Антони Иден - [47]

Но сложность положения Идеи а не исчерпывалась международными затруднениями. В английском кабинете реальная власть обычно принадлежит узкой группе политиков, составляющих так называемый внутренний кабинет. Министр иностранных дел в силу важности своего поста всегда входит в его состав. Однако в случае с Иденом дело обстояло иначе. "Старики" использовали его имя, но к реальной власти не допускали.

Во внутренний кабинет кроме Болдуина входили министр финансов Невиль Чемберлен, министр внутренних дел Джон Саймон и лорд-Хранитель печати Галифакс. Болдуин благоволил к Идену, но внешней политикой не интересовался и поэтому не мог активно поддержать Идена. Трем остальным не слишком импонировали популярность Идена и его быстрый взлет. К тому же Саймон отлично помнил трения с Иденом в период собственного руководства Форин оффис. Галифакс сам мечтал о портфеле министра иностранных дел и считал, что Идеи "перехватил" у него этот пост. Время от времени он получал от кабинета поручения, связанные с вопросами внешней политики, и во время отсутствия министра присматривал за делами. "Старики" давали возможность Галифаксу приобрести опыт во внешнеполитической сфере на случай, если понадобится преемник Идену. Вообще все члены внутреннего кабинета были уверены, что разбираются в вопросах внешней политики по крайней мере не хуже Идена. В своих воспоминаниях он рассказывает, что обычно многие министры на заседаниях правительства "проявляли инициативу" и принимались составлять дипломатические послания по обсуждавшимся вопросам. Как-то через год после назначения Иден заявил энергичный протест против такой практики. Его покровитель Болдуин по этому поводу передал ему записку: "Не очень возмущайтесь. Я однажды видел, как Керзон расплакался, когда кабинет принялся исправлять его телеграммы". Едва ли эта аналогия могла послужить Идену утешением...

Внешнеполитическая концепция, которой уже на протяжении ряда лет придерживались правительство и сам Иден, с его приходом на пост министра, естественно, не изменилась. Ее пропагандистское обоснование состояло в том, что Англия в военном отношении слишком слаба, чтобы противостоять агрессивным устремлениям Германии, Италии и Японии, и потому должна идти на крупные уступки, с помощью которых эти страны нужно побудить согласиться на новое урегулирование, призванное заменить версальско-вашингтонскую систему. Разумеется, в этом новом урегулировании английские интересы должны быть максимально обеспечены и, следовательно, уступки агрессорам должны делаться за счет третьих стран.

Из фальшивой предпосылки, будто у антиагрессивных стран нет достаточных сил, чтобы сдержать агрессию, делался "логический" вывод о необходимости соглашения с агрессорами и уступок им. "Невежественный вздор, - пишет Рандольф Черчилль, - который мололи в это время люди вроде Болдуина, Макдональда, Чемберлена, Хора, Саймона, Галифакса и Идена, а также газета "Таймс", состоял в том, что занятие Англией твердой позиции где бы то ни было автоматически приведет к войне, к которой мы не готовы. Эти широко распространенные разговоры неизбежно докладывались диктаторам и, естественно, поощряли их на новые выступления. Заявление Болдуина, что "санкции, если они будут эффективны, неизбежно приведут к войне", повторялось во всех пораженческих салонах и коридорах. Подобные блюда изо дня в день элегантно сервировались на страницах "Таймс".

Рядовые англичане не заметили, как во время парламентских дебатов по поводу проекта Хора - Лаваля Болдуин не только заявил, что этот проект "абсолютно и целиком мертв и что правительство безусловно не намерено пытаться возродить его", но вслед за этим добавил, что "в последний раз правительству было позволено взять на себя обязательства по коллективной безопасности". Остин Чемберлен тогда же подчеркнул, что нужно продолжать переговоры в поисках компромисса, который был бы лучше того, который придумал Хор. Речь, таким образом, уже тогда шла о продолжении прежней политики "умиротворения".

Между тем антиагрессивные силы в то время были в состоянии обуздать агрессоров. Гарантией этому являлись готовность СССР принять участие в коллективных мерах безопасности и желание многих членов Лиги Наций (ее решение о нападении Италии на Эфиопию убедительно это продемонстрировало) не допустить возникновения новой мировой войны. Наконец, победа над фашистским блоком во второй мировой войне показала неоправданность пораженческих настроений английского правительства в середине 30-х годов.

Возникает важный вопрос: что думал на этот счет новый министр иностранных дел? Ответ может быть дан совершенно определенный: он был согласен с внешнеполитическим курсом своего правительства. "И пресса, и общественное мнение, - пишет Деннис Бардене, - приветствовали его назначение в надежде, что оно будет означать прекращение старой политики. В действительности это было иллюзией... Иден продолжал действовать как охотно исполняющий свои обязанности слуга правительства, лояльно несущий свою ответственность... п не предпринимающий ничего без самых тщательных консультаций с заинтересованными министрами".