Антон Павлович Чехов - [8]

Чехов проникся уважением и любовью к коренному населению Сахалина — нивхам (гилякам) и айнам. В свою бытность на севере острова, в селениях Рыковском, Ускове и Славе, Чехов часто заходил в гиляцкие юрты и землянки, дружески беседовал с гиляками, интересовался их бытом и жизнью. Удручающее впечатление на него произвели убогая обстановка и нездоровые гигиенические условия, в которых зимою и летом живут сахалинские гиляки. Бросались в глаза болезненность и значительная смертность среди них, как следствие крайне неблагоприятных для здоровья бытовых условий. Чехов с волнением писал впоследствии о резком уменьшении численности гиляцкого населения, высказывая опасение, что при такой смертности «через 5 — 10 лет на Сахалине не останется ни одного гиляка» (X, 135). Доживая, возможно, «свои последние века на небольшом клочке земли», эти представители некогда могущественного племени нуждаются в коренном изменении своей жизни к лучшему; необходимо «наше вмешательство в жизнь этого народа», иначе будет трудно «задержать роковое вымирание» людей, даже если наладится медицинское обслуживание гиляков, пока что поставленное безобразно.

Раздумья над возможной трагической будущностью гиляцкого населения вызывали в Чехове серьезное беспокойство и тревогу. В гиляках он находил много хороших человеческих качеств — сердечную общительность, смышленность, доброту и почти детскую простоту, органическое отвращение к лжи и хвастовству, аккуратность в исполнении принятых на себя поручений. Чехову полюбились «деликатность гиляков, их этикет, не допускающий высокомерного и властного отношения к людям»; ему бросилось в глаза то, что гиляки «бойки, смышлены, веселы, развязны и не чувствуют никакого стеснения в обществе сильных и богатых», в них крепок дух независимости, они «ничьей власти над собой не признают» (X, 135, 141). Хотя гиляки безграмотны, темны и невежественны, порою деспотичны по отношению к женщине, но в облике гиляка нет ничего жестокого и дикого, лицо его всегда имеет выражение «осмысленное,, кроткое, наивно-внимательное; оно или широко, блаженно улыбается, или же задумчиво, скорбно, как у вдовы» (X, 136).

Наблюдения Чехова привели его к убеждению, что гиля-

ки — «прекрасный и бодрый народ», «не воинственный, не любящий ссор и драк и мирно уживающийся со своими соседями» (Х, 140). Но гиляков развращает местная царская администрация. Чиновники и купцы за бесценок забирают у гиляков дорогие лисьи и собольи шкурки, а в гиляцких юртах появилась русская водка. Чехова в особенности возмутило то, что гиляков стали нанимать в тюремные надзиратели, что их понуждали принимать участие в поимке беглых каторжан и ссыльных, выплачивая им небольшое денежное вознаграждение за каждого убитого или пойманного беглого. Все это способно было «в конец развратить гиляков», толкало их на путь преступления, насилия и убийств. Попытку «обрусить» сахалинских гиляков Чехов признал ненужной и вредной затеей, предпринятой не в меру ретивым начальством острова.

Приехав в сентябре на юг Сахалина, Чехов, одновременно с изучением положения каторжан, подробно обследовал быт тамошнего коренного населения айнов, собрал ценные этнографические данные об этом народе. В исторической судьбе айнов писатель нашел немало общего с гиляками. О нравах и характера айнов Чехов отозвался «с самой хорошей стороны», находя, что айны — «народ кроткий, скромный, добродушный, доверчивый, сообщительный, вежливый, уважающий собственность, на охоте смелый...» Они, как и гиляки, правдивы и «не терпят обманов»: «Бескорыстие, откровенность, вера в дружбу и щедрость составляют их обычные качества» (X, 185)* Восторгаясь прекрасными душевными свойствами айнов, Чехов отметил присущее им свободолюбие, отрицание ими насилий, произвола и войн как средства решения возникших споров: «Всякое насилие, — свидетельствует Чехов. — возбуждает в них отвращение и ужас» (X, 186).

Тем острее переживал Чехов чувства горечи и возмущения предельно грубым, деспотическим обращением местных властей с айнами, лишенными всяких прав и живущими в отчаянной бедности, без сколько-нибудь сносных условий существования, без культуры и разумно поставленного медицинского обслуживания.

«В настоящее время, — рассказывает Чехов, — айн, обыкновенно без шапки, босой и в портах, подсученных выше колен, встречаясь с вами по дороге, делает вам реверанс и при этом взглядывает ласково, но грустно и болезненно, как неудачник, и как будто хочет извиниться, что борода у него выросла большая, а он все еще не сделал себе карьеры» (X, 183). Глубокое сожаление слышится в словах писателя о том, что безвыходное положение, в котором очутились айны, приводит этот народ к тому, что он постепенно вымирает, исчезает «почти на наших глазах» (X, 181).

Какой бы населенный пункт ни посетил Чехов, он всюду наблюдал проявление бессердечия, жестокости и наглости сахалинских чиновников, среди которых можно было встретить едва ли «одного честного человека на 99 воров, оскверняющих русское имя» (XV, 130). Тот дикий произвол чиновничье-поли-цейских властей, который всегда царил в самодержавной России, здесь, на самой далекой окраине русской земли, свирепствовал в особенно грубой, отвратительной, обнаженной форме.