— Вздор! — махнул рукой султан.
— Не всегда удается внушить к себе любовь, — ответила Анжелика.
— Почему он не воспользовался своей властью? — заинтересовался владыка.
— Есть нечто такое, что силой не завоевать.
— Любопытно, что же это такое? — хмыкнул он с недоверием.
— Мое сердце, душа… — терпеливо объяснила Анжелика.
— Здесь у женщин нет души, — отрезал султан.
— Сколько бы вы ни пытались меня в этом убедить, я с вами не соглашусь, — попыталась спорить Анжелика.
— Мне твоего согласия не нужно! — высокомерно заявил султан.
— Совершенно напрасно.
— Почему же?
— Вы не знаете женщин.
— Ты думаешь? Я тебе докажу обратное, — вкрадчиво возразил он, приближаясь к ней и беря за руку.
— Вот как?! — воскликнула Анжелика. — Тогда мне нечего бояться. Не правда ли? — добавила она, начиная надеяться на его благородство и на то, что он будет по-рыцарски обращаться с нею.
Но султан, распаленный соблазнительными формами ее тела, просвечивающего через прозрачную ткань легкой одежды, подошел к ней поближе и, обхватив ее крепкими руками, стал валить на большой персидский диван, стоящий рядом.
Анжелика попыталась вырваться из стальных объятий, но тщетно, тогда она, задыхаясь, прошептала:
— Подождите!
Султан, уверенный в своей силе и неотразимости, расценил это, как желание женщины снять с себя одежду, и выпустил ее из рук.
Анжелика встала, отошла в сторону, где на прекрасном блюде лежали сладости и фрукты и, став к султану спиной и загородив блюдо, взяла с него маленький нож для чистки фруктов. Потом она повернулась лицом к владыке Микен и смело взглянула на него, спрятав нож в рукаве.
— Ты чем-то еще хочешь удивить меня? — спросил он, начиная досадовать на ее медлительность и нерешительность. — Ну, что ж, я жду!
Анжелика выхватила нож, приставила его к своему горлу и решительно произнесла:
— Я никогда не буду вашей — лучше умереть.
— Умереть ты всегда успеешь, — заверил ее султан, слегка опешив, — но только тогда, когда я этого захочу! — закончил он спокойно и медленно подошел к ней. Потом вдруг быстрым кошачьим движением схватил ее за руку и, крепко сжав запястье и нажав на него сильными пальцами, заставил ее выпустить нож из руки. Нож с легким звоном упал на пол.
Султан ногой отшвырнул его в сторону, схватил Анжелику на руки и понес ее на ложе. Анжелика боролась изо всех сил, но это была слишком неравная борьба, и она почувствовала, как силы покидают ее.
Лежа на спине, она видела, как распаленный ее сопротивлением и страстным желанием султан все ниже склоняется над ней.
Возмущенная насилием восточного деспота, маркиза с ненавистью посмотрела на него и яростно плюнула ему в лицо.
Взбешенный султан, никогда раньше в жизни не встречавший со стороны женщин даже легкого сопротивления, отпрянул от нее, как ужаленный.
— Осман! — заорал он нечеловеческим голосом, полным ярости, и почти сразу же из-за двери возник перепуганный управляющий, скрестив руки на груди и согнувшись в низком поклоне перед владыкой.
— Я поручаю ее тебе! — задыхающимся от злобы голосом прошипел султан. — Эта женщина посмела оскорбить меня?-.. Завтра утром! — С этими словами он покинул опочивальню.
Осман Фераджи с плохо скрытой досадой взглянул на Анжелику, покачал головой, но ничего ей не сказал, а хлопнул в ладоши, и в спальню вошли два стражника.
После его приказания, отданного вполголоса, они схватили Анжелику и поволокли в мрачное и сырое подземелье зиндана[4], где она, боясь шныряющих вокруг крыс, провела бессонную ночь.
Утром ее выволокли во двор на площадь перед дворцом, где уже собралась толпа народа, окруженная стражей. Султан с Османом Фераджи и свитой сидели на помосте недалеко от столба, с которого свешивалась веревка, а рядом у походного горна суетился палач, переворачивая в раскаленных углях орудия пыток.
Анжелика, завидев все это, содрогнулась от ужаса, но не подала виду и спокойно взошла на помост.
Ее привязали за руки к веревке и вздернули вверх. Сильная боль в вывернутых руках заставила ее застонать. Палач, здоровенный турок, медленно выбрал плеть и по знаку султана стал хлестать ее по обнаженной спине.
Багровые полосы, возникающие на атласной коже прекрасной женщины после каждого удара, сразу же вздувались, потом опадали и темнели. Из некоторых выступила кровь.
Анжелика, стиснув зубы, только тихо постанывала от вспыхивающей при каждом ударе резкой боли, выгибаясь всем телом, но не кричала и не молила о пощаде, на что надеялся султан.
Управляющий видел, что еще немного и палач в своем рвении услужить султану запорет ее до смерти или доведет несчастную болью до сумасшествия…
Поэтому он, взглянув на своего владыку и заметив по некоторым признакам, что он начинает жалеть о том, что вот-вот потеряет красавицу из своего гарема, поднял руку и закричал истязателю-турку:
— Стой!
Палач опустил бич и вопросительно посмотрел на султана. Тот чуть заметно кивнул головой. Взволнованный Осман Фераджи, внутренне восхищающийся стойкостью неукротимой маркизы, громко продолжал:
— Султан великой своей милостью готов простить тебя на этот раз, но только если ты покоришься и примешь веру Аллаха!
Анжелика бессильно уронила голову набок и ничего не ответила. Осман Фераджи встал, подошел к ней вплотную и зашептал:
