Антони Адверс, том 2 - [36]
Капитан хохотнул. И он, и миссис Джорхем выглядели очень довольными.
- Ну ладно, тогда до скорого.
- Отваливай, - рявкнул Коллинз. - Весла на воду.
Шлюпка заскользила по маслянистой воде залива, еще хранящей в глубине ночную лиловатость. Косяк серебристых рыбешек взмыл перед ее носом и осыпался дождевыми брызгами. Филадельфия стоял на вантах, махал фартуком, лицо его светилось теплотой, подогретой полученными недавно пятью долларами.
- Удачи, масса, удачи!
Антони встал на кормовое сиденье и оглянулся на "Вампаноаг" ажурное сплетение мачт, реев и такелажа на фоне розовеющего города. От аллей Реглы доносился грохот влекомых волами колымаг. Шлюпка коснулась каменного причала у розового дома, Антони спрыгнул на terra firma[9], и подошвы его коснулись гальки нового мира. По спине пробежал легкий холодок.
"Я стребую, что причитается мистеру Бонифедеру, - сказал он себе. Помедлил с минуту. - Что бы ни случилось, я получу эти деньги". Он чувствовал, что добьется успеха. Не из личной корысти. Ради мистера Бонифедера.
Он радовался, что матросы, составлявшие на берег его сундуки, держались со сдержанным уважением, как если бы провожали обычного первого помощника. Жалеют, что он оставляет корабль? Интересно бы знать. Молодой испанец, тот, что отпустил ласточку, вызвался посторожить багаж. Коллинз поднял брови, но Антони кивнул. Коллинз взял под козырек, шлюпка отвалила и молодцевато взяла курс на Гавану. Вдруг она остановилась. "Весла на валек!" Весла мелькнули в воздухе и замерли стоймя. Коллинз размахивал шляпой. Антони был растроган и польщен. Сидящий на сундуке испанец ухмыльнулся.
- Знаешь Гавану? - спросил Антони, когда шлюпка двинулась дальше.
- Си, си, сеньор, я же Родригес, - отвечал, улыбаясь, матрос. - Как и вы, я распростился с проклятым еретическим судном. Си, си, это чудесный город. Я ваш слуга, сеньор. Целую ваши руки и ноги.
Антони рассмеялся. Что-то в молодом матросе ему нравилось. Стройный, тонколицый юноша, смуглый и черноглазый, на груди пламенеет оранжевый шейный платок.
- Отлично, - сказал Антони. - Беру тебя пока на неделю, платить буду, как на корабле. Там посмотрим.
- Bueno! - вскричал юноша. - Я ваш hombre[10]. Клянусь ласточкой!
Он подбросил в воздух невидимую птицу, дрыгнул ногами и откинулся назад, смеясь. Снова на берегу!
Оставив его стеречь сундуки, Антони двинулся к зданию из розового ракушечника. В кармане у него хрустело письмо мистера Бонифедера. Он поднял тросточку и выбил бодрую дробь на больших воротах. Открыл ему совершенно голый негритенок, ничуть не смущенный здоровой утренней эрекцией. В просторном патио расхаживали другие голые дети, мулы, дворняжки, негритянки в цветастых тюрбанах. Зобатые голуби ворковали у ног, хлопали крыльями, вспархивали на дышла и спицы пустых телег. Антони подозвал женщину и дал ей письмо вместе с мелкой монеткой.
- Синьору Карло Чибо.
- Сеньор говорит по-итальянски! Значит, хозяин обязательно его примет. Подождите.
Она подкатила бочку, чтобы он сел.
- Пшел вон, охальник! - воскликнула она, звонко шлепая по заду юного привратника. - Madre de Dios![11] - И она исчезла.
Антони прождал с четверть часа. Бесстыдные ангелочки обоего пола обступили бочку и, жуя сахарный тростник, разглядывали гостя большими карими глазами. Наконец одна девочка решилась его угостить. Он дал ей монетку, которую та мигом проглотила. Остальные глядели с сожалением.
"Надо полагать, - размышлял Антони, - она отыщет ее позже вдали от посторонних взоров".
Из дальней части здания временами долетал громоподобный рык, требовавший того или другого. Женщины всякий раз начинали суетиться, голуби вспархивали. Но вскоре все успокаивалось. Наконец посланница вернулась.
