В народной мифологии индийского эпоса есть бог-патриарх Брахма, скорее всего представляющий в «социуме богов» возрастной класс мудрых старейшин, которые, по-видимому, и несли в архаике, а также в народной среде более позднего времени функцию отправления общественной обрядности. Ведический и эпический Брихаспати, жрец богов, — персонаж едва ли архаический: такой образ мог сформироваться только в условиях развитого ведического культа, при четко определенном месте в обществе жрецов-профессионалов, после возникновения строя варн или даже кастового строя.

144

Сословно-правовая терминология индоариев и восточных иранцев во многом либо аналогична, либо прямо совпадает, а потому должна датироваться эпохой до их разделения между собой. — И у кельтов наблюдались замкнутые жреческие корпорации, однако скорее профессиональные, чем сословные.

145

Посейдон не всюду был богом моря; он был также богом коней и т. п. Локальным богом он был в Аркадии, Коринфе и др.

146

Исконная связь Фрейи с замужеством и деторождением кажется нам неочевидной (Ellison Davidson Н. Н. Gods and Myths of Northern Europe. Harinondsworth, 1964, c. 114–124). Мы уже отмечали, что у южных германцев Фригг контаминировалась с Фрейей.

147

Ср. библейские генеалогии «от Адама» (в конечном счете — от бога-творца), «от Ноя», Быт. 4, 5, 10. Аналогичны аморейские генеалогии (см.: Diakonoff I. М. Father Adam. — Archiv für Orient-Rorschung. NF. 19, 1982, c. 18–24). Ср. также шумерский «Царский список» от сотворения мира с его «династиями»: Jacobsen Th. The Shumerian King List. — Assyriological Studies. II. Chicago, 1932. Это явление засвидетельствовано у ранних семитов и индоевропейцев, как земледельцев, так и скотоводов. Более глубокая его древность требует проверки.

148

Jacobsen Th. The Harps that once… Sumerian Poetry in Translation. New Haven — London, 1987, c. 151 и сл. («The Birth of Man», «Enlil and Xinhuisag»). Cp. c. 119.

149

Привычнее было бы сказать «к одной языковой территории». (Однако язык как некое стабильное единство может существовать только как письменный, литературный язык. Применяется также термин «праязык», но и это означает некий диалектный континуум, в данном случае реконструируемый на момент утери контакта между отдельными диалектами.

В данном случае мы имеем в виду общий диалектный континуум на одном определенном диахроническом уровне. Поэтому не имеет значения, что те или иные имена божеств уже к этому времени не этимологизируются — для их отождествления между собой важно их функциональное сходство в мифологической систем.

150

Артемида не столько воительница, сколько охотница и как таковая — потомок «Владычицы зверей» на охотничье-собирательской стадии общества. Соотношение «владычицы зверей» с позднейшей «богиней воительницей» и другими типами богинь — например, с богиней-родовспомогательницей — подлежит дальнейшему исследованию.

151

Стеблин-Каменский М. И. Историческая поэтика, с. 152.

152

Джеймсон М. Г. Мифология древней Греции. — МДМ, с. 268.

153

Поэтому нет безоговорочно «воскресающих» богов: это разрушило бы миропорядок. Каждая смерть компенсируется новым рождением (это представлено наиболее, пожалуй, отчетливо в древнеиндийском представлении о переселении душ), но и в месопотамской мифологии каждое «воскресение» возможно только ценой поддержания равновесия в виде ухода в Преисподнюю некоей «замены» (Afanasieva V. Vom Gleichgewicht der Toten und Lebenden. — ZA. 70/11 (1980), c. 161–169; она же. Das Mythologem des Lebens und Oas Leben des Mvthologems in der Literatur Mesopotamiens. — AfO. Beiheft 19 (1982), c. 348–362).

Заметим, что в отношении шумерского бога Думузи часть ассириологов сейчас придерживается мнения, что он считался умершим и невоскресшим: песнь о спуске за ним в Преисподнюю его сестры Нгештинаны Т. Якобсен в своем издании шумерских мифов так и называет «Тщетный призыв» (The Harps that once…, с. 53–55). Однако такой тщетный акт как будто противоречит мифологическому ходу мысли, и нам кажется, что заключительные слова Думузи к сестре: «Пусть ее (матери) имя освободит меня от galla» — означают, что Нгештинана все же будет сменять его в Преисподней. («Гала» — это демон Преисподней, хотя Якобсен странным образом переводит это слово как ranger, т. е. лазутчик, диверсант.) Также и следующую песнь в сборнике Якобсена («В пустыне у ранней травы», с. 82–84) надо понимать как говорящую о выручке Думузи из Преисподней путем его замены. В другом тексте установление такой замены — приказ Инаны, ср. с. 229^>129.

154

Inannaʼs Descent: Jacobsen Th. The Harps that once…, c. 205.

155

Другой хороший пример — скандинавский устроитель мира людей и страж богов (асов) Хеймдалл, рожденный девятью сестрами.

156

Во время всемирного потопа боги-ануннаки поднимаются на небо и спасаются у стен города игигов: Эпос о Гильгамеше, XI, 114–115.

157

К ванам принадлежали бог Ньёрд (<*Нертс) и богиня Нертус у южных германцев (первоначально пара близнецов?) и их дети-близнецы — бог плодородия Фрейр (Ингви) и богиня-дева Фрейя. Они относятся к «наземным» богам, но не к богам Преисподней. Тем не менее супруги как Ньёрда (Скади), так и Фрейра (Герд) происходят из мира йотунов — гигантов, обитающих внутри земли, точнее, внутри гор (хотя не в Преисподней) и соответствующих титанам греков и ануннакам вавилонян. Асам и ванам посвящена специальная глава в работе: Dumezll G. De nordiska gudarna. 2 ed. Stockholm, 1966, c. 28. Однако он отождествляет противопоставление асов ванам — и даже войну между ними и их примирение — с социальным противопоставлением господ и крестьян, что не соответствует действительности, являясь несомненным анахронизмом и модернизацией. Древнескандинавское общество, бывшее до XII в. н. э. типологически древним (дофеодальным), включало знать и крестьян в одно сословие свободных.

158

Почитание конкретных дэвов (не прилагая к ним этого сводного обозначения) стало возможным в позднем зороастризме потому, что Заратуштра в своих проповедях («Гатах») проклинал и осуждал вообще дэвов, ни одного из них не называя по имени — очевидно, чтобы называнием не призвать их.

159

См. поэму о поколениях богов, по-видимому аморейских: Jacobsen Th. The' Harab Myth. — Sources from the Ancient Near East. II, 3, Malibu, 1984.

160

Варуна представлялся как действующий совместно с Митрой, который в других ситуациях был световым богом, однако, согласно данной космогонии, Солнце возникло позднее, а Митра выступает как покровитель вообще добра, мира, доброты, дружбы.

161

Ушас (Usās) и по имени, и по сути равна греческой Эос (Eōs <*ewsos) и латинской Авроре (<*auzōzā, *ausōsā), но в отличи от них Ушас играет большую роль в мифологии и в культе.

162

Вртра называется также Данавой, т. е. потомком Дану. Норман Браун производит это имя от глагола da- и переводит как стеснение, что нам представляется слишком абстрактным. В родственных санскриту восточноиранских языках (в скифском) *Dann- означает река, воды (ср. осетин. «дон» река, русск. «Дон» и др.). Вртра, конечно, не был божеством вод (а наоборот — засухи), но тем самым и непролившихся туч, и именно из его брюха изливаются воды. Ср. Змея, стерегущего воду, в разных мифологиях.

163

Иранский Вртрагна не отождествлялся с Индрой (последний тут считается одним из злых демонов). В Армении поздней древности — раннего средневековья Варахран (<Вртрагна) занял место хуррито-урартского громовержца Тейшебы-Тешшуба (в Коммагене он или его лувийская ипостась Тархунтс, армянский Торкʽ. Был еще раньше отождествлен с Зевсом Долихеном); урартский Халди был, видимо, отождествлен с Митрой. Урартская скальная надпись типа «двери бога» (Мхери-дур/Мехер-Капусы), посвященная Халди, в последующие времена считалась посвященной Мхеру (= Митре), в культе которого существовал ритуал ухода бога в гору.

164

Keilschrifttexte aus Boghazköi. I, 3 + Keilschrifturkunden aus, Boghazköi. Ill, 17 (Friedrich J. — Archiv für Orientforschung. 2, 1924).

165

См.: Хачикян M. Л. Хурритский и урартский языки. Ер., 1985, -šši: с. (it (2.2.1): — na, — l*; с. 73 (3).

166

См.: Morgenstierne G: Languages of Nuristan and surrounding regions. — Beiträge zur Südasien-Forschung, Südasien-Institut der Universität Heidelberg, 1. Culture of the Hindukush. Ed. K. Jettmar and L. Edelberg. Wiesbaden, 1974, с. 1; Lentz W. Parallels to the Deeds of Imro. — Там же, с. 37; Fussman G. Pour une problèmatique nouvelle des religions indiennes anciennes. — JA. 265 (1977), c. 21–70; Йеттмар К. Религии Гиндукуша. М., 1986, с. 49–121.

167

Эдельман Д. И. Дардские языки. М., 1965. Числительные взяты из трактата о коневодстве, написанного хурритом Киккули для хеттов, см.: Kammenhuber A. Hippologia helhitica. Wiesbaden, 1961.

168

Я. В. Васильков замечает также, что у индолога при ознакомлении с материалами кафирской мифологии, собранными в книге Йеттмара, складывается впечатление, что тут присутствуют, возможно, и доиндоевропейские и индоиранские элементы и целый ряд последовательных индийских наслоений: раннее индоарийское (ведическое), буддийское, разновременные индуистские. Поэтому для реконструкции архаической мифологии индоиранцев кафирская мифология может привлекаться лишь в некоторых ее глубинных слоях, которые еще предстоит обоснованно вычленить.

169

Генеалогии, конечно, могут подгоняться и подгоняются под желаемые структуры в чисто идеологических целях.

