Апостол свободы - [29]

Жизнь Васила в селе Еникьой шла тем же порядком, что и в Войнягово. Он быстро завоевал привязанность и детей, и взрослых, которые были в восхищении оттого, что им удалось заполучить в учителя такого певца. Снова он пользовался любой возможностью, чтобы рассказать о Белграде и особенно о Карадже, которого в этих местах хорошо знали. Снова учил молодежь военной гимнастике и точной стрельбе, показывал, как бросать тяжелые камни и перепрыгивать препятствия, вызывая всеобщее удивление своей быстротой и ловкостью. По свидетельству Захария Стоянова[38], он применил свои знания военного дела на практике, сколотив чету из молодых парней для защиты села от черкесов, перебравшихся в Добруджу с Кавказа. Турки заставили болгар строить дома и амбары и копать колодцы для пришельцев, однако мало кого из них привлекал мирный труд, большинство занималось грабежом и разбоем. Это легло еще одним бременем на многострадальных болгар. Генри Бэркли, свидетель деяний черкесов в Добрудже, писал: «Это племя мародеров и конокрадов, и можно сказать, что все они живут воровством»[39].

Чтобы общаться с возможно большим числом людей и привлекать их на свою сторону, Васил принимал активное участие в жизни округи, ходил на свадьбы, посещал все ярмарки и праздники в самом Еникьое и в соседних селах. Он любил не только петь, но и плясать, был гибок и проворен и прекрасно владел изменчивым и сложным ритмом народных танцев. Благодаря опыту, приобретенному в Войнягово, он стал глубже понимать человеческую психику и научился правильнее выбирать подход к каждому человеку в отдельности. Люди слушали его, соглашались с ним и волей — неволей заражались его восторженной верой в будущее. В обаятельно скромном и мягком человеке незаметно вызревала личность не менее привлекательная и подкупающая, но уже наделенная мощным зарядом силы, а врожденная сдержанность характера уступала место стремлению организовывать людей и вести их за собой.

Но его возможности ограничивались рамками одного села, пусть даже нескольких сел; а он уже нетерпеливо стремился к большему. Когда художники уехали в Трявну, им овладело беспокойство, он ненадолго съездил в Яссы, столицу Молдавии, — очевидно, надеясь установить связь с Раковским и Панайотом Хитовым, которые жили в Цыганке, имении возле Бухареста, принадлежавшем двоюродному брату Раковского. По тем или иным причинам Васил не смог увидеться с ними и 7 ноября 1866 года послал Раковскому из Ясс короткое письмо, в котором осторожно интересовался, как идет «торговля» и какие есть перспективы на будущее. Это письмо — самый ранний из уцелевших документов, написанных его рукой. Оно подписано «Д. И. Левский» (Дьякон Игнатий Левский). Это первый известный случай, когда он сам употребил имя, данное ему Раковским.

Из Ясс Левский вернулся в Болгарию, к обязанностям учителя, но не надолго. Весной 1867 года он покинул Еникьой и уехал в Румынию, чтобы начать жизнь профессионального революционера — Васила Левского.

Глава вторая

Покуда Стара-Планина стоит,

Перед турком не склонюся…

Румыния издавна служила убежищем для болгар, не желавших мириться с ненадежностью существования под турецкой властью и ее жестокостями. Номинально Румыния была вассалом турецкого султана, но в действительности граница турецкого могущества проходила по Дунаю, и стоило болгарину пересечь его мутные воды, он мог чувствовать себя в безопасности от произвольного ареста и насильственной смерти. Почти триста лет беглецы поодиночке и целыми семьями перебирались на север в поисках более сносной жизни, и в большинстве румынских городов существовали целые болгарские общины.

Эти общины формировались по национальному признаку, сохраняли народные обычаи, традиции и т. д., но с точки зрения общественной и экономической были далеко не однородны. Иные эмигранты преуспели и стали крупными торговцами или землевладельцами, другие же перебивались мелкой торговлей, ремеслом, огородничали или батрачили. Были и такие, кому не удавалось найти постоянную работу, и они жили в крайней нищете. Среди этих последних были члены Легии и так называемые хэши; они проводили свое время за разговорами и спорами в дешевых харчевнях и кофейнях, хозяевами которых были их соотечественники, из чувства патриотизма кормившие и поившие хэшей в кредит.

Наплыв эмигрантов из Белграда — молодых, воинственно настроенных и высоко сознательных в политическом отношении — имел глубокое влияние на жизнь болгарской общины в Румынии. Приехав в Бухарест после четырехлетнего перерыва, Левский увидел, что из мирного пристанища беглецов город превратился в котел, в котором кипят политические страсти и интриги между соперничающими группами эмигрантов, причем у каждой свои представления о том, как следует освобождать Болгарию и какой должна быть форма ее будущего государственного устройства.

Главные группировки составляли «старые» и «молодые» — эти названия уже были в ходу в Константинополе, где обозначали людей умеренного и крайнего направлений в борьбе за религиозное самоопределение. «Старыми» были богатые торговцы и землевладельцы, а в партию «молодых» стекались, мелкие торговцы, ремесленники, батраки, обедневшая интеллигенция.