Апокалиптическая фантастика - [181]

— Послушайте! — взревел он. — Нет, вы послушайте!

Вокруг негодующе зашикали, но он упрямо шагнул к башне.

— Мы — ваши боги. — Он подождал, пока погас отзвук среди колонн. — Мы живем на Луне. Мы вернулись!

Высокая женщина в серебряном платье, вскочив, закричала на него, взмахнув серебряным жезлом. Он замолчал и указал на Дайну и на остальных.

— Смотрите! — вопил он. — Вы должны нас узнать!

Она направила на него жезл. Он задохнулся, выронил рупор и рухнул на мостовую. Женщина перевела жезл на нас. Дайна встала, подняв свою книгу, и продекламировала из Дикинсон:

Здесь письма миру от меня,

Что не напишет мне, —

Скупые вести Бытия

В их вящей простоте…[111]

Я успел заметить, как отчаянно дрожит ее голос, увидеть сдержанный гнев на лице женщины. Жезл описал короткую дугу. Облачко тумана морозом обожгло мне щеки. Мостовая словно опрокинулась, и я, должно быть, упал.

8

Мне долго казалось, что я вернулся на станцию Тихо и лежу в постели в нашем лазарете. Надо мной стоял робот — терпеливый и неподвижный, как все роботы. Негромко гудел вентилятор. В теплом воздухе стоял странный свежий запах. Я лежал в полусне, пока онемевшая щека не напомнила о том, что произошло: ряд гигантских серебряных фигур, суровая женщина в серебряном одеянии, ледяной туман над кончиком ее серебряного жезла.

Я разом проснулся, хотел встать с кровати и обнаружил, что слишком слаб. Робот развернул свои линзы, наклонился и, взяв меня за запястье, стал считать пульс. Теперь я заметил отличия: его гладкое пластиковое тело было голубым, под цвет стен, хотя формой он, как и наши лунные роботы, напоминал человека.

От земной тяжести у меня кружилась голова. Робот уложил меня обратно в постель и, кажется, прислушался, когда я заговорил, но ответ его был для меня совершенно невразумительным. Когда я снова зашевелился, он помог мне пересесть на стул и привел врача-человека — худощавого смуглого мужчину с серебряным полумесяцем на опрятной белой куртке. Тот с профессиональной деловитостью послушал сердце, пощупал живот, покачал головой на мои попытки заговорить и повернулся к двери.

— Мои друзья! — крикнул я. — Где они?

Он пожал плечами и вышел. Робот наблюдал за мной, пока я собирался с силами, а когда сумел подняться, взял меня под руку и вывел в круглый внутренний сад, окруженный стенами здания. Линзы робота бдительно поворачивались мне вслед, когда я пошел по гравийной дорожке среди странных растений, наполнявших воздух незнакомыми запахами. Найдя другую дверь, я решил, что она может скрывать моих спутников, но робот перехватил мою руку, когда я хотел постучать. При моей попытке настоять на своем он поднял висевший на поясе серебряный жезл и молча поманил меня в прежнюю комнату.

Он неплохо меня опекал. Слова мои, как видно, ничего для него не значили, однако он кивнул, когда я потер губы и живот, и принес мне еду: плоды, каких никогда не росло на Луне, тарелку хрустящих печений со вкусом ореха и стакан очень хорошего вина. Я с неожиданным аппетитом поел.

Робот большей частью молчал, но время от времени разражался потоком слов. У него явно было много вопросов. Как и у меня — мне отчаянно хотелось расспросить о наших далеких потомках и о том, как они собираются с нами поступить. Робот тупо выслушал, вышел и запер за собой дверь. Я так и остался без ответа.

В ту ночь я плохо спал, перед глазами стояли статуи, и мне снилось, что они гонятся за нами по пятам, а мы бежим через безжизненную пустыню, изрытую кратерами, которые оставили те черные насекомые, что изъели планету.

Меня леденил страх. Не принесут ли нас в жертву на священной площади? Или утопят в Ниле? Скормят жукам? Зальют серебристым металлом и поставят стражами против нового вторжения еретичных клонов? Я проснулся в ознобе и уже боялся получить ответы.

На следующее утро робот принес странного вида аппарат и впустил в комнату тонкую подвижную женщину, немного напоминавшую Дайну, если бы не морщины и не загар от солнца, никогда не заглядывавшего под наш купол. Монахиня, если это была монахиня, носила высокий серебристый тюрбан и вертела в пальцах лунный амулет. Она установила аппарат, проецировавший слова на стену.

Луна от моря далека,

Но с твердой добротою

Ведет его, как мать дитя,

Янтарного рукою[112].

Знакомые слова. Я слышал, как восторженно декламировала их Дайна, хотя сам никогда в точности не понимал их смысла. Тем более странно звучали они сейчас, когда женщина пропела их, словно молитву. Она повторила их два или три раза тем же торжественным тоном, а потом прочитала медленно и раздельно, наблюдая через очки в черной оправе за моей реакцией до тех пор, пока я не кивнул, поняв. Просто изменились гласные. «Луна» звучало как «лана», «море» — как «марэ».

Она приходила снова и снова, чтобы с помощью своего аппарата обучать меня, как ребенка. Даже привыкнув к странному звучанию, я часто недоумевал: незнакомыми были названия растений и животных, одежды, инструментов, карта мира и математические символы. Все же наконец я сумел спросить, что с моими спутниками.

— Нэрозамно… — Она нахмурилась и покачала головой.

Неразумно. Когда я попытался объяснить, что мы — гости с Луны, она отчитала меня и посмотрела как будто с жалостью. Поглаживая свой священный талисман, рассказала о рае, созданном Всемогущей Пятерицей на Луне, где в вечной радости обитают блаженные.