170

О возрастных классах как о признаке способности архаического мышления к абстрагированию писал Гулькович. Однако (типичное архаическое мышление может отличать и выделять общиие предметные понятия («земля», «вода», «старый», «молодой»), но не абстрактные непредметные понятия. Возрастное деление все-таки тоже базируется на прямом наблюдении явлений.

171

Так, у древних германцев возрастные группы как будто не были институциализованы, но ср. скандинавский миф о яблоках богини Идун, сохраняющих каждому его возраст. В некоторых дорических греческих общинах (например, в Спарте) возрастные классы четко выделялись. В Афинах и других недорических греческих городах существовал институт эфебов — юношей, подлежащих специальному смотру (докимасии) и отделявшихся после этого как от подростков, так и от зрелых мужей. Они проходили главным образом военную подготовку, хотя существовали и известные специфические культовые обязанности эфебов. В Египте подобный смотр юношей (начиная по крайней мере со Среднего царства — с распределением их по военным и мирным профессиям) осуществлялся в отношении юношей зависимого (илотского) сословия. См.: Берлев О. Д. Общественные отношения в Египте эпохи Среднего Царства. Социальный статус {так в книге. Надо «слой» — HF} «царских» ḥmw.w. М. 1977. Вполне четко возрастные группы существуют в индийской традиции. В древнем Шумере они прослеживаются по системе кормлений (существовали твердые пайки для каждой возрастной группы, не зависевшие от выработки; это хорошо прослеживается в отношении зависимых людей, но есть данные, что не иначе обстояло дело и с кормлением свободных), см: Gelb I. J. Ralion System in Ancient Mesopotamia. — JNES. 24,3 (1965), c. 230–243; Козырева H. В. Древняя Ларса. Очерки хозяйственной жизни. M., 1988. гл. 9. У хурритов тоже различались (помимо стариков) возрастные группы взрослых (мужчин и женщин), подростков и детей (мальчиков и девочек). Половозрастные классы были четко стандартизованы по размеру причитавшихся им постоянных продовольственных выдач, причем это касалось не только илотов, но и всего вообще населения. Если принять «взрослый» мужской паек за 100 %, то юноши и взрослые женщины получают 66 %, подростки — 40 % и дети — 33 %, независимо ни от выработки, ни от действительной продолжительности труда. См.: Wilhelm G. Das Archiv des Šilwa-Teššup. Hf. 2. Wiesbaden, 1980, c. 22 и сл. (таблицы).

172

Ср.: Стеблин-Каменский М. И. Историческая поэтика (гл. «Звери, боги и герои»).

173

По законам «мифологического реализма», по М. И. Стеблин-Каменскому.

174

Мы говорим о мифе как повествовании, имея в виду лишь мифологический сюжет, но не форму его словесного или письменного выражения. Следует всячески подчеркнуть, что миф — не жанр (якобы противостоящий эпосу, сказке и т. п.). Точно так же литературный сюжет может проявиться в романе, повести, рассказе, поэме, но сам он не является жанром. Распространенное употребление термина «миф» как особого жанра, противостоящего эпосу, сказке и т. д., вносит путаницу в понятия: здесь мы лучше употребили бы термин «мифическое повествование». Сравнительно более поздние авторы, например греческие историки, «подверстывают» мифологические события к последовательному изложению человеческой истории и тем самым приписывают им некую конкретно мыслимую дату, — но это, в плане развития идей, не архаичное явление. Относясь к общим феноменам мира, мифы в принципе безвременны и могут ежегодно повторяться в виде ритуалов. Это не значит, конечно, что каждый данный миф не может иметь свое конкретное происхождение в историческом времени и пространстве.

175

Это «синкретическое» изображение Неба не является ранним, но показывает, что мифологическое мышление продолжало существовать и в более поздние периоды развития египетской религии, давно уже идеологизированной.

176

Правда, казалось бы, самый миф о сотворении мира должен был бы предполагать существование некоего «ничто» до акта сотворения. Но на самом деле мыслилось не «ничто», не «не-бытие», а неупорядоченное бытие (хаос), в котором могли уже до творения существовать первичное яйцо, снесенное Великим Гоготуном (как у египтян), первичные реки (как у скандинавов), изначальные воды и плавающая поверх них «Мировая гора» (у индийцев, см.: col1_0 Труды по ведийской мифологии. М., 1986, с. 28 и др.); и, что любопытно, также у шумеров, в историческое время обитавших в совершенно плоской Месопотамии, есть Kur гора, но она же и «перевернутая» гора, Преисподняя.

177

Мы имеем в виду ограниченность области практического дознания. «То, чем древний человек занимался, он знал гораздо лучше нас: и погоду мог предсказывать, и урожай и неурожай, и какое зерно выбирать, и какое дерево рубить, а какое сохранить», — говорит В. К. Афанасьева, ссылаясь на прославленную книгу «Дерсу Узала» В. К. Арсеньева (1923). Однако эти по-своему достаточно богатые практические познания носили чисто прагматический характер: констатировалась закономерность последовательности явлений, но их причинно-следственные связи если и воспринимались, то лишь чисто интуитивно. Это и означает ограниченность практики древнего человека как критерия познания причинно-следственных связей.

178

Любопытно, что, хотя многие социальные и правовые термины в пра-восточноиранском и в индоарийском одинаковы, это не относится к названиям «варн» (сословий): индоарийск. brahman жрец, kśatriya — воин (букв. властный) и vaiśiya селянин, восточноиранск. ātharvan жрец огня, rathāeštar колесничий и vāstryō-fšūyant земледелец-скотовод. Термин brahman (или основу *brag'h-) пытались проследить и в других индоевропейских языках, однако лат. flāmenопределенный вид жреца (не сословие!) восходит к и.-е. *bhlaH-, а сканд. Bragi (<*bhragh-?) означает поэзия или имя мифического первого скальда — ни из того, ни из другого не получается названия жреческого сословия, да его и не могло быть в позднем неолите, к которому относится общеиндоевропейский диалектный континуум.

179

Можно отметить у Дюмезиля еще много искусственных построений. Например, если индийский громовержец Индра хорошо согласуется со скандинавским Тором, то индийский Варуна («бог-правитель») очень плохо согласуется со скандинавским Одином, который к томужене первоначальный глава германского пантеона. А у греков Зевс-громовержец оказывается не «богом-воином», как у индийцев и скандинавов, а «богом-правителем» и уж никак не сопоставим с Одином (а по имени совпадает этимологически с Тюром). Богами плодородия, по Дюмезилю, у индоариев были близнецы Ашвины (или Насатьи), а у иранцев — Хаурватат и (Амртат, но Ашвины, как сказано, скорее божества утра и вечера (как хурритские быки Хурри и Шери), а Хаурватат и Амртат, во-первых, относятся не к исконной индоиранской мифологии, а ко вторичной, идеологизированной мифологии зороастризма; а во-вторых, они и в ней входят не в триаду высших божеств, а в семерицу «Бессмертных святых» — остальные пять неправомерно исключены Дюмезилем. У скандинавов близнецам Ашвинам соответствуют близнецы (но разного пола) Фрейр и Фрейя, но у греков параллельная пара близнецов — Диоскуры Кастор и Полидевк — низведены до уровня героев и не входят ни в какую триаду, а брат и сестра Аполлон и Артемида — не божества плодородия.

180

Символ — не тот троп, который возникает в познании: он содержит в себе некую абстракцию. Аллегория вообще не троп.

181

На это И. Г. Левин возражает, что миф — не сюжетная единица: сюжет есть нечто конкретное и завершенное. Однако так же как сюжет может быть развернут в совершенно различные повествования (песнь, эпос, новеллу и т. п.), так и миф. И. Г. предлагает трактовать божество в мифе как персонаж; персонажи как мотивы, можно классифицировать, но их классификация еще не ведет за собой классификации сюжетов по типам. Рассказ может быть «мифом», если его используют сакрально, как источник познания и т. п. Однако, нам кажется, в том и состоит разница между мифами и сюжетом, что миф не только определяется тем, о чем ведется повествование, но сам непосредственно возникает из акта познания; а если мифотворчество есть акт познания, то мифы могут классифицироваться по предметам познания: ими могут быть и боги как побуждения.

182

«Три они, что чудны для меня, и четыре, что я не постиг: путь орла в небесах, путь змеи по скале, путь корабля среди моря и путь мужа к деве» (Библия, Притч 30:18–19).

183

Следует заметить, что греческая мифология — вся вторичная или даже третичная, результат смешения домикенских, микенских и позднейших традиций; сходство мифологии Гесиода с хурритской настолько велико, что его трудно объяснить одной лишь общностью типологии; в целом декодировать греческие мифы чрезвычайно трудно; недаром Ж. Дюмезиль и многие другие теоретики обходят греческий материал.

184

Хотя часто предполагавшееся влияние христианства на эддические песни очень сильно преувеличивалось, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что скандинавские источники записаны в эпоху (формальной) христианизации Норвегии и Исландии.

185

Ниже возрастные классы характеризованы обобщенно; они разнятся по культурам. Иногда все возрастные классы составляют «set» из подвижных во времени, но однородных по эпохе рождения возрастных «когорт».

186

Между тем и другим резкой грани нет, поскольку сотворение космоса входит в один семантический ряд с созданием (зачатием) человека.

187

Производным является аккадское слово ʼawīl- полноправный свободный мужчина, букв. относящийся к [родовому] телу ʼāl-). См.: Diakonoff I. М. From a gentilic dwelling to a city. — Oikumene. 5 (1986), с. 35 и сл.

188

О роли богини Хатхор (матери-родительницы) как представляющей старшую царицу (мать-воспитательницу) в противоположность богине Маʼат (матери-возродительнице) как представляющей молодую царицу (мать-зачинательницу) см. подробно: Troy L. Patterns of Queenship. II, 2; 4, 1.

