Апостол Павел - [31]

В Троаде Павел, по-видимому, в этой части путешествия не следовавший вполне определенному плану, снова впал в сомнение относительно выбора дальнейшего пути. Ему показалось, что Македония обещает обильную жатву. По-видимому, эту мысль в нем подкрепила встреча с одним македонянином, с которым он сошелся в Троаде. Это был врач, необрезанный прозелит, по имени Лукан или Лука. Латинское имя наводит нас на мысль, что новый ученик принадлежал к римской колонии в Филиппах; редкостные сведения его по морской географии и мореплаванию склоняют нас, однако, думать, что он скорее происходил из Неаполиса; порты и все побережье Средиземного моря были ему, по-видимому, замечательно хорошо известны.

Человек этот, которому суждено было играть такую значительную роль в истории христианства, так как он должен был стать историком времен возникновения христианства, а суждения его, с которыми в будущем не могли не считаться, должны были создать картину первых времен существования церкви, получил довольно тщательное еврейское и эллиническое образование. Он был характера мягкого, мирного, с душой нежной и симпатичной, скромный и склонный стушевываться. Павел очень любил его, и Лука тоже всегда оставался верным своему учителю. Подобно Тимофею, и Лука казался нарочито созданным для того, чтобы быть товарищем Павла. Покорность, слепое доверие, бесконечное поклонение, склонность к послушанию, беспредельная преданность были неизменными его свойствами. Это был прообраз полного самоотречения, ирландского монаха, предававшегося во власть своего настоятеля. Никогда идеал "ученика" не был воплощен в таком совершенстве: Лука буквально находился под гипнозом Павла. Добродушие человека, вышедшего из простонародья, постоянно прорывается в нем; в мечтах своих он всегда представляет себе образцом совершенства и счастья человека хорошего, полного хозяина в своей семье, которой он - как бы духовный глава, еврея в душе, обращающегося в христианство вместе со всеми чадами и домочадцами. Он любил римских офицеров и охотно верил в их добродетельность: один из предметов, наиболее им почитаемых, есть хороший центурион, благочестивый, благосклонный к евреям, которому хорошо служат и вполне повинуются; с римским войском он, вероятно, познакомился в Филиппах, и был сильно поражен им; он наивно думал, что дисциплина и иерархия являются понятиями нравственного порядка. Очень уважает он также и римских чиновников. Его звание врача заставляет предположить, что у него были знания, что к тому же доказывают и его произведения, но из этого вовсе не следует, что он обладал научным и умственным развитием, которое в то время было еще лишь у очень немногих врачей. Главным же образом Лука является "человеком добрых намерений", истинным евреем в душе, которому Иисус приносит мир. Именно он передал нам, (a по всей вероятности и составил) прелестные поэмы о рождении и детстве Иисуса, гимны ангелов, Марии, Захарии, старца Симеона, где в таких светлых и радостных нотах звучит счастье Нового Завета, осанна благочестивого прозелита, восстановление мира между отцами и сыновьями разросшейся семьи Израиля.

По всем видимостям, благодать снизошла на Луку в Троаде; с тех пор он пристал к Павлу и убедил его, что в Македонии он найдет превосходную почву. Слова его произвели на апостола большое впечатление. Ему показалось, что он видел во сне македонянина, который, стоя перед ним, звал его, говоря: "Приди помочь нам". Апостольская группа уверилась, что Бог повелевает идти в Македонию, и она стала только ожидать удобного случая для отъезда.

Глава VI. Продолжение второго путешествия апостола Павла - Проповедь в Македонии

Проповедь в Македонии

Тут миссия вступила на совершенно новую ей почву. Это была так называемая провинция Македония; но земли эти стали входить в Македонское царство только начиная с Филиппа. В действительности, земли эти принадлежали к Фракии, и в древние времена были колонизованы греками, а впоследствии поглощены могущественной монархией, центром которой была Пелла, и уже двести лет как присоединены к великой территориальной единице Рима. Мало было на свете местностей с таким чистым населением, как страны, расположенные между Гемом и Средиземным морем. Там скапливались различные, правда, но все настоящие отрасли индо-европейской семьи. Если исключить некоторые финикийские влияния, шедшие из Фазоса и Самофракии, население этих стран осталось нетронутым ничем чужеземным. Фракия, в большей своей части кельтская, осталась верна арийской жизни; она сохранила древние культы в форме, грекам и римлянам казавшейся дикой, но в действительности только первобытной. Что касается Македонии, то это, быть может, была самая честная, серьезная и здоровая страна древнего мира. В начале это была страна феодальных замков, a не больших независимых городов; а из всех видов общественного строя это тот, который лучше всего оберегает чистоту нравственности у людей и накапливает больше всего сил на будущее. Монархисты по своей основательности и самоотречению, полные антипатии к шарлатанству и волнениям, часто бесплодным, маленьких республик. Македонцы представляли в Греции пример общества, подобного средневековому, основанного на лоялизме, на вере в законность и наследование, на консервативном духе, одинаково далеком и от унизительного восточного деспотизма, и от той демократической лихорадки, которая, разгорячая кровь народа, так скоро истощает тех, кто ей отдается во власть. Свободные таким образом, от тех причин социального разложения, которые почти неразрывны с демократией, и в то же время свободные, однако, также и от железных оков, которые чтобы обеспечить себя от революции, изобрела Спарта, македонцы больше всех народов древности походили на римлян. В некоторых других отношениях они напоминают германских баронов, храбрых, пьяниц, грубых, гордых и верных. Если они лишь ненадолго осуществили то, что римляне сумели основать прочно, то, по крайней мере, за ними осталась честь пережить свою попытку. Маленькое македонское царство, где не было ни заговоров, ни измены, где внутренняя администрация была так хороша, оказалось самой крепкой страной, с какой только пришлось римлянам бороться на востоке. Там царил сильный патриотический и династический дух, до такой степени, что после их поражения можно было наблюдать, как население с необычайной легкостью воспылало рвением к самозванцам, называвшим себя продолжателями его старой династии.