Апрель - [67]

Подходя к освещенному подъезду клуба, Джо увидел стоящих у крытого «джиппа» двух чинов «милитери полис» в красных фуражках. Третий покуривал сигарету у входа в клуб. На ступеньках валялось много окурков. Джо замедлил шаг.

Увидев его, полицейский, стоявший у входа, торопливо сбежал вниз. Сердце Джо сжалось от недоброго предчувствия. Враги не спят. Но чего ему бояться? Он начал бороться за правду и будет продолжать борьбу… А далеко отсюда, на пороге бедного дома, слепая мать ожидает сына. В знойный полдень под крышей нежно воркуют голуби. В песке у порога копошатся соседские ребятишки. А по недалекой дороге медленно катит повозка, и лениво прядающий ушами мул слушает тихую песню возницы о Джоне Брауне[11].

Джо смело подошел к подъезду клуба, вполголоса напевая ту песню, что, наверно, звучит сейчас у дома его матери:

Сам Джон Браун!

Сам Джон Браун

Там сидит во славе

И трубит в свой рог;

Псы его борзые

Улеглись у ног.

Пусть его глаза

Кажутся закрыты, —

Видит наш Джон Браун

То, что от нас скрыто.

Видит день суда,

И что кончен плен,

И ружье лежит

Поперек колен —

Нашего Джон Брауна,

Нашего Джон Брауна.

Долго матери придется ждать…

Полицейский, знакомый по встрече в кабачке «Ад» сержант с красным и толстым носом, весело улыбаясь, приблизился к Джо.

— Джо Дикинсон? — спросил красноносый сержант. И так как момент был строго официальный, он убрал с лица ненужную улыбку.

— Да, сэр, — ответил Джо.

— Мы с тобой где-то встречались? Ты был в компании такого же цветного, как и сам. Рожа у тебя была мрачная. А сегодня ты что-то веселый!

— Ведь завтра Первое мая… Но что вам угодно?

— Ты арестован, Джо Дикинсон! — Сержант быстро и ловко, как человек, имеющий в этом деле немалый опыт, надел на руки Джо металлические наручники, захлопнул их. — Ты арестован! Марш!

Один из полицейских открыл дверцу автомашины и втолкнул Джо в темное ее нутро. В углу кто-то сидел. На руках его тоже поблескивали браслеты наручников. Лица в темноте Джо не мог разглядеть.

— Джо, — тихо произнес сидящий в углу.

— Сэм? Это ты?

— Да, Джо, они хотят, чтобы я провел Первое мая за решеткой.

— Молчать! — рявкнул сидевший рядом с шофером полицейский. — Разговаривать арестованным запрещается.

— Может, ты нам и на языки подвесишь железо? — спросил Сэм.

Полицейский не ответил.

— Тем, кто строил мост в Мичигане, железо не страшно, — сказал Джо.

В машину втолкнули еще двух арестованных, и, зловеще завывая сиреной, она помчалась по темным улицам Вены.

Молодое утро встало над городом. Новый мост на Шведен-канале убран кумачом и флагами. Ветер, принеся в город запахи свежей земли и альпийского леса, развернул флаги. Долгое время разговор ветра с кумачом нарушал овладевшую городом тишину. Над крышами поднялось солнце. В его лучах алое убранство моста запламенело радостно и ярко. И вместе с солнцем в город пришла песня. Ее четкие маршевые ритмы рождало множество голосов. Ей было тесно в узких каналах улиц, она рвалась к просторам неба, гремела под ним призывно и звучно.

Лида открыла окно. Александр Игнатьевич спал за столом, положив голову на руки. На столе громоздилась груда тетрадей и записных книжек, а под руками лежал эскиз нового моста. Лида, взглянув на отца он так хорошо улыбался во сне, — решила его не тревожить.

Утренний воздух хлынул в комнату освежающим потоком, а вместе с ним ворвалась песня. Улица возле дома была заполнена людьми. Они несли высоко над головами знамена, транспаранты, портреты Ленина и Сталина, красные полотнища лозунгов. В голове колонны в зеленом спортивном пиджаке, в синей фуражке с черным плетением шнурков на околыше шагал Зепп Люстгофф.

Песня, как орел, раскинула над улицами свои широкие крылья. И сотни голосов, поднимающих ее так высоко, звучали, как мощный голос титана, полного творческих сил, готового строить, созидать и вместе с весной, вечно юной и новой, украшать землю. Шагая, люди пели:

Жива трудовая Вена,

Огонь ее не угас,

Пришел апрелю на смену

Веселого мая час.

Стоя у окна, обвеваемая свежим утренним ветерком, Лида видела перед собой залитую солнцем Красную площадь, светлое небо над Москвой, цветы, знамена, демонстрантов, которые шли, шли нескончаемым потоком, и в сердце каждого из них горели любовь, гордость и радость. На земле была весна, мир, и на трибуне Мавзолея, как всегда в утро Первого мая, стоял, приветствуя демонстрантов, тот, на кого с надеждой и радостью устремлялись взоры тех, кто жаждал труда, счастья и света, — великий Генералиссимус мира Сталин.

А песня с новой силой гремела на улицах города:

Пусть сговоры и измены

Враги замышляют сейчас.

Жива трудовая Вена,

Придет торжества ее час.

Рассеялась тьма ночная,

Восток пламенеет зарей…

Да здравствует Первое мая

И песни борьбы над землей!

Огромный поток людей, знамен, лозунгов и плакатов плыл по Рингу. Колонна Зеппа Люстгоффа несла большой красочный макет моста на Шведен-канале. Над ним трепетал флаг со словами: «Да здравствует мост мира!» Мост проплыл над головами демонстрантов, весь в трепете флагов, овеянный песнями, навстречу солнцу.

В мир пришел май…