189

Из народов, чьи мифологии рассматриваются в этой книге, обрезание практиковалось у южных и западных семитов и у египтян. Оно было не известно ни в Месопотамии и горном поясе ближнего и Среднего Востока, ни, насколько полагают, в Европе. Однако, согласно египетским данным, оно практиковалось у 3kjwš т. е. у микенских греков-ахейцев. См.: Breasted J. Н. Ancient Records of Egypt. Chicago, 1927, sect. 574, 579, 588.

190

Ср. аналогичные обычаи у южных банту (например, зулусов) и у ряда других ранних скотоводов и земледельцев.

191

Юноши-эфебы при этом часто живут обособленно от остальных соплеменников; в их «общем доме» («мужской дом», «дом неженатых юношей») культивируются особые искусства (ритуальные танцы, песни и др.), в том числе и военное. У многих племен вместе с юношами в «общих домах» живут и незамужние девушки. Эти юношеские «братства» совершают обычно ритуальные «набеги» на соседние деревни, набеги игровые, даже театрализованные, но подчас балансирующие на грани подлинных военных действий. Такие сообщества часто составляют основную военную силу племени, опираясь на которую военный предводитель может, как свидетельствуют этнографы, ограничить или свергнуть власть старейшин, покорить соседние деревни и даже основать некую зачаточную форму государства (chiefdom). См.: Vasilkov Ya. V. Draupadi in the Assembly-Hall, Gandharva-husbands and the origin of the gaṇikās. Paper read at the VIIth World Sanskrit Conference. Leiden, 1987 (preprint).

192

Термины gaṅá и sabhā получили, по-видимому, затем более широкое значение общины (вообще) и собрания.

193

У некоторых народов имена богинь не могут входить в состав теофорных имен мужчин (так, например, у вавилонян, хурритов, по крайней мере у части индийцев). Однако делается исключение для имен богинь — дев-воительниц: имена Иштар (и богини — воительницы и целительницы Гулы), Шавушки, Кали могут входить и в состав мужских теофорных имен. У скандинавов в мужские теофорные имена входили имена только богов: Тора и реже Фрейра-Ингви. Греки и шумеры не знали этих ограничений.

194

Ср.: Cassin Е. Le semblable et le différent, ch. 13; Virginité iet stratégie du sexe, c. 338 и сл. Мы не можем полностью согласиться с построениями Элены Кассен, однако она правильно указывает на то, что требование девственности от жены и невесты — относительно позднее и связано с концепцией собственности мужа или отца на женщину в обществе, уже далеко не первобытном.

195

С этим связан обычай обручения девочек до достижения ими половой зрелости, т. е. тем самым введения их из второго возраста сразу в четвертый, минуя возраст добрачной свободы.

196

Характерно, что шумеро-вавилонский бог заклинаний против демонических сил Асаллухи (позднее отождествленный с локальным, а затем верховным богом Мардуком) не может действовать самостоятельно без специального каждый раз разрешения своего отца Энки (Эйи). Энки — один из триады верховных богов — не вступает в прямые сношения с людьми.

197

На своеобразной мифологии Египта мы в этой книге вынуждены останавливаться лишь очень бегло.

198

В том числе, безусловно, и у славян, как наглядно показано В. Я. Проппом (Русские аграрные праздники. Л., 1963, с. 115 и сл.). Пропп показал также, что аграрные обряды могут рассматриваться как космические, вневременные, а потому не обязательно являются, например, весенними. Однако они все же связаны с поворотными пунктами года (космического и земного. У славян они включают обряды пасхальные, троичные, купальские, святочные и т. п.). Они приурочены к солнцеворотам, солнцестояниям повороту от зимы к лету — или, как в Месопотамии, наоборот — от лета к зиме, так как здесь сезон смерти — лето; считается, что она связаны с «сожжением года» — или космического «века», с прощением его нечистоты и очищением минувшего года. Сжигается обыкновенно особая деревянная конструкция, часто с шестом или деревом в основе, либо чучело («умирающего бога»). С огнем очага эти праздники или вовсе не связаны, или только тем, что огонь берется с очага. Как полагают, вестник домашнего очага может быть ходатаем перед богами, вестник ночных огней — провожатый мертвых (шумерский Хендурсанг, аккадский Ишум, греческий Гермес). Литература обширна, но, к сожалению, частично устарела. О праздниках зажигания огней в Месопотамии см.: Дьяконов И. М., Дандамаев М. А., Лившиц В. А. Месяцы в древней Передней Азии; Бикерман Э. Хронология древнего мира. М., 1975, с. 308–309 (месяц izi-izi-ngar-ra выставление всех огней, июль-август). К числу обрядов, предназначенных стимулировать плодородие, следует отнести и египетский хебсед — праздник и обряд возобновления мужских сил состарившегося фараона: видимо, предполагалось, что половая жизнь царя (у египтян — всегда обожествленного) сама по себе стимулировала плодородие страны. Ср. ниже о «священных браках» у других народов и ср., например, подобные же обряды в Индокитае, см.: Стратанович Г. Г. Народные верования населения Индокитая. М., 1978.

199

Огонь — могучая сила, с которой, вполне очевидно, надо обращаться в величайшей ритуальной чистоте, поэтому хранительница очага если не безлична (как греческая Гестия), то девственна (как римская Веста). Культа собственно Огня у греков и римлян, видимо, не было. У индийцев Агни — бог очага и жертвенного, а также погребального костра, вообще бог жертвоприношений, важнейший посредник между миром богов и людьми. Еще важнее иранский Огонь — Атарш, представляющий важнейшую из чистых стихий (наряду с водой и плодородной землей; здесь огонь нельзя осквернять трупом. Огонь здесь как бы «тело» и проявление верховного божества). Хеттский огонь Паххур имеет лишь второстепенное значение; хеттское божество Акнис связано с аккадским Нергалом и вообще с подземным миром, и его созвучие с индийским Агни, вероятно, случайно — это, видимо, не божество огня. У вавилонян бог огня Гирру, несмотря на свое древнейшее имя, имел ограниченное значение, будучи связанным главным образом с очагом и с плавильным делом; общинного (храмового) культа он не имел. У скандинавов Мир огня — Муспелльхейм стоит в одном ряду с Миром людей, Миром богов и т. п. Он расположен на крайнем юге — на полудне или же на восходе солнца; перед космической катастрофой «сыны Муспелля» сожгут богов и людей (МЭ, с. 15, 16, 18, 20, 36, 40, 52, 58, 122). Несмотря на (довольно поздний?) обычай трупосожжения у германцев, огонь не почитался как божество; однако солнце — искра от Муспелля. Отсутствие культа огня у скандинавов видно и из характера кеннингов огня у скальдов (см. там же, с. 69; о кеннингах см. ниже. [201]).

200

Ódhinn, Wotan — к лат. vates прорицатель, др. — норв. ódhr поэзия, odhr безумный, др. — англ. wōd голос, страсть; лепетание, песнь. См.: Thieme P. Die Wurzelvat-. — Asiatica. Festschrift Friedrich Weller. Lpz., 1954, c. 656–666. Заметим, что общеиндийского бога под этим именем не было.

201

Yggdhrasill — буквально Игга (= Одина) конь (= виселица): Один повесился на «Мировом» ясене (повешение — распространенный у германцев вид жертвоприношения); полагают (хотя это не очевидно), что этот поступок Одина — метонимия подъема по Мировому древу в Верхний мир и спуска в Нижний мир. По крайней мере не менее вероятно, что это — случай принесения богом в жертву самого себя, о чем еще будет речь. Название древа представляет собой скальдический кеннинг и поэтому не может быть очень древним (скальдическая поэзия не прослеживается ранее IX в.). Кеннинг — по происхождению двучленная метафора («основа» + «определение» в родительном падеже), нередко восходящая к конкретным мифологическим сказаниям: «конь моря» = корабль, «тропа китов» = море, «ясень битвы» = муж (ср. миф о происхождении «мужчины и женщины из ясеня и ольхи»). Кеннинги приобретают особое распространение в поэзии скальдов. Здесь широко применяются ассоциативные замены обоих компонентов: «конь» → «скакун», «жеребенок», «одер» и, далее, «вепрь», «медведь», «слон» и т. п.; «ясень» → «дуб», «тополь», «ствол», но также «столб», «жезл», «пень» и любой вертикальный предмет мужского рода, ассоциируемый с деревом. Подобные замены позволяют бесконечно варьировать словесное выражение кеннинга и вместе с тем совершенно затемняют их первоначальное метафорическое содержание. Основа скальдического кеннинга, таким образом, относит называемый предмет к некоему весьма широкому общему классу, а определение указывает на его столь же обобощенную денотативную сферу. Так, в кеннингах «женщипы» типа «Хильд ожерелья» имя валькирии является основой (существо женского пола) и может быть заменено, например, именем любой другой богини («Фригг пива»), в то время как в кеннингах «оружия» (типа «колпак Хильд» = шлем) то же самое имя является определением и относит метонимически называемый предмет к «военной» сфере: «пир секир» или «праздник перегородки пасти дракона Фафнира» = «праздник меча» = битва. Основа в кеннинге может быть только одна, а определения могут нанизываться одно на другое.

202

Так именно переводить, а не дочери людей и сыны богов. Оборот со словом *bin сын — обычная идиома для выражения обобщения и включения в общую категорию. Gen. 5 относится к «элохистскому» источнику Книги Бытия, Gen. 6 — к «яхвистскому».

203

Shaffer A. Sumerian Sources of Tablet XII of the Epic of Gilgameš. Diss. University of Pennsylvania, 1962.

204

Frankfort H. Ancient Egyptian Beligion. An Interpretation. NY., 1948.

205

Это особенно четко видно по описанию «Гибели богов» (Ragnarök) в эддической песни «Прорицание провидицы»: она начинается с того, что из-под ясеня Иггдрасиля (но не из Преисподней) вырывается волк, появляются разные чудовища, корабль из ногтей мертвых. Затем являются сыны огненного мира Муспелль во главе с Черным великаном Огня; рушатся горы, небо и Преисподняя раскалываются; гибнут великаны, люди и — в сражении с чудовищами — боги. Все гибнет в огне, но затем земля вновь появляется из глубин морских; начинается золотой век изобилия; возрождаются из мертвых бог Бальдр и «дружины верные», вновь рождающиеся после космического испытания. «Прорицание провидицы» — не ранний текст, но в этом роде мыслится гибель нашего космоса и в других мифологиях.

