Арабская дочь - [85]

— Что это было? Бомба?

— Не двигайся, сейчас узнаю, — говорит Хамид и осторожно приближается к окну. — Это на противоположной стороне улицы. Там, где стояли магазинчик и киоск, сейчас большая воронка.

Он наблюдает за улицей из-за ниши.

— Говорила тебе, — Марыся от ужаса трясется всем телом, — что они найдут тебя даже под землей.

— Не говори чепухи, а то накличешь беду. Если бы это предназначалось мне, то нашего дома уже не было бы. Я ведь не тот бедный торговец, которого сейчас сгребают с тротуара, — говорит он, вздыхая.

— А может, это только предупреждение? — Марыся на цыпочках подходит к окну и издали смотрит на тротуар перед домом. — Ты видишь ту корзину на улице?! — вдруг спрашивает она охрипшим от волнения голосом.

— Какую?..

— Ту, цветную, с красной тесемкой на ручке! — выкрикивает Марыся, бросается вниз по лестнице, а потом мчится через сад. Она выбегает на улицу и проталкивается, орудуя локтями, в центр собравшейся толпы.

— Ни к чему не притрагиваться, это улики! — раздается голос неизвестно откуда появившегося полицейского. Он отталкивает Марысю, которая стоит как вкопанная, уставившись на окровавленную корзинку. Ее глаза полны слез.

— Это мое, — шепчет девушка. — Это моей бабушки.

Она наклоняется, берет корзинку и благоговейно несет ее домой.

Самолет приближается к земле, а ее все не видно. Вокруг только песок и пыль, от воздушных ям бросает в стороны, а пассажиры с ужасом смотрят по сторонам.

— Здесь уже не могли подложить бомбу, за дело взялась сама природа, — говорит Марыся с сарказмом.

— Постарайся не произносить слово на букву «б», а не то кто-нибудь услышит — и нас арестуют сразу после приземления. Эта страна помешана на такого рода делах. — Хамид сжимает руку жены, то ли чтобы успокоить, то ли чтобы предостеречь.

— Приятная страна, значит, и столица должна быть красивой. В центре пустыни! Здесь всегда столько пыли?

— Почти, — подтверждает мужчина, недовольно сжимая губы. — Если тебе здесь не понравится, то двинемся дальше, не беспокойся.

— Так может, сразу пересядем в следующий самолет, в каком-нибудь нормальном направлении?

Молодая женщина поворачивается лицом к иллюминатору, заканчивая тем самым бессмысленную дискуссию. Она закрывает глаза, окруженные завесой длинных черных ресниц, и вспоминает кошмар последних двадцати четырех часов.

После взрыва бомбы в небольшом магазинчике на узкой улочке, ведущей к их дому, события следуют одно за другим. В течение пары минут появляются специальные службы. Функционеры обследуют дом вдоль и поперек: собаки нюхают, пикает аппаратура. Через минуту становится ясно, что дом чист. Но после произошедшего в нем никто не должен жить, а тем более Хамид, которого, дело понятное и давно ожидаемое, наметили террористы. Убийство бабушки — это лишь предостережение, сигнал и начало игры в кошки-мышки. Марыся сидит с корзиной на коленях, прижимая ее к себе как ребенка. Она не в состоянии вымолвить ни одного слова. Уставившись в пространство, молодая женщина то и дело принимается теребить красную тесьму, которую бабушка привязала на счастье.

— Отдайте это! — кричит ей в ухо молодой служащий. — Там могут быть улики. — С этими словами он изо всей силы дергает за корзину.

В эту минуту все, что еще в ней оставалось, высыпается: помидоры, молодой лучок, спаржевая фасоль, старый мобильный телефон и вытертый кошелек. Девушка поднимает его и открывает, зная, что найдет в нем. Пара монет и бесценные фотографии теток — Малики, Самиры, тогда еще худенькой Хадиджи, а также своей матери и маленькой запеленатой девочки — ее сестры Дарьи. «Сейчас уже никто не назовет меня Марысей. Она умерла вместе с тобой, бабушка», — думает девушка. Сразу после этого она идет паковаться. Бросает вещи в большие дорожные баулы как попало, а чужие мужчины закрывают их и забирают в машины, припаркованные у черного хода. Прошло почти пятнадцать минут, когда Хамид вбегает в комнату, берет шкатулку с украшениями, о которой она совсем забыла, хватает ее за руку и вытягивает из дома. Не успевают они усесться, как большие черные «кадиллаки», взвизгнув шинами, начинают двигаться по улице. Сзади, между чемоданами, сидят, притаившись, охранник с «калашниковым» в руках и расстроенный Фалил в пуленепробиваемом жилете.

Всей отправкой занимались служащие безопасности, ранее работавшие с Хамидом и его двоюродным братом по разработке йеменской «Аль-Каиды» и подавлению мятежа «Аль-Хаути». Молодые супруги пролетают пол-Европы, чтобы запутать следы, но Марыся считала тогда и по-прежнему считает, что они уже и так мертвы. Самолет настолько долго был в состоянии турбулентности, что она не замечает, как они в конце концов выбираются из нее.

— Вот видишь, все обошлось. — Расслабившись, Хамид ласково берет жену за руку. — У нас хорошие пилоты, Wallahi.

— Значит, я должна эту тряпку на себя надеть? — молодая светлокожая женщина с золотистыми волосами с неудовольствием поднимает атласную черную абаю.

— К сожалению. Но не беспокойся, можно достать очень красивую, вышитую драгоценными камнями, кристаллами Сваровски…

— Не рассказывай мне сказок! Речь идет о том, что я вынуждена носить это, хоть я и не шиитка, не вахабитка! Даже не знаю, являюсь ли я мусульманкой! Даже в таком традиционалистском государстве, как Йемен, я носила цветное, и единственное, что не могла показывать, — это волосы, голые рук и зад, и никто не навязывал мне, как я должна одеваться. Может, прикажешь мне закрыть лицо?! — Марыся оглядывается и с неудовольствием замечает, что все красивые саудовские женщины, которые в Париже поднимались на борт самолета в современной одежде, сейчас закрывают их черными мешковатыми плащами.