Апокалипсис - [116]

— Подвал лучше, чем мороз и голод. Ты давай не распускай нюни.

Он подхватил ее под руку и потащил вперед, рассказывая, что их ждет теплое место и еда. Еле прошли пару-тройку километров, как спутница Шона закатила глаза, ее ноги подкосились, а он только и успел, что подхватить ее и уложить аккуратно на снег.

— Эй, ты чего? Хорош придуриваться. Ну же! Ты сильная. Давай открывай глаза. Ну же!

Он легонько стал хлестать ее по щекам, потом отер лицо снегом. Что делать в таких случаях, он не знал. Он следопыт, разведчик, но никак не доктор. Тупо сидел перед ее телом на коленях, а она лежала то ли живая, то ли мертвая. Наконец вышел из ступора, встряхнул ее за плечи, и Катя что-то промычала. Из последних сил поднял ее на руки и понес вперед. Весь в мыле. Легкие горели. От перенапряжения мышцы рук ломило. Спина затекала. Он останавливался, падал на колени, тяжело дышал, ел снег. И все повторялось снова.

Когда увидел поселок, начало темнеть. Черные очертания домов маячили вдалеке. Каждый живший на этой земле знал, что любой город, любая деревня таит в себе опасность. Он находился на территории противника, но им с Катей требовалось укрытие. Нужно было развести огонь и передохнуть. Девчонка не выдержит, если продолжать в таком же темпе, да и он сам был на пределе человеческих сил. Когда совсем стемнело, он оставил Катю, которая по-прежнему пребывала в полуобморочном состоянии, а сам пошел в неизвестность.

Шныряя меж строений, обшарил близлежащий квартал. Никаких следов присутствия людей не было. Выбрал один из домов, спустился в подвал. Из трубы и тряпки соорудил плохенький факел. Проверил наличие выходов, на случай если придется быстро и незаметно уходить. То, что нужно. Перегородок не было — значит, можно чуть что пройти все здание и выйти из любого подъезда. Проржавевшие трубы теплотрассы, словно вены огромного зверя, тянулись по потолку. Много всякого хлама, которого хватит на всю ночь, чтобы поддерживать огонь.

Вернулся за Катей и притащил ее в найденный подвал. Развел огонь. Сделал настил и уложил девчонку.

Первые сутки просто отсыпались. Шон то и дело поднимался, прислушивался, дышит ли девочка. На второй день Катя пришла в себя. К тому времени Шон, порыскав по округе, раздобыл чайник, пару кружек и даже банку варенья, старого, засахаренного, но вполне съедобного.

— Где это мы? — поднимаясь на локтях и озираясь, произнесла Катя.

— В подвале.

— Опять в подвале, — девчонка сморщилась.

— Здесь безопасно, — он протянул ей кружку с растворенным в кипятке вареньем. — Ты долго спала.

— Вкусно, — отхлебнув, Катя улыбнулась. — Мне плохо стало, да?

— Да. Пришлось сделать привал. Я тут немного осмотрелся, место глухое. Даже следов нет. Отдохнешь, и пойдем дальше.

— Есть хочется.

— Да, понимаю. Но ничего нет. Только вот это, — он кивнул на полупустую банку. — Так что нужно как можно быстрее добраться до нашего лагеря. Одни мы долго не протянем.

— Мы с Максимычем были одни, и он справлялся со всеми проблемами.

— Болтай поменьше. Даю тебе еще день, и выдвигаемся. Так что лучше прикрой рот и побереги силы, они тебе потребуются.

— Почему ты меня не бросил? Почему возишься со мной?

— Я приказ выполняю. Я же говорил. Тебе не понять.

— Ну, конечно, — она допила так называемый чай, протянула кружку Шону. — Спасибо.

— Не за что.

— Я не про чай.

— Я понял.

Долго сидели молча, смотрели, как горит небольшой костер. Шон соорудил что-то вроде комнаты: отгородил их разным тряпьем и старыми фанерными листами, чтобы тепло не распространялось на весь подвал, а хоть немного задерживалось рядом с ними.

— Почему ты так предан генералу? — с неприязнью произнесла Катя.

Самурай посмотрел на нее исподлобья, пошевелил костер.

— Он мне жизнь спас. Приютил. Дал мне все то, что я сейчас имею. Я должен был погибнуть много лет назад. Теперь моя жизнь принадлежит ему. Весь высший состав офицеров предан ему. И любой отдаст за него жизнь.

— Меня Максимыч с дядей Витей тоже спасли. Вырастили, заботились обо мне. Дядя Витя верил в Бога, верил в то, что Он нам поможет. Верил в то, что Марс спасет нашу планету, если указать ему путь, дать ему какой-то цветок жизни. Однажды я слышала, как он молился. Просил, чтобы Максимыч не потерял этот самый цветок. В молитвах он просил дать ему силы и уберечь Марса от отца его. Просил, чтобы он не был таким. Каким «таким»? — она пожала плечами.

— Это же ересь, — встрепенулся Шон. — Нет никаких богов. Молитвы бессмысленны. Религия довела наш мир до этого, — он провел рукой перед собой. — Все верили в разных богов и убивали друг друга из-за них. Я знаю, о чем говорю. Наша община верила тоже. А те, кто нас поработил, верили в медведя. И их медведь оказался сильнее. Мы для них были недочеловеки. Вера только одна. Истинная вера в Млечный путь.

— Тогда почему «Огненные братья» висели над входом в Новый Рим?

— Вот этого я не знаю. Почему и надо найти генерала.

— Я видела, как «Огненные братья» убивают тех, кто не хочет верить в их Млечный путь. Так чем их религия лучше остальных?

— Я что, похож на проповедника? Сказано «лучше», и точка.

— Вот все так и говорят. А дядя Витя в добро верил и в то, что Марс нас всех спасет. Правда, сам Максимыч в это не верил и все над ним посмеивался. А я верю в то, что он тот самый, про кого говорят.