Антология средневековой мысли. Том 1 - [145]

ей так ведено торопиться к нему. «Иди, — говорит он, — с Ливана, невеста моя! Иди с Ливана, иди!» (Песн. 4, 8)[324]. «Ливан» толкуется как «белизна». Стало быть, ей велено, чтобы она пришла, сияющая белизной, дабы предстать прекрасной перед целомудреннейшими очами прекрасного жениха, и явилась без морщины притворной дружбы, без пятна нечистоты. Потому она сама отвечает жениху в той же Песни песней: «Я принадлежу возлюбленному моему, и ко мне обращено желание его». Она также говорит: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему: он вкушает между лилиями» (Песн. 7, 11; 2, 16)[325]. Итак, да придет она в дом раскаяния очиститься, взойдет в комнату любви нарядиться, взойдет к трапезе Соломона насытиться. Да примет она в первой зеркала красоты, во второй поцелуи сладости, в третьей кушания вечного блаженства. Предшествующие роды созерцания обозначаются святыми и посредством других слов: Соломоном посредством «окна» и «решетки». Иовом — посредством «смерти» и «сна», Иезекиилем посредством «двери» и «комнаты». Наша ничтожность не позволяет рассуждать об этом, дабы не носить деревья в лес и не лить воду в море. Итак, эти ступени созерцания Апостол нарек тремя небесами, Иезекииль наименовал гремя комнатами, Моисей назвал тремя днями; Спаситель также дал им название «три дня», сказав: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин. 2, 19). Храм воздвигается в три дня: во-первых, когда душа избавляется от пороков, во-вторых, когда она оживляется добродетелями, в-третьих, когда она возносится в созерцании. Моисей же о трех днях говорит: «Мы пойдем, на три дня пути, и принесем жертву Господу Богу вашему в пустыне» (Исх. 8, 27). Это мы действительно делаем, когда попираем похоть плоти и очей и мирскую гордыню. Ведь попирать это значит приносить в жертву козла, барана, теленка. О комнатах же Иезекииль говорит: «У комнат три двери с одной стороны и три с другой» (Иез. 40, 31)[326]. Двери же комнаты с левой стороны представляют форму трех деятельностей, из которых первая является частной, то есть одиночной, вторая — домашней, то есть семейной, третья — государственной, то есть гражданской. Двери же с правой стороны означают три рода созерцания: первый ароматический, второй — тимьяновый, третий — курящий фимиам. В первом мазь святого благочестия, во втором — цвет стыдливости и целомудрия, в третьем — благоуханная сладостность боготворящего подвига. Первый — для воздержанных святых, второй для дев, третий — для мучеников. Иов же обозначает троякий род этого созерцания посредством «смерти» и «сна». Стало быть, посредством этого троякого рода созерцания созерцает тот, кто, как Иов, умирает тремя способами, а именно для мира, для себя, в Господе: для мира — попирая его; для себя — будучи неудовлетворенным собой; в Господе — достигая блаженства. Стало быть, тот, кто умирает так, погружен, как Иов, в троякий сон. Первый сон заключается в умиротворенности всех, второй — в безмятежности каждого, третий в уравновешенности их качеств; или первый — в покое ума, второй — в терпении в несчастии, третий — в святости благочестия. В первом — высший покой религии, во втором — высшая безмятежность любви, в третьем — высшая умиротворенность блаженства. Соломон же через «окно» и «решетку» вперил неотступный взор в этот род созерцания. Три окна с решетками суть три способности души, а именно память, разум и рассудок, благодаря которым в душе производится троякое созерцание. Ведь окна раскрываются Соломоном, когда эти способности озаряются сиянием вечного света. В решетке также три ячеи: первая есть ячея благоуханий, вторая — школа небесных догматов, третья — чертог духовных внушений; первая — животворящей струи, вторая — боготворящего света, третья вечного величия. В первой душа обретает знание, во второй разумение, в третьей мудрость; в первой она помазается благочестием, во второй наставляется любовью, в третьей соединяется с бессмертным женихом. То же следует разуметь и о третьем небе, о коем читаем у Апостола: «Знаю, — говорит он, — человека, который — в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает, — восхищен был до третьего неба, а оттуда в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор. 12, 2-4). Итак, остается только видение Бога лицом к лицу, о коем мы сможем вполне сказать тогда, когда узрим Его как Он есть. Поэтому Писание говорит: «Если ты не можешь созерцать диск солнца, взгляни на него в окно Соломона» (Песн. 2, 9).

Рихард Сен-Викторский

Richardus de Sancto Victore (Ок. 1123-1173)

Сен-викторская школа была, по сути дела, первой, которая смогла наиболее полно и глубоко представить мистическое богословие на культурном пространстве французского Средневековья. А тот факт, что эта школа выбрала для себя полуразрушенный монастырь августинцев-каноников Св. Виктора, расположенный на правом берегу Сены, недалеко от горы св. Женевьевы, в непосредственной близости от парижского университета — оплота всего средневекового рационализма, указывает на зарождение вXII в. новых отношений между мистикой и схоластикой, более тесных, чем те, которые имели место, например в Италии. Сен-викторская школа отличалась стремлением к объединению, с одной стороны, схоластического рационализма, признающего, вслед за Ансельмом Кентерберийским, логически-необходимые основания даже для изначальных истин христианства (например, в трактате «О Троице» Рихард доказывает, почему Богу необходимо существовать именно в трех, а не в четырех Лицах), а с другой — мистического откровения, являющего непознаваемую тайну сущности и бытия Бога. Схоластической направленностью сен-викторская школа обязана своему основателю — Гильому из Шампо (ок. 1068-1121), удалившемуся в монастырь в 1108 г. после разрыва со своим учеником Абеляром. Источниками мистических тенденций этой школы выступают Августин, Псевдо-Дионисий Ареопагит, но более всего — Бернард Клервоский (1090-1153), вдохновитель Второго крестового похода 1147 года. Именно влиянием Бернарда объясняются многочисленные заимствования из бенедиктинского устава, отличавшегося особой строгостью