Антони Иден - [49]

И уж совсем недвусмысленно позиция английского правительства была сформулирована Иденом в записке членам кабинета от 14 февраля: "Было бы предпочтительнее для Англии и Франции заранее вступить в переговоры с германским правительством о сдаче на определенных условиях наших прав в этой зоне, пока такая сдача все еще представляет ценность как предмет торга".

Обсудив создавшуюся ситуацию, Болдуин и Иден решили, что Лондон не поддержит никакой французской военной акции против Германии. То, что это уже было нарушением Англией ее обязательств по Локарнскому соглашению, не заботило ответственных собеседников. А когда встал вопрос об англо-французских штабных переговорах, Болдуин предупредил Идена, что они не нравятся консервативным членам парламента: "Ребята не хотят их*.

Английское правительство, парламент, печать прилагали немалые усилия, чтобы оправдать в глазах широких масс страны агрессивные действия Германии, изображая их вполне обоснованными и справедливыми. "В конце концов, - восклицал лорд Лотиан, - немцы идут на свой задний двор". Известный обозреватель-международник, член парламента Гарольд Никольсон записал по этому поводу в своем дневнике: "Со всех сторон только и слышишь выражение симпатий к Германии".

Пресса подыгрывала Гитлеру, рекламируя сделанные им предложения таким образом, что читатель должен был воспринять их как серьезное стремление нацистского фюрера укрепить будущий мир. Журнал "Спектейтор" писал: "Важно начать переговоры по позитивным предложениям Гитлера". А "Таймс" утверждала, что ремилитаризация Рейнской зоны дает правительствам шанс перестроить международные отношения в Европе заново.

"Шанс для перестройки" открыто связывался с антисоветской политикой. "В мирных предложениях Гитлера, - замечал "Спектейтор", - нет ничего несовместимого с концепцией, что Германия желает мира на Западе с целью обрести свободу действий на Востоке". Консервативный депутат палаты общин Роберт Бутби высказался еще более ясно, поставив все точки над "и". Люди, выступающие за безграничные уступки Германии, заявил он, питают надежду, что "придет день, когда мы добьемся, что немцы и русские будут воевать друг против друга".

Морально-политическая поддержка действий Германии сопровождалась в английской прессе антифранцузской пропагандой. Вероятно, это делалось потому, что акция Гитлера больше всего затрагивала безопасность Франции, и ее правительство ожидало выполнения Лондоном своих обязательств по Версальскому и Локарнскому договорам. Подрыв стратегических позиций Франции являлся живым уроком английским правящим кругам, и они реагировали на него злобным раздражением по адресу Франции. Была и другая причина вспышки франкофобии в Англии. "На протяжении нескольких лет, - пишет Иден, - ряд моих коллег выражали недовольство по поводу того, что наши тесные отношения с Францией помешали нам достигнуть взаимопонимания с Германией*. Короче говоря, английское правительство не прочь было пойти на крупные уступки нацизму за счет интересов Франции.

А Франция в эти дни имела право заявить: "Мы двигаем свои войска в Рейнскую область" - и потребовать, чтобы Англия последовала ее примеру. Таково было прямое обязательство Англии по Локарнским соглашениям. В Лондоне очень боялись, как бы не возникла такая ситуация. Там опасались не военного поражения Франции - ее армия в то время без большого труда могла бы выбить нацистские части с берегов Рейна. Английские правящие круги страшило то, что крах рейиской авантюры может подорвать фашистский режим в Германии, привести к его падению и приходу к власти левых сил.

Гарольд Никольсон, хорошо знавший настроения в парламенте и правительстве, размышляя об этом в своем дневнике, записал, что, если бы Англия и Франция решили выбить силой гитлеровцев из Рейнской зоны, они, конечно, выиграли бы и вступили в Берлин. "Но что хорошего произойдет? - вопрошал он. - Это только означало бы коммунизм в Германии". Поэтому Никольсон считал, что у Англии был только один выход: "проглотить это унижение наилучшим образом и приготовиться к тому, что мы станем посмешищем для Европы".

7 марта немецкий посол в Лондоне Геш вручил Идену меморандум в связи с вводом войск в Рейнскую зону. Была суббота. Премьер-министр отправился накануне в свою загородную резиденцию Чекере, километрах в 60 от Лондона. По принятой в Англии традиции все, кто может, покидают Лондон на уикенд и возвращаются только в понедельник. Правительственная деятельность на два дня почти прекращается. Из этой традиции возникла многократная гитлеровская практика предпринимать свои акции в субботу, чтобы на два дня задержать ответные меры.

Таким образом, Идену пришлось, не проконсультировавшись ни с кабинетом, ни с премьер-министром, самому занять определенную позицию. Он вызвал французского и итальянского послов и бельгийского поверенного в делах (в разное время, но в такой последовательности) и заявил, что французское правительство "не должно предпринимать ничего такого, что сделало бы положение еще более трудным". Если Иден, отнюдь не склонный к принятию самостоятельных решений, сделал столь ответственнее заявление, это могло означать лишь одно: английское правительство заранее определило свою позицию, сводившуюся к невмешательству в агрессивную акцию Гитлера. Одновременно Иден обратил внимание французского посла на контрпредложения Гитлера, подчеркнув, что они "произведут очень большое впечатление на общественное мнение". Это было прямое подыгрывание германским нацистам, пустившим свои "контрпредложения" для дезориентации и деморализации своих противников. Лишь после этого Иден созвонился с Болдуином, поехал в Чекере и доложил о создавшейся ситуации. Премьер-министр одобрил все предпринятые им действия.