206

Таковы, быть может, предшествующие творению битвы шумерского бога-творца Нинурты (Нингирсу) с Азагом, царем растений (?), которые после его поражения превращаются в камни. Победив, Нинурта получает «новое имя», и начинается эра благополучия (Jacobsen Th. The Harps that once…, эпос Lugal-e c. 203–272). В довольно поздней вавилонской поэме о сотворении мира «Энума элиш», прежде чем доверить Мардуку истребление злых сил, его подвергают испытанию (Я скажу тебе сокровенное слово. М., 1975, с. 65 и сл.). Заметим, что как Нинурта, так и Мардук — боги молодого поколения.

207

См.: Иванов Вяч. Вс. Древнеиндийский миф об установлении имен и его параллель в греческой традиции. — Индия в древности. М., 1964, с. 85–94. Ср.: Быт. 2:19–20.

208

Наряду с лепкой из глины (замешанной на крови или со вдутой в нее божеством «жизнью») в лесном окружении известно создание первочеловека из дерева — тоже испытанным способом вдыхания в него души. У скандинавов вместе с созданными таким образом перволюдьми прорастает и Мировое древо Иггдрасиль («Прорицание провидицы», 17–19; СЭ, с. 10–11).

209

См. об этом: Матье М. Э. Древнеегипетские мифы. М.-Л., 1956, с. 85, 141 и мн. др. Око Раʽ неоднократно появляется в египетской мифологии как самостоятельно действующее и могущественное начало. Согласно Л. Трой (Troy L. Patterns of Queenship, с. 21–25), глаз солнца, с одной стороны, есть утробный диск, в котором находится (божественное или царственное) дитя, а с другой — связан с фаллическими символами — уреем и лучами; поэтому в целом он имеет андрогинный (двуполый) характер, типичный для Творца, в частности бога Атума. Хотя эта концепция опирается на иконографический материал, нам она представляется слишком абстрактной для архаической мифологемы, и если подобные построения можно вообще считать действительными, то в них следует видеть лишь черты богословской конструкции, обосновывающей «изначально» всеобъемлющую царскую власть.

210

«Прорицание провидицы», 31–33; «Сны Бальдра» — СЭ, с. 12. 158–159.

211

Ср. индийский (поздний) сюжет, указанный нам А. В. Парибком: царь Шиби пожертвовал просителю глаза и обрел всеведение (джатака № 499). Один из героев «Махабхараты», царь Дхритараштра, слепой, но мудрый, наделен постоянным эпитетом prajnacausus тот, кому мудрость [заменяет] зрение. Ср. традицию о слепоте Гомера. Заметим в скобках, что, хотя семантические поля, пучки и ряды строятся на реальных лингвистических и историко-мифологических наблюдениях, они нами не подвергались классификации, и пока мы работали с ними «на ощупь».

212

См. шумерский эпос «Энки и Нинхурсанг» выше, с. 119.

213

Лишь в поздней древности (у Гиппократа?) появляется ученое понятие о «женском семени», хотя сущность его оставалась совершенно непонятой.

214

См. иранское пророчество о рождении Спасителя (Саошьянта, см.: Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л., 1940, с. 536; Бойс М. Зороастрийцы: верования и обычаи. М., 1987, с. 54) и индийский миф о рождении Ришьяшринги (Васильков Я. В.Земледельческий миф в «Махабхарате» [Сказание о Ришьяшринге]. — Литература и культура древней и средневековой Индии. М., 1979, с. 105, 127). Оба персонажа зачаты матерью после купания или питья из водоема, в который попало семя святого. Ср. буддийскую джатаку № 523 (Аламбуса-джатака): антилопа забеременела оттого, что паслась и пила воду на том месте, где мочился подвижник, а к моче подмешалось семя. Впрочем, добавляется: это получилось потому, что она любила подвижника (А. В. Парибок). — Афродита родится «из пены морской» лишь в позднейшем поэтическом переосмыслении; архаическая Афродита родилась в море от семени (или крови) бога небес Урана, когда боги следующего поколения отрезали ему над морем половые органы (очевидно, чтобы пресечь дальнейшее параллельное творение — как в мифе об Улликумми у хурритов).

215

См.: Briffault R. The Mothers. Vol. 2. L., 1927, c. 152; vol. 3, c. 56; Чаттападхъяя Д. Локаята даршана. История индийского материализма. М., 1961, с. 320. Так же греческая Даная зачинает от золотого дождя, в который обратился Зевс.

216

Семантические ряды не следует толковать слишком прямолинейно. Как показывает лингвистический материал, с мужским семенем (шум. numun, семитск. *zarʽ-, и.-е. sē-men) не только ассоциируется, но прямо отождествляется не дождь, а «семя-зерно». Это, однако, не снимает метонимию дождя (и соответственно слезы) как оплодотворения Земли Небом. И не только слезы, но даже и пота — ср. Хоу Чжи, мать китайского божества проса, забеременевшую от следов ног существа мужского пола.

217

Засвидетельствовано у греков, финнов, американских индейцев, см.: Hartland Е. S. The Legend of Perseus. I. L., 1894, c. 135 и сл.; Веселовский A. H. Историческая поэтика, с. 536.

218

Матье М. Э. Древнеегипетские мифы, с. 14, 18. Заметим, что в ряде египетских мифов появляется мотив создания яйца от мужского семени; под яйцом, возможно, имелась в виду плодная оболочка (?).

219

В отдельных мифологиях может появиться и специальное божество, отличное от бога оплодотворения и имеющее функцию правильно «установить» плод в утробе, без чего зачатие не возымеет желаемого действия (у индейцев — бог Дхатар-«Установитель»).

220

«Трава» или «зелье», ср. вавилонский «Эпос об Этане» (Pritchard J. Н. (ed.). — ANET, с. 117) и недавно найденный в Урарту эламский культовый текст, связанный с Гильгамешем. Здесь «зелье» — синоним «лекарства». Камни также предполагались имеющими целебные свойства.

221

Ср. лат. homo человек — вероятно, к humus земля, фригийск. zemelis человек, раб — к zemelos земной, др. — евр. ʼAdām человек — к ʼǎdāmā глина. Ср. гл. I, с. 28, пункт Г. Ср. выше, с. 27, № 6 в перечне афразийских метонимий творения, корень, *yṣr.

222

Быт. 2:7.

223

Например, жертвоприношение Пуруши в «Ригведе» (10, 90) у индийцев, бога Кингу в вавилонской мифологии и т. д.

224

Например, в тольтекской мифологии (Мексика); см.: Леон-Портилья. — МДМ, с. 438. Ср. выше об Одине у скандинавов. Интересно, что космогоническое значение самоповешения Одина стерлось в скандинавской мифологии и остается ничем не оправданным и необъясненным.

225

Индийский Пуруша — определенно мужчина (создание женщины — нередко особый акт, ср. Быт. 2:21–23), но скандинавский Имир, возможно, двуполый (<др. — герм. *iumijaz < и.-е. *iemo-близнец). Ср. также близнецов Yama и Yamī в индийской мифологии, тоже первоначально перволюдей (Яма должен умереть и стать «первым мертвым» и главой Преисподней); ср. также тольтекского двуполого бога-творца и т. п.

226

ANET. VI, с. 68, 29–33.

227

В скандинавской мифологии (МЭ, с. 30, 63), наоборот, девять сестер рожают одного ребенка — бога Хеймдалла, создателя людей (по «Прорицанию провидицы», 1), а Хеймдалл зачинает предков разных социальных положений (по «Песнопению о Риге» — СЭ, с. 9, 159 и сл.). Имя Хеймдалла, возможно, означает «делающий мир (heim-) пышным, обильным» (?) — корень сказуемого в германских языках вымер (но ср. греч. thallō). В поздней скандинавской традиции (уже в песнях СЭ) Хеймдалл — лишь нечто вроде привратника мира богов. Его женским парэдром, видимо, являлась богиня Мардёлль («делающая обильным[?] море») — позже она отождествлялась с Фрейей.

228

Леон-Портилья (МДМ, с. 439).

229

В дошедших до нас вариантах мифа они сведены до статуса героев-предков; Елена, которую они освобождают, — как известно, «дубль» Афродиты (и Персефоны? Как известно, у шумеров Инана — «дубль» Эрешкигали).

230

См. в СЭ «Прорицание провидицы», 32–33; МЭ, с. 34.

231

Быт. 4 (текст «Яхвиста»). Здесь Каин — землепашец; что он — кузнец, вытекает отчасти из этимологии его имени, отчасти из его «неоседлости» (Быт. 4: 14–15), отчасти по наличию варианта Каина — кузнеца Тубал-Каина (Быт. 4: 22).

232

Матье М. Э. Древнеегипетские мифы, с. 95.

233

Там же, с. 117. Заметим, что «оживляемый» Осирис изображается все же в виде запеленатой мумии, хотя и итифаллическим (например: Troy L. Patterns of Queenship, с. 27, рис. 10). Еще см. ниже, примеч. 155.

234

Матье М. Э. Древнеегипетские мифы, с. 103 и сл.

235

Там же, с. 57, рис. 31; в той же книге библиография ко всем упоминаемым ниже иллюстрациям; есть изображение Осириса, сделанное из зелени, прорастающей из земли, с. 56, рис. 30; гробница и трон его окружены растительностью, с. 55–56, рис. 27–29.

236

Весь этот комплекс вопросов подробно разобран в книге: Troy L. Patterns of Queenship. Заметим, что mʽt означает истина, справедливость.

237

Ноатун, обиталище морского вана Ньёрда, — не мир его, а «двор» или «хутор» (букв. «двор ладей»). Однако и Асгард, обиталище асов, одновременно и дом (или двор), и один из миров.

