Апокалипсис - [26]

* * *

— Я не могу больше! Я устал! Понимаешь?! — Марс опустил руки, волосы прилипли ко лбу, пот тек ручьями.

Второй час он тренировался с Виктором, тело горело. Мышцы настолько забились, что и не ощущались вовсе. С утра он пробежал десять километров, потом плавал в прохладной реке, затем тренажеры, а теперь Виктор истязал его в спарринге. И так изо дня в день, отдыхать он разрешал только в воскресенье. Интересно, когда он стал верующим? Об этом Виктор всегда умалчивал. Да и вообще он редко говорил о себе, все больше о Марсе, о том, что он должен, что он обязан, что он, и только он.

— Подними руки. Держи стойку. Никогда не сдавайся. Первый и последний раз я слышу о том, что ты устал. — Виктор сделал шаг навстречу, и его рука устремилась вперед. Марс еле успел уклониться. — Противник устает тоже. Побеждает тот, кто терпит. Запомни это. — Он снова атаковал, и Марс снова увернулся. — Я не всегда буду рядом. Ты должен уметь постоять за себя. Постоять за тех, кто будет рядом с тобой. Все, что я тебе даю, когда-то дали и мне. Научишься терпеть — выживешь. Запомни это, Марс. — Учитель заходил вокруг парня, словно хищник. — Боль, страх, неприязнь к чему-либо — это все ничто по сравнению с одиночеством. — Снова удар, да такой, что даже через блок голова затрещала. — Когда тебе кажется, что ты уже не можешь, запомни — это тебе только кажется. Так что подними руки и нападай. Нападай через не могу, через красную пелену перед глазами, через подступившую к горлу тошноту. Сражайся за жизнь — или ее у тебя заберут.

* * *

Виктор был прав: терпеть боль и усталость куда легче, чем остаться одному и выносить одиночество. Марс снова вспомнил о Кате. В груди защемило. Он громко всхлипнул, закусил кулак зубами и повалился на пол, начал безудержно рыдать в голос, не боясь, что кто-то услышит. Нервы иногда сдавали. В этот раз, возможно, оттого, что не смог уберечь ее, хотя и обещал, а возможно, оттого, что просто уже устал, а приходится терпеть и делать то, что уже, скорее всего, бессмысленно. Делать потому, что так его научили, потому, что по-другому он не умеет. Смерти он не боялся, это уж точно. Марс насмотрелся на нее сполна, и поэтому она его не пугала. Отдышавшись, он прикрыл глаза и провалился в пустоту.

Проснулся от кошмара. Приснилось, что Катю изнасиловали и убили, что она лежит в безобразной позе на грязном полу полуразрушенного дома. Полумрак. Потные грязные мужики ржут, словно лошади, не замечая, что он рядом. Облако мух облепило юное тело, уже источавшее зловонный запах. Он подходит ближе, а Катя отдаляется. Мерзких насекомых становится все больше и больше, они заползают ему в ноздри и рот, а он терпит и идет вперед. Ржание становится сильнее, а ему хочется убедиться, что это точно тело Кати… В ужасе Марс открыл глаза.

Уже рассвело, угли остыли, воздух стал морозным, одежда покрылась мелким инеем. Вставать не хотелось, но он заставил себя усилием воли, чтобы снова не заснуть и не увидеть тот же сон. Нужно было осмотреть городишко. Он спрятал в небольшом проломе в полу вещи. Пистолет сунул за пояс, с обрезом нужно было что-то придумать. Вышел на улицу. Нашел клочок бельевой веревки и привязал ее к обрезу, чтобы освободить обе руки. Перекинул через плечо и двинулся в путь.

Приметил большое здание. Табличка свидетельствовала, что когда-то это была школа. На ровном белом снегу следов не было. Медленно направился внутрь. Разбитое стекло, сломанные двери, длинные коридоры. Когда-то здесь давали знания, сейчас это место мертво, как и вся земля. Под ногой лопнул осколок, эхо разнеслось по помещению. На стене увидел надпись, точнее, стих, написанный мелом. Подошел ближе, стал читать.

Я никак не пойму, чем я хуже собаки?

Может быть, потому, что не лезу я в драки?

Может быть, потому, что не глажусь по холке?

На поверку во мне лишь сплошные иголки.

Я никак не пойму, чем я хуже собаки?

Может быть, потому, что скитаюсь во мраке?

Может быть, моя жизнь вам не так уж понятна?

Может быть, потому, что слегка я измятый?

Мне не надо от вас ни цветов, ни оваций.

Я полжизни прошел, научился кусаться,

Могу спать у двери и костями питаться.

Мне не надо от вас дополнительных танцев.

Я свой век доживу, как бы вы ни хотели,

И свой стих допишу на обыденном теле,

И скажу только вам, хотя вам непонятно,

Я ведь жил только миг, остальное невнятно.

Чудак на букву М. 8.12.20…

Подпись заставила Марса усмехнуться. Год затерт, не разберешь.

— «Я ведь жил только миг, остальное невнятно», — Марс тихо произнес последнюю строчку вслух и отправился дальше.

Зашел в большое помещение. Много каркасов стульев и столов: сиденья и столешницы наверняка ушли на топливо. Отгороженное пространство с дверью и проемом для выдачи пищи. Обычная столовая. Зашел на кухню поискать что-либо пригодное. Нашел алюминиевую ложку, засунул в карман. Мятые поварешки, кастрюли. Все, что можно было забрать, уже забрали. Посмотрел под столами, наткнулся на ржавый кухонный нож. Деревянная ручка от сырости и времени уже почти сгнила, да и сам клинок был изрядно поеден коррозией.

— Ну, лучше, чем ничего, — одобрительно кивнул Марс, обтирая нож о свою штанину. — Подчистить, сделать ручку, и будет как новенький.