Апостол свободы - [23]

Должно быть, Игнатий не раз перебирал все эти возможности долгими зимними вечерами, вдевая нитку в иголку и кладя шов на толстое сукно при бледном свете лампы или свечи. Возможно, капли крови на уколотых пальцах напоминали ему о розовых полях Карлово, а холод и неудобства заставляли тосковать об уютной кухне в подвале родного дома и пробуждали беспокойство о судьбе родных; может быть, раны, нанесенные разочарованием и депрессией, постепенно заживали, и он уже предвкушал, как будет рассказывать братьям и товарищам по школе о великих днях Легии, о том, как болгарские герои с оружием в руках гнали и били турок. Какой бы ни была истинная причина, весной 1863 года Игнатий простился с Белградом — городом, где он узнал так много счастья и так много разочарований, — и отправился домой, в Карлово.

Глава шестая

Винограднику нужна мотыга, а не молитва

Куда стадо, туда и пастух

Если хочешь мира, не ходи в мир

(монастырская пословица)

Возвращение домой было небезопасно. Турки только и ждали, чтобы схватить каждого побывавшего в Легии, и дьякону Игнатию приходилось проявлять большую осторожность. Сначала он поехал в Бухарест, затем снова пересек Дунай и приехал в Казанлык. Оттуда он написал матери и через нее послал письмо хаджи Василию с просьбой прислать денег на новую рясу. Хаджи Василий согласился помочь. Очевидно, исчезновение племянника вместе с конем не только взбесило, но и озадачило его; старик был доволен внезапным возвращением Игнатия, хотя при первой встрече задал ему хорошую взбучку, по свидетельству Яны.

Вся семья была чрезвычайно рада тому, что Игнатий жив и здоров, и еще больше — тому, что он как ни в чем не бывало взялся за свои мирные труды. Прихожане св. Богородицы удивлялись возвращению дьякона, но тоже были рады его видеть и с особым рвением ходили в церковь слушать его пение. Отсутствие Игнатия наверняка вызвало известные толки и сплетни, однако серьезных последствий его исчезновение не возымело. Жизнь вошла в колею, дьякон Игнатий пел в церкви и выполнял прочие обязанности с должным смирением и соблюдением всех приличий. Однако свободное время он проводил главным образом со сверстниками, которым рассказывал, где был и что делал. Они охотно слушали Игнатия, засыпали его вопросами и смотрели на него как на героя; он же со своей стороны делал все возможное для того, чтобы по первому зову Народного Воеводы привести в будущую Легию немалое число волонтеров. По-видимому, товарищи дьякона были не настолько осмотрительны, насколько следовало бы, потому что он был внезапно арестован, закован в кандалы и отправлен в Пловдив, где его без суда бросили в тюрьму.

Обычная турецкая тюрьма представляла собой сырое вонючее подземелье без доступа воздуха и света, кишащее паразитами. Спертый воздух и плохая пища могли довести до истощения человека самого крепкого здоровья. Если узник не был искалечен пытками и побоями, он становился жертвой ревматизма или туберкулеза. Все лето южное солнце сияло на безоблачном, средиземноморской голубизны небе, в садах у Марицы наливались персики, а дьякон сидел за железными прутьями темной кирпичной клетки. После опрятного быта болгарского дома, после года свободы за границей тесная камера и вынужденное безделье должны были крайне угнетать и раздражать его. Однако с объективной точки зрения месяцы, проведенные в тюрьме, стали ценным дополнением к его политическому образованию — уроком выносливости и терпения, школой психологии врага.

К счастью, он пробыл в тюрьме недолго. Оказалось, что Большой живет в Пловдиве и работает в типографии Христо Данова. Узнав, что дьякон сидит в пловдивской тюрьме, он тут же навестил его, а затем он побывал у доктора Рашко, которого знал по Белграду, и уговорил его обратиться к уважаемым горожанам Пловдива с просьбой о заступничестве за Левского. Среди них были Иоахим Груев, учитель пловдивской начальной школы, и Найден Геров, вице-консул России, болгарин из Копривштицы, известный педагог и литератор. Вмешательство видных пловдивчан помогло, — в Турции можно было добиться чего угодно при помощи денег и связей, — и дьякон Игнатий в конце лета 1863 года вышел из тюрьмы, где провел три месяца.

После краткого пребывания в Пловдиве Игнатий уехал в Карлово. Он надеялся, что и на этот раз сможет вернуться к своим обязанностям в церкви, не привлекая к себе особого внимания, но это оказалось нелегко. Он уже приобрел печальную известность, о нем шли людские толки и пересуды, у местных турок дьякон был на подозрении. И вскоре он решил, что и для него, и для семьи будет лучше, если он уедет и где-нибудь переждет, пока оживление уляжется. В середине осени Игнатий вернулся в Пловдив.

Несмотря на то, что в последнее время его занимали главным образом дела военные, дьякон Игнатий страстно хотел учиться. Может быть, общение с широко образованным Раковским, которым он глубоко восхищался, заставило его остро почувствовать пробелы в собственном образовании и вновь пробудило глубоко запрятанную и неутоленную жажду знаний. И хотя ему было уже двадцать шесть лет, Игнатий записался учеником в школу Иоахима Груева и посещал ее всю осень и зиму. На какие средства он жил в это время, неизвестно. Возможно, ему удавалось наскрести денег на свои скромные нужды пением в пловдивских церквях.