238

«Девять миров» («Прорицание провидицы», 2) нигде не перечислены поименно. Из разных источников известны разные миры, например Gorhheimr мир богов, Mannheimr мир людей («Сага об Инглингах») и Niflheimr мир мертвых. Небо может называться Uppheimr Верхний мир (в противоположность undirheimar нижним мирам; есть и Upphiminn Верхнее небо), Vindheimr мир ветра, Sólheimr мир солнца (или подсолнечный мир?); по отношению к обитателям Срединного мира различаются Midhgardhz Срединный двор и Utgardhr Наружный двор. По обитателям различаются Ásgardhr двор асов, Nóatún двор ладей, обиталище ванов, Jótunheimr мир йотунов, Alfheimr мир альвов, Muspellheimr огненный мир и Hеl Преисподняя, смерть. Правильнее сказать, что число «миров» неопределенно и число «девять» — магико-поэтическая условность. По-видимому, божественные триады, семерки, девятки, дюжины имеют какое-то особое значение; по этому вопросу существует обширная литература, но, как кажется, вполне убедительного объяснения нет. Так, по одному из объяснений, священное число «семь» истолковывается как сложение трех миров (которых, однако, как мы видели, может быть и четыре и даже девять) и четырех сторон света, т. е. явлений, однопорядковость которых не очевидна.

Однако Я. В. Васильков замечает по этому поводу, что существует такой архаический культурный контекст, в котором четыре стороны света и три вертикальных деления мира выступают именно как однопорядковые элементы. Этот контекст — те самые ритуалы при центральном столбе, о которых см. главу I, с. 52. В архаическом обряде ваджапея древнеиндийский царь поднимался по трем ступеням лестницы на вершину столба (прочно ассоциировавшегося в сознании индийцев с трехчленным вертикальным делением мира при его сотворении — «тремя шагами Вишну») и там обращал лицо последовательно к четырем сторонам света. В эпическом повествовании, имплицитно отражающем подобный же обряд («Махабхарата» III, 39–45), герой Арджуна, последовательно поклонившись божествам сторон света, возносится затем в небесный мир Индры. Во множестве архаических обрядов круговой обход центрального столба сочетается с подъемом на его вершину. Это, по-видимому, обрядовая универсалия, связанная с архаическими представлениями о строении космоса и метафорически выражающая идею «подчинения» себе «всего мироздания». Я. В. Васильков замечает также, что обряд, содержащий восхождение на три ступени и поклоны на четыре стороны света, существует и в других культурах, весьма отдаленных от древней Индии. Приводимые им факты показательны, но, как и другие предлагавшиеся интерпретации, все же до конца не разъясняют загадку «священных чисел». Священное число «семь», во всяком случае, очень часто встречается в мифологических и фольклорных сюжетах, которые трудно увязать со структурой мироздания. «Священная» семерка — явление, видимо, настолько древнее, что вряд ли правильно связывать ее и с семью планетами, тем более что большинство мифологических семериц не имеет отношения и к астральным явлениям. Кроме того, как без натяжки истолковать магическое значение чисел «9» и «12»? Как «3*3», «3*4»? Почему они должны умножаться? И. Г. Левин указал нам на большую литературу вопроса, но ее рассмотрение должно быть отдельной задачей.

239

Та же судьба постигает бога неба Ану в хурритской (но не в вавилонской) мифологии.

240

«Открывание» в одном семантическом ряду с «оживлением» — ср. выше об «отверзании уст» (или глаз).

241

ANET, с. 120 и сл.; Луна, упавшая с неба. Древняя литература Малой Азии. М., 1971. К сожалению, в переводе-пересказе Вяч. Вс. Иванова лакуны оригинала не обозначены.

242

Güterbock Н. G. The Song of Ullikummi. — Journal of Cuneiform Studies. 1951, V, c. 135 и сл.; 1952, VI, с. 8 и сл.

243

Эта обувь, напоминающая обувь Гермеса у греков, — главное средство передвижения хеттско-хурритских богов наряду с колесницами, запряженными быками.

244

В Египте, где нет дождя, богиня неба Нут возлежит на боге земли Гебе.

245

Матье М. Э.Древнеегипетские мифы, с. I 17.

246

Там же, с. 59. Таким образом, роль principium volens плодородия непосредственно переходит к царю в его качестве божества. Ср. «священный брак» позднешумерского царя с его наложницей. Некоторую аналогию этому являет скандинавская мифология, где principium volens (женской) агрессивности, обычно воплощаемой в богине — деве-воительнице, переходит к множественному и даже человеческому его проявлению — валькириям.

247

Там же, с. 103 и сл.

248

Под «священным браком» мы понимаем только обряд, имитирующий брак божеств плодородия и, как предполагается, метонимически-ассоциативно долженствующий стимулировать плодородие природы; этим же термином обозначается соответственный миф. Соединение различных космических богов и богинь в ходе космогонического процесса, хотя, быть может, и является прототипом и метонимией всех любовных соединений и браков вообще, нельзя напрямую отождествлять со священным браком в смысле, который сформулирован здесь, — разве в той лишь мере, в какой космогенез (сотворение мира) является и метонимическим осмыслением периодического возрождения мира, что далеко не во всех случаях можно считать достаточно ясным.

249

См. примеч. 12 к главе II.

250

Этот брак описан Геродотом (I, 181–182); Мардука он называет, согласно обычаю I тысячелетия до н. э., Белом, т. е. «Владыкой», Царпаниту по имени не названа. Интересно, что богиня Ṣarpānītu, букв. чистая, серебристая, имеет еще эпитет Zērbānītu создающая семя.

251

Ср. миф о браке Энки и Нинхурсанг (см. выше, с. 119); существовал ли соответственный обряд, достоверно неизвестно, но весьма вероятно. Город Эреду погиб в связи с недостаточным орошением еще в III тысячелетии до н. э., и его культы были перенесены в Ур.

252

По Фалькенштейну (Falkenstein A. Die Inschriften Gudoas von Lagaš. Roma, 1966, c. 1–3).

253

См.: Лирическая поэзия древнего Востока. М., 1984, с. 156; Дьяконов И. М. Люди города Ура. М., 1990. Издавая переводы песен, относящихся к этому обряду, Т. Якобсен был настолько шокирован невозвышенностью их содержания, что приписал их сочинение некоей «пивной бабе» (tapstress), а одну из песен называет «Tavern Sketch» («Кабацкая сценка») и характеризует как «а bit of low lifе» («кусок низменной жизни»), Jacobsen Th. The Harps that once…. c. 84–90. Ср. оригиналы этих текстов: Chiera E. Sumerian Religious Texts. Upland, 1924, № 23, 31; ср.: Kramer S. N. (addendum). — Zeitschrift für Assyriologie. LII (1957), c. 84.

254

См.: Kramer S. N. Le mariage sacre. P., 1983; ср. особенно приложение Ж. Боттеро к этой книге. Ср. также переводы в книге: Jacobsen Th. The Harps that once…

255

Нинмах — шумерская богиня-«прародительница», «творец». Нинхурсанг — «Владычица лесной горы» — прозвище ее же, связанное с мифом о борьбе ее сына (или сына Нинлили) Нинурты со злыми силами («горой» Кур). В результате войны с чудовищем меняются очертания космоса и возникают окаймляющие Шумер с востока лесистые горы (hursang), которые Нинурта дарит матери. Нинмах равна также Нинту.

256

Согласно другой индийской традиции, царь Самварана повстречал во время охоты, на горной вершине, небесную деву Тапати, дочь Солнца, в прямом смысле ослепительпую по красоте. Добившись через посредство своего жреца согласия Сурьи на брак. Самварана удалился с молодой женой на гору и там двенадцать лет предавался любовным утехам. Этот брак можно назвать сакральным потому, что он влияет на плодородие страны, хотя и обратным образом: двенадцать лет Индра не проливает дождя в царстве Самвараны и подданные мрут от голода. Дождь проливается только по возвращении Самвараны вместе с Тапати в столицу. — Повествование это не относится собственно к мифологии (действующие лица не принадлежат к principia volentes), но оно может быть отголоском древнего мифа; однако здесь представление о действенности сакрального брака царя для всей природы переосмыслено под воздействием специфически индийских экологических условий.

257

В трактовке Т. Якобсена (The Harps that once…, с. 53 и сл.) Нгештинана только навещает брата в Преисподней, чему нет никаких других мифологических параллелей; он упустил из виду обнаруженный С. Н. Крамером отрывок, где Инана прямо распоряжается: разделить пребывание в Преисподней между Думузи и Нгештинаной (по половине года), см.: Kramer S. N. Sumerian Sacred Marriage, PAPS 107, 6. Philadelphia. 1963. c. 515.

Ср. также русский перевод (В. К. Афанасьевой): Поэзия и проза древнего Востока (Библиотека всемирной литературы. I). М., 1973, с. 155. В вавилонской (поздней) мифологии Нгештинана преображается в Белет-цери («Владычицу [безжизненной] степи», т. е. «страны мертвых») и в «деву-писца Преисподней», регистрирующую поступление мертвых. О ее возвращении на землю для возрождения растительности зимой речи больше нет — кажется, для этого достаточно возвращения Иштар из Преисподней, обмененной на Думузи. Все это, разумеется, вторично и иллюстрирует лишь то, как много в любой письменно зафиксированной мифологии позднейших наслоений, не выводимых прямо и непосредственно из ассоциативно-метонимического осмысления мира архаическим человеком. Заметим, что в Месопотамии I тысячелетия до н. э., несмотря на все синкретические процессы предшествовавшего тысячелетия, различалось не менее пяти разных Иштар (Иштар урукская, дочь Ану; Иштар урская, дочь Сина; Иштар ашшурская; Иштар ниневийская — хурритская Шавушка; Иштар арбельская — и эти пять только самые известные). Понятно, что мифы, связанные с этими богинями, тоже разнились.

258

См. об этом священном браке выше, примеч. 126; также: Дьяконов И. М. Люди города Ура (последняя глава).

