Антология средневековой мысли. Том 1 - [24]

37. В этом наша свобода, когда мы погружаемся в истину, и Сам Бог наш, Который освобождает нас от смерти, то есть от состояния греха. Ибо Сама Истина, точно человек, беседующий с людьми, говорит верящим Ей: «Если пребудете в слове Моем, то вы именно мои ученики, и познаете истину. И истина сделает вас свободными»[41] (Ин. 8, 31-32). Душа, действительно, не наслаждается ничем свободно, кроме того, чем она наслаждается безмятежно.

Глава XIV

Однако никто не спокоен за те блага, которых может против воли лишиться. Но истины и мудрости никто не лишается вопреки своей воле. Ибо никто не может обособиться от них пространственно, но то, что называется удалением от истины и мудрости, есть извращенное желание (voluntas), благодаря которому любят низменное[42]. Однако никто ничего не желает нехотя[43]. Следовательно, мы обладаем тем, чем можем наслаждаться все равно и вместе; никаких затруднений, никакого недостатка в [истине] нет. Всех своих приверженцев она принимает без всякой зависти по отношению к себе и является общей для всех и безупречной для каждого. Никто не говорит никому: «Отступи, чтобы я также подошел, убери руки, чтобы я тоже обнял». Все приобщаются, все касаются этого самого по себе. Пища, ею даваемая, отнюдь не дробится на части, и ты не пьешь из нее того, чего не мог бы выпить и я. Ибо ты из причастия ей не превратишь ничего в свою собственность, но что ты берешь от нее, и мне достанется в целости. И я не жду, чтобы то, что вдохновляет тебя, возвратилось бы от тебя, и таким образом я бы получил от него вдохновение.

38. Следовательно, менее этой истине подобно то, чего мы касаемся, либо то, что мы пробуем на вкус, либо то, что обоняем, а более — то, что мы слышим и различаем, потому что всякое слово, кто бы его ни слышал, слышится целиком всеми, и в то же время каждым в отдельности. И всякий вид, который находится перед глазами, в одно и то же время насколько доступен восприятию одного, настолько же и другого. Но и это подобно [истине] с очень значительным различием; ибо никакой звук не звучит полностью одновременно, потому что тянется и производится во времени, и одна часть его звучит раньше, а другая позже, и всякий зримый вид словно бы разворачивается в пространстве и весь не существует повсюду. И несомненно, все это исчезает вопреки нашей воле, и некоторые затруднения мешают, чтобы мы могли этим наслаждаться. Ведь даже если чье-нибудь сладостное пение могло бы никогда не прекращаться и его ревнители наперегонки бежали бы его послушать, они теснили бы друг друга и сражались бы за места, чем больше бы их становилось, — чтобы каждому быть ближе к поющему, — и не добились бы того, чтобы, слушая, оставаться с собой, но всякие привходящие звуки касались бы их [слуха]. Если бы я внимательно всмотрелся в это солнце и даже мог бы настойчиво делать это, па закате оно ушло бы от меня, и его заволокло бы облаками. И из-за многих других препятствий я вопреки воле, утратил бы удовольствие смотреть на него. Наконец, даже если бы удовольствие от света для зрителя и от звука для слушателя всегда присутствовали, что великое посетило бы меня, когда это было бы общим у меня с животными?

Но эта красота истины и мудрости, поскольку присутствует упорное желание наслаждаться ею, ни приходящих плотною толпой слушателей не удаляет, ни с течением времени не проходит, ни в пространстве не изменяется, ни ночью не прерывается, ни тенью не прикрывается, ни телесным чувствам не подвержена. Она близка всем, кто ее любит, обратившимся к ней со всего света, для всех остается непреходящей, ни в каком месте не находится, но и нигде не отсутствует, увещевает извне, учит изнутри, всех познающих ее изменяет к лучшему, никем к худшему не изменяется, никто не судит о ней, никто правильно не судит без нее. И поэтому очевидно, что она, без сомнения, лучше наших умов (mens), каждый из которых по отдельности становится мудрым благодаря ей, и не о ней, но посредством нее ты судишь о прочем.

Глава XV

39. Однако ты согласился, что если бы я показал, что есть что-то выше нашего ума, ты бы исповедал, что это Бог, если уже ничего нет выше. Принимая это твое согласие, я сказал, что будет достаточно, если я покажу это. Ибо если есть нечто более превосходное, то, скорее, это Бог, если же нет, тогда сама истина есть Бог. Есть ли, следовательно, или нет [чего-то выше ума], ты тем не менее не можешь отрицать, что Бог есть, — каковой вопрос и был нами поставлен для исследования и обсуждения. Ведь если тебя трогает то, что в священном Христовом учении мы принимаем на веру, что есть Отец Мудрости (sapientia), вспомни, что мы также принимаем на веру и то, что вечному Отцу равна Мудрость, которая порождена Им. Поэтому теперь ничего не надо искать, но следует сохранить с неколебимой верой. Ибо Бог есть и есть истинно в высшей степени. Теперь мы не только сохраняем это как несомненное, насколько я могу судить, благодаря вере, но также соприкасаемся с этим в форме знания — верной, хотя все еще тончайшей. Для поставленного вопроса достаточно того, что мы можем развивать все остальное, что относится к предмету, если у тебя нет ничего против, чтобы возразить.