Арджуманд. Великая история великой любви - [11]

— Должно быть, он огромного роста… — кивнул Мурти.

Река бурлила, стремясь к крепости. Когда они подошли ближе, Мурти заметил небольшую постройку, увенчанную куполом. Стены были тронуты распадом, побелка почернела от дождей, а кое-где и облетела, обнажая кирпич. Казалось, здание строили наспех, торопясь поскорее закончить. Постройку охраняли солдаты. Их было не меньше двадцати, кое-кто отдыхал в тени, другие стояли на посту. На них была алая форма императорской гвардии, на щитах и доспехах играло солнце.

— Что это они охраняют? — спросил Мурти. — Похоже, строили спустя рукава…

— Это гробница Мумтаз-Махал, — ответил купец.

— Вот это? Так она уже построена! — Мурти рассердился. — Зачем же мы только проделали такой путь? Почему за нами посылали?

Купец неодобрительно покачал головой:

— Это лишь временное место ее упокоения, а теперь другое будут возводить.

— А какой она была? — поумерив пыл, спросил Мурти.

— Говорят, красавица. А там, кто ж знает…

Мастера не устраивал такой ответ. На протяжении всего пути он всем задавал этот вопрос: «Какой она была?» — и неизменно слышал: «Кто ж знает…» Такой ответ его не устраивал. Он вырезал статуи богов, которых видели все и которым все поклонялись; люди несли богам цветы и плоды, обращались с молитвами. Как украшать дом для мертвой женщины, которую никто не видел? Ничего, наступит день, и он встретит кого-нибудь, кто бы смог рассказать ему про нее.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ История любви 1017/1607 год

ИСА

— Ты выглядишь усталой, агачи.

— Я просто не выспалась, — ответила она.

Моя любимица сидела под саманом, и от падающей тени лицо ее казалось пестрым. Но я все равно заметил синеватые полукружья у нее под глазами. Прошло уже несколько недель после той волшебной ночи, и до нее конечно же доносились слухи о любви принца. По углам шептались, что Шах-Джахан потерял покой, бродит по дворцу, словно призрак, и нигде не может найти утешения. Однако за все это время она не получила от него ни весточки — хотя все ждала и ждала, и таяла прямо на глазах.

На коленях моей хозяйки лежала раскрытая книга, но я что-то не видел, чтобы она переворачивала страницы.

— Когда я сплю, мне снится, что я бодрствую, а наяву я хожу как во сне… Я представляю, как меня снова касается его рука, как он смотрит на меня, как что-то говорит мне… Это было наяву, Иса? Было или не было?

— Да, агачи, было. И я там был.

Вся работа по дому была переделана, я выполнил все поручения и, признаться, устал. Прежде семья жила в крепости, и дом был куда меньше, чем теперь. Когда Гияз Бек поступил на службу к Акбару, они переехали сюда. Здесь было слишком много комнат, да еще громадный сад в придачу. По виду не отличишь от дворцового, но в нашем фонтане (хорошо хоть единственном) не было воды: одна лишь пыль, а в ней засохшие листья. Фонтан строил архитектор, в чем-то не угодивший Джахангиру. Говорят, он был богатым человеком, но в одну ночь лишился всех привилегий. Незавидная ему выпала доля…

— Увижу ли я его еще хоть раз, Иса?

— Конечно! — Это было единственное утешение, которое я мог предложить.

«Если такова твоя карма» — хотелось добавить мне, но язык не повернулся. Слово карма я предпочитал ее мусульманскому кисмет, удача. Карма подразумевает сложные узоры Вселенной, движение сил, недоступных нашему пониманию, но сейчас не время вступать в дискуссию.

— Хочешь, агачи, я развеселю тебя, покажу волшебство?

— Знаю я твое волшебство — дешевые фокусы!

— А в деревнях верили, что происходит необычное. Все зависит от веры, агачи. Как бы жил бог, если бы мы в него не верили?

По ее губам пробежала улыбка.

— Ну что ж, сотвори волшебство. Перенеси сюда… Шах-Джахана. Прямо сейчас, в этот сад… Ну же, Иса! Я прошу у великого чародея ничтожной малости…

— Ох, ты права, агачи. Я могу показывать только дешевые фокусы. Если б бадмаш, что выкрал меня из родительского дома, на что-то годился, я бы сейчас соткал Шах-Джахана из воздуха.

Она поглядела на меня с сочувствием:

— Ты совсем не помнишь своей семьи?

В доме раздался вопль, и я не успел ответить. Голос был женский, высокий, пронзительный, он все еще резал уши, даже когда вопль прервался.

Мы со всех ног бросились наверх, сталкиваясь с другими слугами и домочадцами.

Кого-то убили? Кто-то умер?

Вместо покойника перед нами предстала Мехрун-Нисса, с гневным видом ходившая по комнате из угла в угол. Муж Мехрун-Ниссы, храбрый полководец Шер Афган, сидел на тахте и увещевал ее, безуспешно пытаясь погасить вспышку ярости. Ладилли испуганно жалась к отцу.

— И все это вместо благодарности? — снова вскричала Мехрун-Нисса, ни к кому не обращаясь.

— Но это очень высокая должность, дорогая, — возразил Шер Афган.

— Высокая?! — Рука Мехрун-Ниссы, взметнувшись, указала на слуг, толпившихся у двери. — Давай продолжай! Скажи им, где тебя ожидает столь завидная должность. Пусть знают, какую неслыханную щедрость проявил правитель. И это за все, что я сделала! — Помолчав, она злобно выпалила: — Нет, вы только подумайте, Бенгалия! Это же за тысячу косов отсюда!

— Но я должен принять это назначение. Бенгалия — богатая земля, а диван[18] — должность очень важная. Мы прощены, и мое назначение подтверждает это!