259

Ариадна принимает облик жены афинского архонта-басилевса, потому что «Перво-Ариадна» была женой «перво-басилевса» Тесея и оставлена им, чтобы быть взятой богом Дионисом.

260

Пропп В. Я. Русские аграрные праздники. Л., 1963, с. 105 и сл. Ср. растерзание героя, типологически одинаковое как в шумерском мифе о Думузи (см. с. 167), так и в русском аграрном празднике (Пропп В. Я.Русские аграрные праздники, с. 68 и сл.). В мифе о Дионисе (Вакхе) девы-менады, его спутницы, растерзывают животное-«замену». В классическое время менады сохранились только в мифе (трагедия Еврипида «Вакханки»), но, без сомнения, он воспроизводит и древний обряд.

261

Матье М. Э. Древнеегипетские мифы, с. 54–58.

262

К предполагаемым сезонным умирающим и воскресающим богам иногда относят и греческих Диоскуров, и индийских Ашвинов-Насатья, однако последние — скорее боги утра и вечера. Но и умирание необязательно для смены сезонов: хеттский (собственно хаттский, западнокавказский) Телепинус просто «исчезает», а находит его пчела (как метонимия весны?).

263

Тексты см.: Jacobsen Th. The Harps… с. 1–81; Kramer S. N. Le mariage sacré; ср.: Afanasieva V. Vom Gleichgewicht der Toten und Lebenden: Die Formel sag-Aš sag-a-na in der Sumerischen mythologischen Dichtung. — Zeitschrift der Assyriologie. 70 III, Heidelberg, 1980, c. 161–169; она же. Das Mythologem des Lebens und das Leben des Mythologems in der Literatur Mesopotamiens. — Archiv für Orientforschung. Beiheft 19, 1982, c. 348–362.

264

Прозвище Персефоны — Кора, «Дева» (Kórē, *koûrē), возможно, связывает ее с Диоскурами, «Юношами Зевса (Неба)» (diòs koûroi; kórē, koûros < *korwa, *korwos). Имя Персефоны указывает на ее зловещий характер (по народной этимологии?).

265

Миграция из «мира» в «мир» необязательно связана только с богами растительности. Своеобразным случаем «мигрирующего» божества является скандинавская богиня — охотница и лыжница Скади (значение имени — «вред, беда»). Дочь йотуна Тьяцци, она выходит замуж за морского бога-вана Ньёрда, но затем уходит из «Ладейного двора» (морского мира Ноатун) обратно в родные горы. Это не мешает ей вместе с богами-асами участвовать в наказании злого бога Локи с помощью яда змеи («Перебранка Локи», 49–50, и заключительный прозаический отрывок — СЭ, с. 58–60). Впрочем, ее присутствие среди асов неудивительно, так как большинство жен асов — дочери йотунов; тех и других, видимо, можно рассматривать как два экзогамных рода. Хотя в текстах это кажется, нигде не указано, не исключено, что мужской парэдр Скади — бог-лыжник Улль, сын богини Сив. Имя Ullr восходит, видимо, к и.-е. ṷṛtra=, и он, таким образом, как-то связан с индийским демоном засухи Вртрой (может быть, по семантическому ряду «засуха — жжение — мороз», ср. афразийский корень *qrr, или «засуха — внезапная перемена — холод». Возможно, что Скади следует отождествить с индийской демоницей вод Дану, матерью или женой Вртры; ее первоначально водный характер объяснял бы ее связь с Ньёрдом. Скади — «несмеяна» (МЭ, с. 57) и, быть может, principium volens морозной, снежной зимы (?). — Фрейр и Фрейя — дети Ньёрда, вероятно, не от Скади, а от его сестры-жены, известной у западных германцев под именем Нертус (ср. выше, примеч. 76).

266

Она садится на престол Эрешкигали (Jacobsen Th. The Harps that once…, c. 215).

267

Как упоминалось выше, боги создают двух шутов-евнухов, которые застают Эрешкигаль в трауре и утешают ее (?), а за это получают право выпустить одно существо из Преисподней.

268

Ср. аккадское «Хождение Иштар в Преисподнюю»: Я открою тебе сокровенное слово, с. 92 (пер. В. К. Шилейко).

269

Так первоначально; но ср. выше примеч. 129 (о Белет-цери). В мифе об Адонисе он должен треть года проводить с Афродитой и треть — с Персефоной.

270

Legrain L., Wooley L. Archaic Seal Impressions. — Ur Exca vations. III, 2. London — Philadelphia, 1932, fig. 368.

271

Сам брачный покой богини Нингаль назывался «ngipar» скотий загон. См.: Дьяконов И. М. Люди города Ура (последняя глава).

272

Van Dijk J. Incantations accompagnant la naissanco de l'homme. — Orientalia. 44 (1975), c. 53.

273

См.: Я открою тебе сокровенное слово, с. 200–201 (пер. В. К. Афанасьевой) и примеч. на с. 313–314. Первый из приведенных здесь двух текстов (см.: Van Dijk J., Uno incantation accompagnant la naissanco do lʼhomme. — Orientalia. 42, 4 [1973], c. 502–507) не связывает образование плода с каким-либо божеством — он спонтанно образуется ina mē nākim в водах совокупления (в коммертарии ошибочно ina mē nārim в водах потока), но к рождению плод готовит Асаллухи, бог заклинаний. Весьма распространены были также заклинания для роженицы, метонимически сопоставляемой с телицей, которую оплодотворяет бог Луны или Солнца; эти заклинания обращены к богине (Энуру или Нинлиль).

274

См. Стеблин-Каменский М. И. Мир саги, с. 153–154.

275

Biggs R. D.ŠÀ. ZI.GA: Ancient Mesopotamian Potency Incantations. — Texts from Cuneiform Sources. II. Chicago, 1967.

276

См.: CAD, s. v.

277

Дьяконов И. M., Дандамаев М. А., Лифшиц В. А. Месяцы в древней Передней Азии, с. 309; месяц Кi-six-^>dNin-a-zu в Лагаше и Пузриш-Дагане. Ср.: Shaffer A. Sumerian Sources of Tablet XII of the Epic of Gilgames (Diss.). Philadelphia, 1963.

278

О Lamastu см.: R1A, s. v.

279

Для самого человека. Однако лица, обладающие вещим даром, особенно женщины, способны заранее видеть на челе человека его близкую смерть (такой человек называется по-древненорвежски feigr, по-шотландски fay; по-фригийски peis означает просто мертвый). Приближение смерти вавилоняне пытались выявить из природных «предзнаменований» (Omina). У индийцев считалось, что человек может узнать заранее о приближении своей смерти, если он начинает видеть (неясно, во сне или наяву) все вещи перевернутыми, «вверх ногами» (это восходит, видимо, к представлению о зеркальности мира мертвых) или если он «видит золотые деревья» (представление о золотых деревьях в загробном мире также восходит и к индоевропейской древности).

280

По мнению Я. В. Василькова, архаичными можно считать сами образы индоевропейских богинь, назначавших человеку его «долю» при рождении («феи» в сказках). Веретено как их атрибут могло быть первоначально символом циклического времени, «вечного возвращения», что в некоторых вариантах (индийском, например) подчеркивается сплетением нити из черных и белых волокон (ночи и дни, чередование счастья и беды). Эти богини не чинят произвола, а лишь «оглашают» долю человека, предопределенную моментом его рождения в отношении к вечному круговороту времени с его «благоприятными» и «неблагоприятными» периодами. Постархаическими (принадлежащими уже эпохе, когда распалась целостность мифологического сознания, но не оформились еще «религии спасения», эпохе, ярко запечатленной в мировоззрении эпической поэзии) являются мрачные образы богинь-прях, произвольно обрывающих нить человеческой судьбы. Между архаической справедливой «долей», устанавливаемой человеку при рождении самим ходом мифологического мироздания, и позднейшей «судьбой», навязываемой извне, по произволу богов или безликого, непостижимого рока, существует, как кажется, большое различие.

281

Ср., однако, индийское Sat, букв. суть, и A-sat, букв. не-суть; но и это, скорее, нечто не «несуществующее», а «существующее вне» (зримого) существования. Как и «суть» в славянских языках, др. — инд. Sat совпадает с 3-м л. мн. ч. глагола бытия. Ср. слав. «нéжить» — но и это название отнюдь не предполагает небытия.

282

Я открою тебе сокровенное слово, с. 162 (пер. И. М. Дьяконова).

283

Од. XI, 218–222, 488–491. Последняя строка по-гречески звучит «нежели повелевать (wanassein) всеми погубленными мертвыми» — мы позволили себе заменить стих В. А. Жуковского, который, как это часто у него бывало, лучше, чем в оригинале.

284

Уже египетская «солнечная» религия Древнего царства была мифологией идеологизированной, вторичной. То же в еще гораздо большей степени верно, когда отождествляется царственный покойник, а потом всякий покойник с мертвым богом Осирисом; это наложило совершенно особый «загробный» отпечаток на всю египетскую идеологию и культуру, начиная со Среднего царства (после 2000 г. до н. э.) и особенно Нового царства (вторая половина II тысячелетия до н. э.) и позже.

285

Frankfort H. Kingship and the Gods, с. 156.

286

Shaffer A. Sumerian Sources of Tablet XII of the Epic of Gilgameš. Наиболее жалка судьба бездетного; чем больше сыновей, тем прекраснее существование мертвого: тот, у кого семь сыновей, «как товарищ богов, сидит он в кресле и слушает музыку». Кроме бездетных плохи дела также у «юноши, не срывающего одежд с колен жены своей», и у «девушек, не срывающих одежд с колен супруга своего»: первому суждена веревка (плеть), второй — палка. Павшему в бою отец поддерживает голову и оплакивает его; тот, у кого нет приносящего жертв, ест объедки, выброшенные на улицу, и т. п. (Текст был переведен на аккадский и вошел в XII песнь «Эпоса о Гильгамеше».)

287

«Прорицание провидицы», 59–64 (СЭ, с. 15).

