Ardis. Американская мечта о русской литературе - [54]
Позднее, после смерти Карла, издательство лишилось его зарплаты. Но в 1989 году Эллендея получила грант Макартура, «и он нас долго поддерживал»[368]. Начавшаяся в СССР перестройка сделает всe русское модным и, наконец, приведет «Ардис» к относительному коммерческому успеху в Америке.
«Мы с Карлом работали очень много, поэтому, когда мы отдыхали, мы отдыхали. Если у нас была ночь в Париже, то мы ее проводили в «Ритце». Мы знали, что потом большую часть года мы просидим в нашем подвале за работой», — вспоминает Эллендея.
— А часто случались кассовые разрывы и кризисы?
— Было много кризисов. Видишь этот рояль (Эллендея указывает на внушительный рояль фирмы Knabe. — Н. У.)? В те годы он стоил тысячи три. Когда у нас были проблемы, я всякий раз говорила: «В крайнем случае продадим рояль». И он всe стоит на месте.
— Три тысячи — важная сумма для русской литературы, хотя бы для героев Достоевского.
«Ардис» — классический малый бизнес. Приятели Профферов бескорыстно помогали в работе, а сотрудники становились друзьями, чуть ли не членами семьи. Маша Слоним, приехав в дом на Heather Way, чтобы работать, поселилась там же в мансарде, со своим душем: «в общем, такая отдельная квартирка, на самом верху, светелка. В первый раз у меня оказалась какая-то своя территория». Платили ей немного, но зато у нее был кров над головой, еда. Да и сын Маши, Антон, «был пристроен».
Рон Майер, который работал в «Ардисе» в 80-е, свидетельствует: «Они были для меня на самом деле как семья. Они помогли мне найти квартиру, купили машину, которой я мог пользоваться. Мы вместе с Эллендеей готовили еду для мальчиков и Арабеллы, для Карла. Моя мать, навестившая меня у Профферов, сказала, что она никогда не видела такой командной работы на кухне. Если Профферы собирались ужинать не дома, они всегда брали меня с собой… Когда уже в период болезни Карла они уезжали, Арабелла оставалась на меня».
Слоним вспоминает, что работали по ночам: «может, дети спали и было спокойней, может, они совы были». «Да, они были совы, — подтверждает Рон Майер, — они никогда не появлялись раньше полудня или даже часа дня». И ложились около 7 утра [369] — многие письма своим русским друзьям Карл как раз дописывал на рассвете. «Кажется, мы ведем жизнь вампиров. Но серебряные пули Советского Союза нас не достанут»[370].
«Как бы остальные наши сотрудники ни интересовались Россией и ни были бы ею заняты, они отрабатывали свои восемь часов… и уходили домой. Россию и «Ардис» можно было тогда забыть. На самом деле восемь часов русской литературы в день вполне достаточно», — пишет Карл Копелевым. Сами Профферы продолжали работать «и после того, как все остальные ушли, дети были уложены, и даже совы спали. Мы обсуждали и решали тысячу мелких проблем и задач, большинство из которых были связаны с вами и с вашей странной страной и нашим странным отношением к ней». Улегшись в постель под утро, то Эллендея, то Карл вдруг вскакивали, чтобы что-то записать[371].
Иногда раннее утро выглядело по-другому. Маша Слоним не входила в число сотрудников, которые «отрабатывали свои восемь часов и уходили домой». Она вспоминает: «На рассвете, после работы, мы ехали в закусочную, кажется, в «Жирную ложку» — не фастфуд, но примерно: всякие яичницы, вафли — нездоровая была у нас пища. Но это был наш конец рабочего дня, и мы ели как дальнобойщики, а потом ложились спать».
Рабочий день Рона Майера начинался раньше «полудня или часа дня». В подвале, где, собственно, шла работа, зимой было очень холодно. «Там был камин, и прежде всего я разводил в нем огонь, чтобы прогреть комнату. Это была большая комната с огромным столом, размером с два обеденных». Потом спускались дети. Маша Слоним их застала еще совсем юными: «Утром дети сами себя собирали в школу — вместе с маленькими Профферами на «детском этаже» жил и сын Маши, Антон. — Потом они все вместе ехали в школу на автобусе».
Корреспондент журнала Toledo, побывавший у Профферов за год до смерти Карла, так описывал увиденное: «И «Ардис», и Профферы обитают в 25-комнатном доме… где штабеля книг и редакторская техника соседствуют с толпой тинейджеров (трое из них — Профферы), их четырехлетней дочерью, Арабеллой, орущими телевизорами, двумя собаками, плюс обычно по меньшей мере одним русским писателем на постое». Кстати, своего белого пуделя Профферы назвали Пушкиным. «Русские считают это скандальным», — пояснял Карл, кажется, не без удовольствия[372].
Рон Майер происходил из скромной семьи, и его откровенно поразил огромный дом Профферов. «Холл, — рассказывает он, — был с потолка до пола завешан русским искусством, которое они собирали или получали в подарок. За окнами в пол открывался вид на ошеломительных размеров газон. Дальше следовала галерея с библиотекой. Наконец, телевизионная комната с проектором. Тогда это было в новинку, но Эллендее всегда нравились технологии».
«Мы смотрели там кино, телевизор, — вспоминает Маша Слоним. — И как только шла реклама, все сразу начинали заниматься своими делами: кто книгу читал, кто — рукопись, кто болтал». Всe это напоминало быт общаги, Слоним называет жизнь в «Ардисе» «студенческой». «С Эллендеей очень хорошо было сплетничать, хотя бы по поводу Иосифа, — добавляет Маша. — Раз в неделю мы ездили на шоппинг в супермаркет. Карл был подсажен на пепси (Владимир Марамзин утверждал, что это была кока-кола