- Сюда, сеньор, - сказала она, вывела Антони на улицу, за угол и по аллейке к темной зарешеченной двери. Отомкнув замок, негритянка двинулась вверх по лестнице на веранду, выходившую в другое патио, засаженное пальмами и банановыми деревьями. Здесь сидел в гамаке грузный мужчина и расчесывал спутанные тугие завитки черных волос. Перед ним качалась подвешенная к балке длинная запотевшая глиняная бутыль. Женщина внесла плетеный стул и удалилась. Мужчина в гамаке закончил свой туалет и пошел к Антони, протягивая пухлые белые руки.
- Я - Карло Чибо, сеньор Адверс. Большая радость, - произнес он на великолепном тосканском, - поговорить с соотечественником. Я несколько раз писал вам, сеньор, по поводу бразильского кофе. Так что знакомство наше состоялось давно.
Антони отвечал в лучшей деловой манере:
- И, я уверен, перерастет в дружбу.
Оба рассмеялись чеканной формулировке.
- Ну, ну, - сказал торговый представитель, - мы держимся сущими кастильцами. "Целую ваши руки и ноги". Но это в сторону. Вы завтракали?
Не дожидаясь ответа, он выкрикнул что-то, включавшее слово "almorzar"[12]. Попугай, сидевший на жердочке под тряпицей, вынул голову из-под крыла и затрещал. Потом коготками стащил тряпицу и скосил на Антони глаз. Он был бесподобен.
- Almorzar solo, maestro?[13] - спросил мягкий женский голос из патио внизу.
- Por dos[14], - крикнул хозяин.
"Dos, dos, dos," - передразнил, охорашиваясь, попугай.
Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».
Приквел к первой повести об историке Роберте Джонсоне. Отважный искатель приключений вместе со своей новой спутницей отправится на поиски двух самых загадочных артефактов, так или иначе связанных с именем жестокой королевы из средневековья.
У нас большая семья. Я моя сестра и мой младший брат. Одни из немногих чьи семьи наполнены добротой взаимопониманием и развитием. Наш отец постоянно, что-то придумывает. Куда-то поехать. Куда-то пойти. В этот раз мы решили отправиться в аквапарк. Казалось бы такое банальное событие для литературы вряд ли достойно этих строчек. Но уверяю вас. Все получится по классическим канонам истории. Выбрали один путь, но получился совсем другой путь!…Так мы и узнали, место, которого давно нет на карте и на котором по-прежнему светит маяк.
Первый сборник сочинений нижнетагильского автора Малинина Егора (малинки), включающий самые яркие из его сочинений. "Первый и не последний".
Рассказ о романтиках черного флага и парусов, об одном из последних пиратов "Золотого века", удачливом и в тоже время, кровожадном и жестоком флибустьере Карибского моря и Атлантики – Бартоломью Робертсе или Черном Барте. Утонченный любитель музыки, с изысканными манерами, прилежный христианин, не терпящий азартных игр, пьянства и женщин. Но всегда ли так было? На одном из захваченных кораблей, среди пассажиров, оказывается молодая девушка по имени Анна. Сможет ли Черный Барт устоять перед силой любви и не нарушить созданный им "Кодекс Пиратов"? Содержит нецензурную брань.
Перед глазами читателя глава истории, которая перевернула устой всего Средневековья – падение Ордена Тамплиеров, некогда могущественного ордена, державшего в руках половину всего мира. Заговор верхушки римской церкви, вовлеченость инквизиции, и история наследного рыцаря ордена, в поте лица мчащегося на его спасение и на сохранение векового наследия. Это не книга, но сценарий. Все зависит от вашего воображения. Все характеры персонажей – ваше собственное представление о них. Все сцены и атмосфера эпохи зависит только от вас.
Cюжет книги основан на подлинном событии – в 1894 году американка родом из России впервые в мире совершила кругосветное путешествие на велосипеде. Пускаясь в дальний путь на новом по тем временам средстве передвижения, героиня объявляет себя "новой женщиной" в надежде прославиться и разбогатеть. Кругосветка в одиночку длиной почти в пару лет изменит ее представления о мире и поможет узнать себя. События развиваются стремительно, однако повествование рассчитано на неспешное чтение. Это книга-калейдоскоп, которая предлагает вдумчивому читателю достроить подлинные связи между репортажами начинающей журналистки Мэри и свидетельствами знавших ее людей.