288

К этому же корню, возможно, восходит и имя скандинавского первочеловека, из которого был сделан космос, — Ýmir; ср. ýmis разный; тот и другой, может быть в смысле двуполый (у Тацита германский первобог — Туисто-«Двойной»). Двуполым является, между прочим, и японский первобог.

289

Вспомним, что даже на высшей точке классовой борьбы рабов против рабовладельцев — в условиях сицилийского и спартаковского восстаний — рабы не создавали собственной идеологической модели общества, а ограничивались восприятием уже существующей модели «наоборот» (с рабами в качестве господствующего класса).

290

В хурритской космогонии Ану, принадлежа не к древнейшему, а ко второму поколению богов, соответственно должен занимать второе, а не самое отдаленное небо.

291

Он был покоящимся до ахеменидского периода; до тех пор его храм в г. Уруке, Э-Ана, был фактически посвящен его дочери, деве-воительнице Инане (Иштар). Но около второй половины ахеменидского периода (VI–IV вв. до н. э.) Иштар с ее оргиастическими культами, попытки отменить которые упоминаются уже в «Эпосе об Эрре» (XI в. до н. э.; Cagni L. LʼEpopea di Erra. Нота, 1969, IV, 52), была из Э-Аны переведена в другой, новый xpaм Бит-Реш, а культ небесного бога Ану был сделан главным. К тому, видимо, были политические побуждения: как верховный Бог Неба, Ану мог полуофициально отождествляться с верховным богом владевшей тогда Ближним Востоком ахеменидской династии, Ахурамаздой. Так же и евреи, для которых имя их единственного бога, Яхве, было к тому времени табуировано, в официальной переписке с ахеменидскими властями называли его Элах-шемаййа — «Бог небес».

292

Ср. «…все те, кого мы называем родом асов и кто населяет древний Асгард и соседние страны» (МЭ, с. 19); «Нет на земле дома больше и лучше построенного, [чем Асгард]» (там же, с. 21); «Идавёлль — поле, где прежде был Асгард» (там же, с. 54).

293

Угаритский громовержец Хадду (он же Хадад, Адад у других семитов) отождествляется с «Господином» (Baʽlu, Ваалом) и выступает как победитель Муту (см. ниже), а также чудовища-Моря (Йамму; соответствует аккадской Тиамат и принадлежит к богам старшего века. См.: Шифман И. Ш. Культура древнего Угарита. М., 1987, с. 59 и сл.). Угаритяне и вообще западные семиты жили в присредиземноморской плодородной и лесистой зоне, между морем на западе мира и горами, а затем сухой степью — на востоке. Мертвым сезоном была летняя засуха.

294

Др. — герм. Thunor, др. — исл. Thorr, др. — верхненем. Donar гром; божество этого имени было известно и у галлов (кельтов).

295

МЭ, с. 31, 53; gandr значит просто палица, жезл, а эпитет Jorraun каким-то образом связан с этнонимом германского племени (H)erminones(?).

296

Странным образом громовержец, кажется, не прослеживается и в дравидских мифологиях.

297

Оттесненный, впрочем, с положения верховного божества династическим богом Халди. Как показано Г. А. Меликишвили, Халди был локальным божеством Муцацира-Ардини, откуда происходила династия, правившая в Урарту; см.: Melikišvili G. Die Götterpaartrias an dor Spilze der urartäischen Pantheons. — Orientalia. 34/4 (1965), c. 441–445.

298

Славянского Перуна и древнелитовского Перкунаса, так же как хеттского Пирву, предлагают увязать с эпитетом индийского Индры — Парджанья; однако этимология требует более тщательного обоснования.

299

Шифман И. Ш. Культура древнего Угарита, с. 88.

300

В восточносемитском Liʼm — имя божества и в то же время liʼm-um тысяча, множество, отсюда в древнееврейском ləʼūm, ləʼūmîm народ, толпы; нет ли и здесь реминисценции «общего дома» архаических племен? Batūl-, batūl-t- термины, как отмечает Элена Кассен, имевшие первоначально чисто возрастное значение; смысл дева, девственница придан второму из них поздно (Cassin Е. Le semblable et le différent, с. 339 и сл.).

301

О причинах возникновения этого обряда см.: Diakonoff I. М. Cybele and Attis. — Acta Antiqua Ac. Sc. Hungariae. XXV, 1–4, 1977.

302

Наряду с этим встречаются и богини Солнца. Так, в Малой Азии бог-громовержец и глава пантеона Тархунтс (ликийский Тркк, армянский Торкʽ) имеет рядом с собой в качестве супруги богиню Солнца, и при этом вся структура пантеона — вероятно, за счет смешения индоевропейских (хетто-лувийских), хаттских (западнокавказских) и хурритских (восточнокавказских) мифологических традиций — сложна, неоднородна и выпадает из общей схемы. Важное место занимает богиня Солнца у хеттов (хаттская «богиня города Аринны»; ср. различных солнечных богинь у западных кавказцев). Ср. также в угаритской мифологии солнечную богиню Шапш, у южных семитов — Шамс, но и, например, в японской мифологии мы встречаем солнечную богиню Аматэ-расу. В индийской мифологии наряду с богом Сурьей-Солнцем фигурирует и его дочь, тоже Сурья. В скандинавской мифологии Соль (Солнце) — богиня, но в латинской и греческой мифологии Соль и Гелиос — боги; однако культа они практически нигде не имеют. Индийский Сурья, скандинавская Соль и греческий Гелиос мчатся по небу на колесницах. Все три имели однокорневые: из и.-е. *sāuṷe/ol-(io-); *sūl-(io-).

303

См.: Keith А. В. Beligion and Philosophy of the Veda and Upanishads. Cambridge (Mass.), 1925, c. 107–108.

304

Tacitus. Germania XL. Нертус — сокровенная мать-земли, образ которой губителен для увидавшего.

305

У индийцев световые божества, адитьи, тоже по происхождению cвоему — «титаны», т. е. асуры, но, согласно реконструкции Ф. Б. Я. Кёйпера, в канун Нового года, когда возобновляется, по ранневедическим представлениям, соперничество богов-дэвов с асурами, адитьи принимают сторону последних. Характерен миф о битве главы богов Индры не только с Вртрой, но и с Сурьей-Солнцем. Культ Сурьи, игравший некоторую роль в Индии во все времена, связан с различными магичскими обрядами. К культу италийского Соля см.: Штаерман Е. М. Социальные основы религии древнего Рима. М., 1987, с. 32. Ср. выше, [302]

306

См. замечание И. М. Стеблин-Каменского к статье М. Дрездена в МДМ, с. 364. — От иранского Митры следует отличать эллинистического Митру, имеющего с ним сравнительно мало общего, кроме имени. По-видимому, во времена всеобщего религиозного синкретизма, в предэллинистическую или эллинистическую эпоху, Митра был отождествлен с каким-то из анатолийских богов, победившим, подобно Митре, быка и связанным с верой об уходе в скалу и выходе оттуда, — возможно, с урартским Халди; место былого поклонения Халди — отвесная обтесанная скала в виде двери — до сих пор называется «Мхери-дур» или «Мехер-капусы», т. е. «дверь Митры», точнее, «дверь Мхера» (Мхер < *Mihr < *Mithrа- отражение Митры в армянском эпосе, где он, однако, имеет мало общего с индоиранским Митрой). Так же как урартский Халди был отождествлен с Митрой, урартский Тейшеба был отождествлен с Вртрагной.

307

См.: Дьяконов И. М. Люди города Ура. М., 1990, последняя глава.

308

У западных и южных семитов имелись богиня ʽАстарт и бог ʽАстар; как уже упоминалось, возможно, они обладали помимо более важных обязанностей функциями Утренней звезды и Вечерней звезды (лат. Люцифер). Предполагалось отождествление ʽАстара с западносемитским умирающим богом плодородия ʼАдоном — но это лишь догадка.

309

Позже этот эпитет был перенесен на верховного бога Вавилонского царства Мардука, первоначально очень второстепенного светового бога, локального божества города Вавилона, — пример «идеологизированной» мифологии.

310

Так, Ламашту, богиня смерти младенцев, — «эламитка», стало быть, порождена каким-то чужестранным отцом.

311

ANET, с. 104.

312

Первоначально Преисподней («Западом», т. е. Пустыней) правил бог-шакал Анубис.

313

Пропп В. Я. Русские аграрные праздники, с. 115 и сл.

314

Ср. в Месопотамии Думузи, бога животного плодородия, его сестру Нгештинану, богиню виноградарства (?), и греческие виноградарские культы, связанные с Дионисом.

315

Теофорными именами называются включающие имя божества, например Богдан, Геродот («данный богиней Герой»), Ашшурбанапал («бог Ашшур — создающий наследника») и т. п.

316

Stadelmann R. Syriscli-palästinische Gotlheileu in Ägypten. Leiden, 1967.

317

ANET Suppl., c. 83/519.

318

Шифман И. Ш. Культура древнего Угарита, с. 9. Автор считает, что совпадение этого названия с названием североарабского племени является случайным (с. 171), с чем трудно согласиться. Древнесемитские племена и говоры в III тысячелетии до н. э. составляли сплошной континуум, и угаритский язык, безусловно, был еще достаточно близок к древнеарабскому, насколько он может быть реконструирован.

319

Все мифологические тексты Угарита в удобно обозримой форме изложены у П. Ш. Шифмана (там же, с. 56 и сл.). за которым мы в основном и следуем. Однако мы несколько расходимся в транскрипции имен собственных; в частности, нам кажется, что они по большей части не склонялись (им. и. — и и т. п.).

320

Перечень местных общин и их божеств см. у И. Ш. Шифмана (там же, с. 57).

321

В сопоставительных списках богов, приведенных И. Ш. Шифманом (там же, с. 83), в аккадском тексте во второй строке должно бы читать Ану вместо Илу (пишется тем же клинописным знаком).

