Антология средневековой мысли. Том 1 - [186]

15. В свою очередь следует сказать открыто, что те, кто в созерцательном восторге порою [бывают] восхищены духом (in spiritu), как бы мало не вкушали они от сладости небесного блаженства, столько раз будут свободными от страданий, сколько раз они достигнут этого. Не следует, в самом деле отрицать, что даже и ныне пребывая во плоти, пусть и редко, и наспех, пользуются свободой желания наслаждения те, кто, подобно Марии, избирают благую участь, которая не отнимется от них (Лк. 10, 42). Те же, кто уже обладает тем, что не может быть отнято у них, испытывают то, что будет. А то, что будет, есть блаженство; а блаженство и страдание одновременно несовместимы. Всякий раз, когда они духом своим делаются делаются сопричастными первому, они не переживают второго. Таким образом, в этой жизни одни созерцатели могут иногда пользоваться свободой желания наслаждения, и то лишь отчасти, весьма незначительно и очень редко. Свободою суждения тоже пользуются лишь некоторые праведники: тоже отчасти, но в значительной степени. Впрочем, свобода выбора, как это вытекает из сказанного выше, одинаково свойственна всем разумным существам; не в меньшей степени она как таковая свойственна дурным, чем добрым; одинаково полно как сейчас, так и в будущем.

Глава VI. О том, что для возжелания добра абсолютно необходима благодать

16. Считаю я также достаточно доказанным, что эта самая свобода в такой же мере долго как бы находится в плену, сколь долго обе остальные свободы слабо или не полно сопровождают первую; ибо не по чему-либо другому происходит тот наш недостаток, о котором говорит апостол: «Так что вы не то делаете, что хотели бы» (Гал. 5, 17). Ведь хотеть свойственно нам в силу свободной воли, но нам не свойственно мочь то, чего мы хотим. Я не говорю — хотеть доброе или злое, но только хотеть. Хотеть же доброе — наше преимущество; хотеть злое — недостаток. Хотеть же просто — значит хотеть вообще добра или зла. А чего именно хотеть — зависит от благодати. Если желают добра — благодать спасает, зла — благодать покидает. Таким образом, воля делает нас желающими, благодать же — желающими благое. От воли идет желание, от благодати — желание добра. Подобно тому, как одно значит бояться и другое — бояться Бога, одно есть просто любить и другое — любить Бога, ибо бояться и любить в простом значении суть страсти (affectio), а вкупе [с Богом] суть добродетели. Так же одно есть — хотеть, а другое — хотеть благое.

17. Простота страсти свойственна нам от природы, свойственна нам как таковым, участие же [Бога] — от благодати. Не иначе, конечно, [благодать действует] в том смысле, что она упорядочивает то, что дает ей творение; ибо добродетели суть не что иное, как упорядочение страсти. Написано ведь о неких, что они там трепетали от страха, где нет страха (Пс. 13, 5). Страх был, но он не был упорядочен. Упорядочить его хотел господь у учеников, говоря: «скажу вам, кого бояться» (Лк. 12, 5), и Давид: «Придите, дети, послушайте меня, страху Господню научу вас» (Пс. 33, 12). Также и за неупорядоченность любви судил людей тот, кто сказал: «Свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет» (Ин. 3, 19). Поэтому требует невеста в Песни песней, говоря: «Упорядочьте во мне любовь» (Песн. 2, 4). Подобным же образом порицали и неупорядоченную волю: «Не знаете, что просите». Но по праведному пути научены были направить свою уклонившуюся волю, когда он услышали: «Можете ли пить чашу, которую я пью» (Мк. 10, 38). И тогда же словом, а затем и примером он учил упорядочивать волю, когда в ожидании мук, моля, чтобы миновала его чаша сия, прибавил: «Впрочем, не как я хочу, но как ты» (Мф. 26, 39). Следовательно, желания, страх и любовь мы получаем от Бога, как и всякая тварь; желание же добра, страх Божий и любовь к Богу мы получаем осененные благодатью, чтобы стать Божьей тварью.

18. Ибо сотворенные, сами себе принадлежащие в свободной воле, мы становимся как бы принадлежащими Богу через волю к добру[481]. А делает волю доброй тот, кто сделал ее свободной. И для того делает ее доброй, чтобы мы были неким началом твари его: ибо, конечно, нам лучше вовсе не существовать, чем пребывать принадлежащими только самим себе. Ибо те, кто желает принадлежать только себе, знающие, словно боги, доброе и злое, становятся принадлежащими не только себе, но и дьяволу. Таким образом, свободная воля делает нас принадлежащими себе, дурная воля — дьяволу, добрая воля — Богу. Именно об этом сказано в словах: «Познал Господь своих» (2 Тим. 2, 19). Ибо тем, кто не его, он говорит: «Истинно говорю вам, не знаю вас» (Мф. 25,12). Итак, в том случае, если мы по злой воле будем принадлежать дьяволу, то в это время мы уже не Божьи; равно как, если мы становимся Божьими по доброй воле, то перестаем принадлежать дьяволу. Ибо никто «не может служить двум господам» (Мф. 6, 24). Впрочем, принадлежа Богу или дьяволу, мы не перестаем принадлежать самим себе. И в том и в другом случае сохраняется свобода выбора, которой обусловлены заслуги, поскольку по заслугам мы или подвергаемся наказанию за зло, как будто свободно совершаемое нами, или прославляемся за добро, так как мы не можем поступать не по своей воле. Этого с нами не могло бы быть, не будь мы свободными. Поистине наша воля подчиняет нас дьяволу, а не его власть; но [подчиняет] Богу — Его благодать,