Антология средневековой мысли. Том 1 - [137]

Письменности евреев, как считается, положил начало закон Моисеев; халдеям и сирийцам ее дал Авраам; египетскую письменность создала Исида, а греческая идет от финикийской, которую из Финикии в Грецию принес Кадм. Латинскую же письменность создала Кармента, мать Эвандра, собственным именем которой было Никострата.

Священную историю первым написал Моисей. Среди язычников первым создал Троянскую историю Дарет, которую, как говорят, он написал на пальмовых листьях. А после Дарета первым в Греции историком считается Геродот, за ним же следует Ферекид, который прославился в те же времена, когда Ездра писал свои законы. Басни изобрел, полагают, Алкмеон Кротонский.

Итак, матерью искусств является Египет, оттуда они пришли в Грецию, а из Греции — в Италию. В Египте впервые была создана во времена Озириса, мужа Исиды, грамматика. Диалектика в Греции была изобретена Парменидом[313], который бежал от городов и скопищ людей в горы, где провел немалое время и придумал диалектику, почему ее и называют иногда скалой Парменида.

Платон после смерти своего учителя Сократа, движимый любовью к мудрости, поехал в Египет и, восприняв там свободные искусства, вернулся в Афины и на своей вилле Академии, собрав учеников, принялся обучать их философии. Он первым создал рациональную логику в Греции, а затем его ученик Аристотель ее развил, усовершенствовал и создал из нее искусство. Марк Теренций Варрон первым переложил диалектику с греческого на латинский. А позднее Цицерон добавил перевод топики. Демосфен считается основателем риторики у греков, Тисий — у латинян, а Коракс — у жителей Сиракуз. Риторика на греческом написана Аристотелем, Горгием, Гермагором, а на латинском излагалась Туллием, Квинтилианом и Татианом.

Глава III. Что следует читать в первую очередь

Из всех названных выше наук древние особенно предписывали познание семи наук, видя в них ту преимущественную пользу, что их твердое знание позволяет впоследствии понять и постичь другие науки. Они являются наилучшим орудием и средством познания, влекущего к постижению всей философской истины. Они носят имя тривиума и квадривиума, и благодаря их силам живой дух проникает в тайны премудрости. И никто не может удостоиться звания магистра, если не обладает познанием этих семи наук. Пифагор, как известно, в своих занятиях установил такой обычай, что никто из его учеников не осмеливался в течение семи лет, по числу искусств, вопрошать его о сути того, что он излагает, но все они принимали на веру слова учителя, пока все не прослушивали, так что в итоге были способны самостоятельно определять суть наук[314]. И эти семь искусств они изучали с таким усердием, что все их полностью держали в памяти, и если брали в руки чьи-либо сочинения или задавались целью что-либо разрешить или доказать, когда могли возникнуть сомнения, то они не рылись в книгах, а рассуждали ясно, держа все в памяти. Благодаря этому в те времена было столько мудрых людей, что они написали более, чем мы способны прочитать. Наши же магистры или не хотят, или не способны воспользоваться таким же способом обучения, и поэтому у нас много учащихся, но мало ученых. Я полагаю, что, дабы не расточать бесплодно труды свои, нужно не менее позаботиться о чтении, нежели о том, чтобы не остывать в своих благих намерениях. Дурно поступает тот, кто пренебрегает благими делами, но еще хуже тот, кто напрасно растрачивает труды свои. Но поскольку далеко не все способны различать, что им идет на благо и какие сочинения им полезней читать, то я вкратце расскажу об этом и добавлю немного о способах рассуждения.

Глава IV. О двух видах сочинений

Есть два вида сочинений. Первый — это те, что относятся непосредственно к семи искусствам. Второй же состоит из тех, что являются дополнением к искусствам. К искусствам относятся познания, относящиеся к философии, т. е. содержащие какую-либо явную и определенную философскую материю, как, например, грамматика, диалектика и прочие того же рода. Дополнительными же к искусствам являются познания, которые лишь имеют отношение к философии, то есть содержащие какую-либо нефилософскую материю; иногда, правда, некоторые из них имеют нечеткие отличия от искусств, соприкасаясь с ними, либо же они прокладывают путь к философии, когда представляют собой простой рассказ о чем-либо. К этим последним относятся все поэтические сочинения — трагедии, комедии, сатиры, героические и лирические песни, ямбические стихи, назидательные сочинения, а также басни и истории; и даже сочинения тех, кого мы нынче обычно зовем философами, но которые имели привычку к простым вопросам подбираться долгими обходными путями и ясный смысл затемнять многословием либо, компилируя у всех понемногу, рисовать картину, наполняя ее заимствованными красками и формами. Заметь эти различия, о которых я сказал, ибо искусства и дополнительные к ним познания — это две разные вещи. И разница между ними мне кажется такой же, как и в этом случае: «Гибкая ива столь же уступает бледно-зеленой оливе, сколь и скромный гранат розовому нарду»[315].

Таким образом, если кто возжелает постичь науку, но ограничится лишь начатками той истины, что содержится в искусствах, он примет на себя не то что большой, но бесконечный труд с малыми результатами. Вообще занятия искусствами без дополнительных познаний способно привести читающего к совершенным знаниям, но без знания семи искусств никакого совершенства быть не может. Итак, для читателя в знаниях только одно достойно постижения и привлекательно — то, что имеет отношение к искусствам и отвечает им, и в них нечего искать чего-либо кроме того, что составляет искусства. По этой причине мне кажется, что прежде всего труды свои нужно посвятить постижению искусств, являющихся основой всего, и тогда откроется простая и чистая истина, когда постигнуты будут эти семь искусств — средства обретения всей философской мудрости. А уж потом, на досуге, можно почитать и другие сочинения, которые способны развлечь, перемежая серьезное чтение развлекательным, что идет на благо. Так, иногда мы запоминаем изречения, найденные в баснях.