322

Rḥmy. Перевод Дева (например, у П. III. Шифмана) — условный; rḥm означает детородный орган, утроба (Исайя 46:3; Езекиил 20:26; ср. Судей 5:30, где это слово употреблено как пренебрежительное обозначение пленных женщин); — у здесь, вероятно, архаический морф женского рода. Возможно, имеется в виду та же ʼАсират, а возникновение ее «отдельного» дублета объясняется обязательным в древнесемитской поэзии параллелизмом: в первом полустишии основное имя, во втором — равноценное или равнозначное имя или же эпитет к основному имени.

323

ʼАсират (у древних евреев «ашера») кроме антропоморфного образа (например, кормящей матери Шахару и Шаламу) изображалась еще в виде столба с ветками или небольшого дерева; для сопоставления этого образа с Мировым древом, на наш взгляд, нет убедительных аргументов.

324

Заметим, что западносемитский Ваал (Баʽал, Баʽлу) отождествляется в Угарите в семи ипостасях с семитским Ададом (Хададом, Хадду), а также с хурритским Тешшубом; ʽАнат отождествляется с хурритской Шавушкой, а позже у греков ее различные аспекты отождествлялись с Афиной, Артемидой и Афродитой.

325

Вавилонский миф, возможно, западносемитского (аморейского) происхождения; он не имеет шумерского прототипа.

326

Сам ʼИль в свой собственный век тоже побеждал род титанов — «Пожирателей». Это напоминает известную хурритскую мифологему о последовательной смене поколений богов в борьбе с последовательными сериями чудовищ (ср. у греков титанов и гигантов). У хурритов Ану (-ʼИль) принадлежит к старому, но не старейшему поколению богов; ему предшествовал Алала — возможно, Halal угаритян?

327

Ее точные (по индоевропейской этимологии) тезки, греческая Эос и латинская Аврора, большой культовой роли не играли. Ушас играла гораздо большую роль. Как богиня Утренней зари, она сопоставима с месопотамской Инаной/Иштар, богиней Утренней звезды, а культ Инаны может быть увязан с началом сельскохозяйственных работ и тем самым плодородия. Для связи Утренней звезды с Утренней зарей характерны данные славянских языков: рус. «заря», «зорька» (< *«зоря») рассвет, «зарница» (< *«зорница») отблеск молнии; украинск. «зiрка» звезда, «зiрниця» утренняя (или вечерняя) звезда. Ф. Б. Я. Кёйпер предполагает скорее космологическую роль Ушас как первой зари Нового года, что, конечно, не противоречит сказанному. Об Ушас см., например: Елизаренкова Т. Я., Топоров В. Н. О древнеиндийской Ушас (Uśās) и ее балтийском соответствии (Ūsiṇš). — Индия в древности. М., 1964, С. 66–84; Кёйпер Ф. Б. Я. Труды по ведийской мифологии. М., 1986, с. 51–70.

328

Я. В. Васильков замечает, что и Ушас и апсары мифологически связаны с определенными ритуалами (словесное состязание, игра в кости), происходившими в так называемом «(доме) собрания» (sabhā), который, как показал Г. Й. Хельд, в истоках является не чем иным, как «мужским» или «общим» домом поколения юношей.

329

Cagni L. Lʼepopoa di Erra, IV, 55. На самооскопление в эпосе — только намек (участники процессии несут ножи и бритвы, и в числе их гомосексуалисты и евнухи).

330

Я. В. Васильков замечает, что в некоторых обществах архаического типа нагота является характеристикой девушек, живущих в «общих домах»; так, у древних индоариев nagnā нагая обозначает, видимо, представительницу юного половозрастного класса; глава его — Mahānagnā Великая нагая. Уменьшительное nagṇikā сохранилось в классической индийской культуре как обозначение девочек класса детей.

331

См. «Перебранку Локи» в СЭ, с. 53.

332

Эту черту гесиодовской мифологии поздней считать нельзя, так как его Эрос, видимо, соответствует фаллическому персонажу хурритского мифа об Улликумми, архаичность которого никак нельзя подвергнуть сомнению.

333

Один, бог, странствующий по земле, может тоже в том или ином облике являться людям, предвещая им смерть, — но только своим потомкам — героям из родов, возводящих себя к самому Одину.

334

Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. Становление литературы. Л., 1984, с. 149.

335

Поэтому валькирии связаны также с пряхами судеб — норнами (ср. мойры у греков, парки у римлян).

336

МЭ, с. 155–156; Древнеанглийская поэзия (Литературные памятники). Под ред. О. А. Смирницкой и В. Г. Тихомирова. М., 1982, с. 249 и сл.

337

«Вторая песнь о Хельги убийце Хундинга», 29 (СЭ, с. 88).

338

См. выше, примеч. 19.

339

В Индии фаллический элемент присутствует в образе уже ведического Индры (его орудие, громовая дубина, по некоторым данным, трактовалась как фалл, причем это относилось именно к аспекту Индры как бога дождя и плодородия; см.: Liebert G. Indo-iranica. — Orientalia Suecana. Vol. XI, 1962, c. 148; Огибенин В. A. Структура мифологических текстов «Ригведы». М., 1968, с. 96–97). Но наиболее известен фаллический символ верховного индуистского бога Шивы — лингам, являющийся объектом особого почитания. В классическом индуизме лингам рассматривается как символ деятельного мужского начала в мироздании; однако народная религия связывает с ним некоторые обрядовые действия архаического типа; например, женщины касаются лингама, чтобы избавиться от бесплодия. Полагают, что символ лингама унаследован индуистским Шивой от какого-то субстратного божества, растворившегося и синкретическом образе этого бога, либо от «бога растительности, индийского Диониса» (Keith А. В.Religion and Philosophy of the Veda and Upanishads, c. 150), либо от бога — покровителя стад (ср. известный эпитет Шивы Pasupati владыка скота).

340

Вполне вероятно, что подлинным именем этого божества было именно Ингви, а Фрейр было его эпитетом как брата-близнеца Фрейи (Freya, к и.-е. *pri-, *prei- любить, желать, ср. санскр. priti любовь, дружба, рус. «приязнь» и т. п.). Только от Ингви — множество антропонимов, в том числе наше Игорь (< Yngvar принадлежащий Ингви), и этнонимов (ингвеоны, инглинги).

341

«Поездка Скирнира» (СЭ, с. 47 и сл.). Герд обещает Фрейру, однако, не брак, а свидание в роще Барри (может быть, в «ячменной роще»? Эпитет не вполне ясен). Значит, Герд не уходит в мир асов.

342

Норман Браун У. Индийская мифология. — МДМ, с. 314 (со ссылкой на поздний текст — «Шивамахимнастава», 9, 24).

343

Там же, с. 286.

344

Бог-громовник — везде победитель чудовищ и великанов; в Египте эти функции по экологическим причинам переданы богу Солнца, но ср. также в Вавилонии змееборца Мардука («дитя света»). Что касается подвигов Индры, то они могли быть унаследованы из общеиндоиранской эпохи, когда могли иметь и другую сезонную интерпретацию, например, как полагает Я. В. Васильков, громовержец мог содействовать своим актом Солнцу в борьбе с демоном зимы. Недаром этот миф еще в раннем слое «Ригведы» приурочен к Новому году — зимнему солнцестоянию. Но на индийской почве сложился свой «сезонный» вариант мифа, уже приуроченный к началу муссона, и в этом варианте Индра бьется уже не только с Вртрой, понимаемым скорее всего как демон засухи, но, возможно, и с самим Солнцем-Сурьей. Можно привести и другой пример экологической обусловленности мифологических представлений. Ж. Дюмезиль (несмотря на свою приверженность идее «трехфункциональности», прекрасный знаток индоиранского мифологического материала) доказал генетическое тождество скифской богини огня и солнца Табити и индийской «девы» Тапати, дочери Солнца, фигурирующей в легенде «Махабхараты» о священном браке с нею царя Самвараны («Махабхарата», I, 160–163): оба имени одинаково означают «согревающая» (Dumezil G. Bomans de Scythie et dʼalentour. P., 1978, c. 125–145). Но в условиях Индии, где плодородие зависит прежде всего от дождя, а солнечный жар играет чаще отрицательную роль, предполагаемая индоиранская мифологема о сакральном браке царя с «солнечной девой» должна была неминуемо подвергнуться переосмыслению. «Солнечную деву» в роли божественной супруги царя со временем заменила связанная с водной стихией и растительным миром богиня Шри. Память о Тапати сохранилась только в генеалогических преданиях рода Куру, а позднее, в пуранах, она, хотя и являющаяся дочерью бога Солнца, выступает как богиня реки (современная р. Тапти)!

Еще от автора Игорь Михайлович Дьяконов

Игорь Дьяконов

Древний Восток

«Книга для чтения по истории древнего Востока» состоит из небольших научно-популярных рассказов, посвящённых важнейшим событиям историй древнего Египта, Двуречья, Урарту, Хорезма, Индии, Китая и ряда других стран. Большое внимание уделено быту непосредственных производителей древневосточных обществ. Значительное место отведено также истории культуры.Книга представляет собой пособие для внеклассного чтения в средней школе.

Игорь Дьяконов

Предыстория армянского народа

Книга известного востоковеда Игоря Михайловича Дьяконова, в который он обосновывал миграционно-смешанную гипотезу армянского этногенеза.

Игорь Дьяконов

История Древнего мира, том 1. Ранняя Древность. (Сборник)

Коллективный труд в первой своей книге рассматривает возникновение и начальные этапы развития раннеклассовых обществ и государств в различных региона Западной Азии, долине Нила, Эгейском бассейне, Индии и Китае (IV–II тысячелетия до н. э.). Книга рассчитана на широкий круг читателей, как историков, так и интересующихся древней историей.Файл создан по материалам сайта http://historic.ru/«Historic.Ru: Всемирная история».

Игорь Дьяконов

Люди города Ура

Книга рассказывает об одном из древнейших городов мира — Уре — в период 1932–1739 гг. до н. э. Написанная на уникальном документальном материале, книга, однако, живо воссоздает повседневную жизнь горожан Ура — от высокопоставленных жрецов до бедноты.

Игорь Дьяконов

Об истории замысла "Евгения Онегина"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Игорь Дьяконов

Киркенесская этика