Апологет погоды - [2]

— Знаешь что, — говорит Саммерс, — он и не собирался заводить с тобой беседу. Так уж принято здесь в Нью-Йорке. Ты ведь часто к ним ходишь, вот он и сказал тебе пару слов, просто чтобы выразить свою благодарность. Ты вовсе не обязан был ему отвечать. Этим мы обычно и ограничиваемся в общении со случайными людьми. Одно маленькое замечание о погоде отнюдь не считается поводом для дальнейшего знакомства.

— Билли, — говорю я, — погода и все ее составляющие всегда были для меня серьезным предметом. Метеорология — это мое больное место. Никто не смеет поднимать при мне вопросы температуры, влажности и яркости солнечного света, если он не готов двинуться дальше и обсудить хотя бы показания барометра. Я собираюсь вернуться к тому человеку и научить его искусству продолжительной беседы. Ты говоришь, что по нью-йоркскому этикету можно ограничиться двумя словами, не требующими ответа. Ну а я заставлю его превратиться в бюро погоды и закончить то, что он начал, да еще с добавкой мелких попутных замечаний на родственные темы.

Саммерс пробовал меня переубедить, но я уже малость разгорячился, сел в трамвай и поехал обратно в кафе. Тот парень был еще там: он бродил в своем жалком заведении, похожем на загон для скота, укомплектованный столами и стульями. Несколько человек сидели за выпивкой и криво ухмылялись друг дружке.

Я отозвал парня в сторонку и загнал его в угол. Потом расстегнул на себе две-три пуговицы, чтобы ему был виден револьвер тридцать восьмого калибра, который я ношу под курткой.

— Дружище, — говорю я, — совсем недавно я заходил сюда, а вы воспользовались случаем и отметили, что денек выдался славный. Но когда я решил подкрепить вашу гипотезу дополнительными фактами, вы повернулись ко мне спиной и ушли. А теперь, — говорю я, — вы, надутое чучело с неповоротливым языком и лягушачьей душонкой, жалкая помесь шпицбергенского морского кока и безголосой креветки, начнете обсуждать погоду с того места, где остановились.

Парень смотрит на меня и пытается изобразить улыбку, но видит, что я не шучу, и отказывается от этой затеи. — Ну, — говорит он, поглядывая на рукоятку моего револьвера, — день в общем был неплохой; хотя, я бы сказал, жарковатый.

— Бросьте вилять, — говорю я, — меня интересуют детали, развитие темы, а не общие контуры. Не надо заниматься со мной стенографией, иначе вы рискуете нарваться на крупные неприятности.

— Вчера вроде как собирался дождик, — говорит он, — но к полудню опять развиднелось. А я слыхал, фермеры на севере давно ждут не дождутся хорошей грозы.

— Вот это другое дело, — говорю я. — Отряхните со своих копыт нью-йоркскую пыль и будьте по-настоящему любезным кентавром. Вам удалось сломать лед, и с каждой минутой мы все больше узнаем друг о друге. Сдается мне, я интересовался вашими родными?

— Они все здоровы, благодарю, — говорит он. — У нас… у нас теперь новое пианино.

— Вы превзошли самого себя, — говорю я, — и наконец-то начинаете избавляться от своей патологической сдержанности. Это маленькое замечание насчет пианино сделало нас почти братьями. А как зовут вашего младшенького? — спрашиваю я.

— Томас, — говорит парень. — Он у нас недавно переболел корью.

— У меня такое ощущение, что мы знакомы уже целую вечность, — говорю я. — Остался всего один вопрос: вы не жалеете о том, что открыли свое кафе?

— В общем-то нет, — говорит он. — Я даже немного откладываю.

— Рад это слышать, — говорю я. — А теперь возвращайтесь к работе и впредь будьте воспитаннее. Не трогайте погоду, пока не почувствуете, что готовы обсудить ее в более личной манере. Эта тема самой природой предназначена для теплого общения и завязывания дружеских уз, и мне больно видеть, что в вашем городе ее используют как мелкую разменную монету. На следующий день я скатал одеяла и отправился из Нью-Йорка в родные края.

Тут Бад умолк, но мы еще медлили у костра и лишь спустя долгое время стали мало-помалу расходиться на ночлег.

Стеля себе постель, я услыхал обращенный к Баду голос юнца с щеголеватой прической, в котором звучало нечто вроде беспокойства: — Вот я и говорю, мистер Кингсбери, вечер сегодня приятный на редкость. Свежий ласковый ветерок, и звезды сияют, и чистый воздух — все это вместе создает прямо-таки незабываемое впечатление.

— Да, — ответил Бад, — вечер и впрямь неплохой.