Антон Павлович Чехов - [6]

В жизни и современной ему литературе Чехов ищет «людей подвига, веры и ясно сознанной цели», людей, решительно не похожих на тех нытиков, пессимистов, скептиков, мистиков, психопатов, иезуитов, равнодушных философов-идеалистов, либералов или консерваторов, с которыми приходилось сталкиваться на каждом шагу. Тогдашние настроения Чехова отразились в его статье о Пржевальском (1888). Он писал в ней: «В наше больное время, когда европейскими обществами обуяла лень, скука жизни и неверие, когда всюду в странной взаимной комбинации царят нелюбовь к жизни и страх смерти, когда даже лучшие люди сидят сложа руки, оправдывая свою лень и свой разврат отсутствием определенной цели в жизни, подвижники нужны, как солнце. Составляя самый поэтический и жизнерадостный элемент общества, они возбуждают, утешают и облагораживают» (VII, 477).

Пресная, скучная, мрачная жизнь опротивела, общество испытывало нужду в героическом, ярком. Обязанность пробуждать и постоянно поддерживать в людях жажду жизни и полезной общественной деятельности Чехов возлагал прежде всего на художественную литературу и театр.

В записной книжке Чехова среди множества заметок есть такая: «...все мы народ и все то лучшее, что мы делаем, есть дело народное» (XII, 199). Служить интересам народа и родной страны, проводить в массы народа «знание и гуманные идеи», решать большие, серьезные общественные задачи, воспитывать людей в любви к свободе и правде, внушать им ненависть к к гнету и лжи — в этом Чехов видел прямой долг художественной литературы. Несколько позже устами своего героя Чехов скажет: «Ведь я не пейзажист только, ведь я еще гражданин, я люблю родину, народ, чувствую, что если я писатель, то я обязан говорить о народе, об его страданиях, об его будущем, говорить о науке, о правах человека и проч.» (XI, 167).

Беспокойные мысли о народе, его страданиях, «о правах человека» привели Чехова к решению отправиться в тяжелое и длительное путешествие на остров Сахалии — в «место невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек вольный и подневольный» (X, 496). Это решение возникло в самом начале 1890 года. Чехов тотчас принялся за чтение и изучение «сахалинской» литературы. «Целый день сижу, читаю и делаю выписки. В голове и на бумаге нет ничего, кроме Сахалина», — сообщает он Плещееву в феврале (XV, 17). Знакомство с постановкой тюремного дела в России и со всеми материалами о Сибири и Сахалине еще больше убеждало Чехова в преступности и противозаконности государственного и общественного строя в России. Чехову стало ясно: кровавая власть царя покупается ценою миллионов человеческих жизней. Незадолго до отъезда Чехов писал: «Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски...» (XV, 30).

В апреле 1890 года Чехов отправился в путешествие. На лошадях он проехал всю Сибирь. Его поразили сердечная доброта, выносливость и могучая сила сибиряков. «Какие хорошие люди!» — восклицает Чехов в путевом очерке «Из Сибири» (IX, 349). Сестре он пишет с дороги, что «народ здесь хороший, добрый и с прекрасными традициями» (XV, 74). Эти прекрасные народные традиции Чехов видит в трудолюбии сибиряков, в их неподкупной честности, прирожденном уме, нравственном здоровье и чистоте, в неистребимом чувстве любви к свободе. Не только мужчины, но и деревенские женщины Сибири «толковы, чадолюбивы, сердобольны, трудолюбивы и свободнее, чем в Европе» (XV, 74). Всю дорогу близко соприкасаясь с крестьянами и ямщиками, Чехов еще крепче и сердечнее полюбил народ, проникся чувством восхищения перед необъятным многообразием человеческих талантов в России и ширью русских просторов, и душа его переполнялась патриотическим восторгом: «Боже мой, как богата Россия хорошими людьми! Если бы не холод, отнимающий у Сибири лето, и если бы не чиновники, развращающие крестьян и ссыльных, то Сибирь была бы богатейшей и счастливейшей землей» (XV, 77).

Стоя у Красноярска на берегу широкого Енисея и с жадностью глядя на воды этого «могучего неистового богатыря», Чехов думал о будущем Сибири, о том, что жизнь на этой реке, начавшаяся стоном, кончится удалью, какая нам и во сне не снилась: «На этом берегу Красноярск, самый лучший и красивый из всех сибирских городов, а на том — горы, напомнившие мне о Кавказе, такие же дымчатые, мечтательные. Я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со време-

з*

15

нем эти берега!» (X, 369). Эти слова великого писателя воспринимаются нами сегодня, как сбывшееся пророчество: в Красноярске и Новосибирске, в бесчисленных городах и колхозных селах громадной Сибири ныне ярко горят огни «полной, умной и смелой жизни», зажженные энергией и талантом советских людей, и советская Сибирь действительно стала в наши дни «богатейшей и счастливейшей землей».

Спустя два с половиной месяца после отъезда из Москвы. 10 июля 1890 года, Чехов на пароходе «Байкал» прибыл к берегам Сахалина и утром следующего дня был в Александровске. Началась сахалинская жизнь Чехова, длившаяся три месяца и три дня. За это время Чехов посетил и обследовал почти, все поселения александровского и тымовского тюремных округов: был в Корсаковке и Ново-Михайловке, в Красном Яре и Бутакове, в трех Арково и в Дуэ, в Верхнем и Нижнем Армудане, в Дербинском и (Воскресенском, Ускове и Рыковском, в Мало-Тымове и Андрее-Ивановском. А когда в первой половине сентября Чехов прибыл в Корсаковский пост, он тотчас приступил к тщательному обследованию всех близлежащих населенных пунктов южного Сахалина — от Первой Пади и Соловьевки до Владимировки, Березняков и Найбучи.