Аппендикс - [27]

Шрифт
Интервал

[10] привел Амастана, Флорин дольше, чем это было нужно, задержался на его выпуклых глазах. Словно шмель, его наболевший взор застрял в густых стрельчатых ресницах африканского пацана, и он это запомнил. Всякий раз, когда он с удивлением восстанавливал в памяти эту секунду, чувство неловкости и досады забрасывали удивление куда подальше. «Еще этого не хватало, – отмахивался он, – видно, совсем я здесь заржавел».

С первых минут он принял тон более опытного, пожившего, и хоть возраст для эмигранта имеет другие отсчеты, он и правда был старше почти вдвое. Амастан же, когда оказалось, что Флорин слышал что-то о берберах, почувствовал, что теперь он чуть менее одинок в этом островном городе.

Город прижимался к вулкану и, расправляя позвоночник широких улиц, любовно вписывал его в свою перспективу.

Главная площадь трепыхалась, подпрыгивала от воздушных шаров, героев и чудищ на веревочках, ударяющихся друг об друга в ожидании маленьких покупателей, играла музыка, прохаживались группками и поодиночке, сновали на великах загорелые люди. Пожалуй, оба они чувствовали себя здесь почти как дома. Вот и слон согласно кивал своей добродушной мордой из лавы, когда они уплетали золотистые аранчини[11] из Престипино, обжирались мороженым, задирая головы, разглядывали щекастых монстров и выражения лиц амуров, что поддерживали балконы с коваными балюстрадами, а один раз даже проехались в маленьком электрическом турпоезде в компании седовласых туристов.

По вечерам сползали в яму. Там, на семиметровой глубине, жарили еду на гриле под слабым светом, доходящим до жаровень из дверей, дыр и проемов жилищ. В склизкой глине за высоким забором из листового железа на пятистах квадратных метрах лепились самодельные бараки бидонвиля. Когда-то этот вырытый в двух шагах от центра котлован мэрия приготовила для фундаментов многоэтажек. Деньги на постройку были почти сразу растрачены, и здесь возникла неофициальная жизнь.

Лачуга Флорина больше остальных походила на дом. Переселившись в него из своей полной бездомности, Амастан не переставал дивиться перемене участи. Он клал подушки от ярко-розового дивана на настил из досок и под утро смотрел розовые сны. В них ямный город превращался в освещенный восходом ксар. Пока он видел ксары только на картинках, но в мечтах уже не раз оказался вместе с Ркией в оазисах Сахары. Флорин стелил себе на диване. Снов он не помнил, и только от одного проснулся посередине короткой ночи.

Был теплый день, и среди травы, деревьев, лестниц виднелись одноэтажные странные конструкции. Его аккуратный белый домик был со всех сторон обнесен застекленной верандой, а сам он отдыхал на разложенной подстилке под теплым весенним светом, когда еще издалека увидел в траве рыжего, отвратительного морского котика. Он полз неуклюже, но невероятно быстро, и Флорин вскочил закрыть двери: было очевидно, что существо явно нацелилось на его домик. Он успел захлопнуть только две пары дверей, когда котик уже подполз к третьим, с другой стороны, которую Флорин не мог видеть. Теперь надо было срочно отделить от чудовища часть здания хотя бы изнутри, и он заскочил в первую комнату. Вдруг вся она вместе с просторной верандой наполнилась множеством белых лебедей, гусей, уток. Они галдели, поднимали крылья, натыкались друг на друга, и Флорин понял, что и они тоже спасаются от морского котика. К счастью, в этот момент сон прервался. Ему хотелось в туалет. Их, конечно, в городке не было. Тут уж каждый справлялся, как мог. Были негласные зоны, и как-то сами по себе они разделились на «М» и «Ж», так что в хорошую погоду можно было за думкой и расслабиться, кто умел это делать на корточках. Зато при церкви была душевая. Приходилось иногда подолгу ждать, но можно было хотя бы выговориться.

По вечерам ошивались на паперти в надежде быть арендованными.

Улыбчивая и даже смешливая природа Амастана позволяла вдоволь налюбоваться его оттеняющими смуглую кожу зубами, а футболка так ладно обтягивала сухой, мускулистый торс, что его купили очень быстро. И вовсе не для того, чтобы с его помощью продавать поддельные сумки или пиратские музыкальные диски. У гастарбайтера не должно быть ни капризов, ни предпочтений, он, конечно, пошел бы куда угодно, но он был счастливчиком, и новый друг с бирюзовыми, будто озера на вулканических плоскогорьях его родных мест, глазами был тому первым свидетельством. А во-вторых, на стройке платили примерно по три евро в час, и это было больше, чем то, что получалось от прибыли бродячего продавца на пляжах.

В конце третьего месяца хозяин решил отказаться от одной пилястры. Он сам, – сказал он, – учился на техника-проектировщика, и здесь вполне можно сэкономить.

Несмотря на обещанные почасовые, они работали сдельно, разумеется, по-черному, и гнали до черноты перед глазами.

Не делать пилястру было проще, чем делать, но Флорин заартачился: тогда упадет стена, он готов поручиться. Хозяин настоял, а Флорин, намекнув, что может уйти, все же остался. Идти было некуда, а деньги нужны были позарез, хотя скорей и не ему.

В тот день они вкалывали вдвоем: уволили двоих молдаван, которые в конце концов оказались ненужными. Молдаване просились назад, долго стояли у ворот. Флорин не вмешивался. Каждый имеет право на личную жизнь. Здесь самому бы выжить. А молдаване все топтались и смотрели, и


Рекомендуем почитать
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Я, может быть, очень был бы рад умереть»

В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.


Железные ворота

Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Площадь

Роман «Площадь» выдающегося южнокорейского писателя посвящен драматическому периоду в корейской истории. Герои романа участвует в событиях, углубляющих разделение родины, осознает трагичность своего положения, выбирает третий путь. Но это не становится выходом из духовного тупика. Первое издание на русском языке.


Про Соньку-рыбачку

О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.