« Но зачем? – подумалось ей тотчас. – Ведь я могу одеться у себя в спальне…»
Она захлопнула крышку сундучка.
Ей показалось, что в коридоре очень холодно. Она прошла вперед, но вернулась в каморку, чтобы погасить свечу. Однако в каморке не оказалось горящей свечи.
В спальне она умылась и переоделась, уложила волосы, свернув их жгутом на затылке. Она была тверда в своем решении.
***
Петр досадливо протирал глаза. Кажется, до утра было еще далеко.
– Что? Что случилось? – бормотал царь. Он понял, что перед ним – Константин.
На молодом человеке лица не было.
– Ваше Величество! Простите, Ваше Величество!.. Несчастье!.. Ваше присутствие необходимо… Непременно!..
– Черт!.. – Петр сел на кровати, спустил ноги, оглянулся. Свечи были зажжены, денщик держал наготове одежду.
– Что случилось?.. Да побыстрее ты!.. – Царь торопил слугу.
Константин молчал.
– Что случилось? – Петр досадовал.
– Убийство, – тихо произнес Константин.
Глаза царя широко раскрылись.
– Какое убийство? Кого убили? Говори! Опущенные руки молодого человека невольно дрогнули. Лицо побледнело еще больше.
Петр, уже одетый, стоял посреди комнаты. В несколько широких шагов он приблизился к юноше почти вплотную. Глаза царя засверкали.
– Кто убит? Говори! Неужели убита твоя мать? Нет! Где Чаянов?..
– Все уже на ногах. А моя мать жива. Но с ней случилось несчастье. Она убила…
– Кого? – бросил Петр.
– Свою служанку… ту девушку, финку…
– Девку?.. Убила?.. За дело, должно быть…
– Я ничего не знаю. Мать требует правосудия.
– Какое, к черту, правосудие! Если девка в чем-то и провинилась, то уже достаточно наказана!..
– Простите, Ваше Величество, мать сама хочет наказания для себя…
– С ума, что ли, спятила кума?! Дай ты ей водки… – Петр обернулся к денщику: – Снимай с меня сапоги!.. – Царь сел на кровать. Денщик склонился к его ногам. – Будят, черт знает, зачем!.. – ворчал Петр.
И вскоре он уже похрапывал, накрывшись одеялом. Константин прошел в гостиную. Его мать сидела у стола, опираясь локтем на столешницу. Пальцы ее нервно теребили кружево, которым был оторочен вырез платья.
– Где государь? – спросила она по-французски, увидев сына.
Константин помялся и отвечал тихо:
– Государь говорит, то есть он полагает, что происшедшее с тобой – пустяк. Государь приказал не будить его.
Она хотела было что-то сказать, но промолчала. В комнату вошел Чаянов. Поклонился почтительно даме. Аделаида-Анжелика не обратила на него внимания. Чаянов повернулся к ее сыну:
– Не оставите ли вы нас вдвоем, Константин? Я хотел бы побеседовать с вашей матерью…
Мадам Аделаида резко вскинула голову:
– Оставьте меня оба!
Но Чаянов не отставал. Он был спокоен, и весь его вид излучал такую уверенность, как будто он никогда в своей жизни не видел никаких убийств!
– Я все же хотел бы побеседовать с вами, мадам, – спокойно произнес он.
– Я не хочу ни с кем говорить… – пальцы Аделаиды сжимались и разжимались на скатерти.
Чаянов сделал знак Константину, затем что-то шепнул ему на ухо. Молодой человек тихо покинул комнату. Аделаида все это видела. Она уже понимала, что разговора с Чаяновым не избежать, но закрыла глаза.
– Я знаю, что вы не уйдете, – сказала она Чаянову.
– Я не уйду, – ответил он. – Откройте глаза, мадам. Это все же нелепо – закрывать глаза на жизнь.
Она открыла глаза и посмотрела на него.
– Александр Васильевич! Неужели так трудно понять, какие чувства я испытываю, как я противна сама себе! Я никого и ни в чем не виню. Виновата я одна. Зачем вы преследуете меня? Если вы опасаетесь за свою репутацию, то вот вам еще один вариант того, что я намереваюсь сказать. Я вовсе не упомяну о вас. Я скажу, что убила девушку, будучи в состоянии аффекта, раздраженная ее неловкостью.
– Благодарю вас! Я уже понял, что покамест мне не удастся переубедить вас. И потому я прошу вас лишь об одном: пойдемте снова в каморку, где лежит труп этой несчастной девушки!
– Нет, нет! Я не хочу!..
– Ладно. Тогда позвольте мне пойти туда одному. Ничего не предпринимайте, покамест я не вернусь…
Она вдруг посмотрела на него пристально.
– Вы снова хотите пить кровь? – в ее голосе не было любопытства.
– Допустим, – ответил он осторожно. – Но, может быть, мы снова будем обращаться друг к другу на «ты»?
– Не будем, Александр Васильевич.
– Я более не досаждаю вам. Я прошу лишь об одном: подождите здесь, в этой комнате, моего возвращения. А как только я вернусь, делайте, что хотите. Согласны, мадам?
Она кивнула и отвернулась.
– Благодарю! – Чаянов вышел.
Оставшись в одиночестве, Аделаида явно нервничала. Она то принималась кусать губы, то закрывала лицо ладонями, то наклонялась низко над столешницей. Она изнемогала от стыда и отчаяния. Ей нужно было понести наказание. Наказание необходимо было ей, как воздух – умирающему, который задыхается в агонии! Но она уже решила, каковы будут ее дальнейшие действия. Она не строила ни малейших иллюзий относительно действенности российского правосудия. Но она кое-что задумала.
– Ведь эта девушка – не крепостная, не крепостная!.. – шептала она.
Ей казалось, что время тянется долго, очень долго. Но в окнах по-прежнему стояла непроницаемая тьма.
