Антология современной словацкой драматургии - [11]
МОНИКА (как бы между прочим). Из чего вытекает, что человеческая жизнь в то время имела приблизительно ту же цену, что и жизнь одного важного с точки зрения народного хозяйства животного.
ЛУПИНО (Доктору, наступательно). А кто придумывал эти «нелегкие» статьи?.. Эти судьи… прокуроры… ведь это были твои коллеги! Так почему же ты молчал?.. Почему не сказал им, что…
ДОКТОР (резко). Они ведь знали, что профессор не виновен… Не будь наивным, Лупино! Что я должен был им сказать?.. И кому?.. Тем паяцам, что исполняли роль судей?..
МОНИКА. А где они работают сейчас? (С интересом.) В юстиции или в цирке?..
ШЕРИФ. Ты — шутница, Моника! Какие мы теперь все мудрецы… И так отлично мы умеем все упростить… (Внушительно, убедительно.) А тогда… Сама справедливость должна была быть более суровой, потому что общая ситуация…
МАРЕК. Сейчас мы говорим о Сумеце, товарищ Кордош!
ФИЛИПП (лукаво, дипломатически). Минуту! Никакого товарища Кордоша! Здесь только Шериф! И у нас сейчас выпускная вечеринка… (Обескураживающе.) Так что не надоедайте и молчите!
МАРЕК (с горечью). В том-то и дело. Что все мы молчали, как вши под коростой!
СВЕТАК. Пссс!.. (Пьяно, таинственно.) Оказывается, что у людей и у вшей намного больше общего, чем предполагалось. (Пьет за всех.) Так что за здоровье, товарищи молчуны!..
МОНИКА. Статистика показывает, что свой откликнется только тогда, когда покушаются на его желудок… или кошелек. Денежная реформа или отсутствие в продаже лука.
МАРЕК. Да, тогда люди не молчат!
ШЕРИФ. А ты откликнулся? Конкретно! Что сделал ты для старика?..
МАРЕК. То же, что и вы! (Зло.) То есть — ничего! (Пауза, бессильно.) Я зашел за Яном Чечманом… Но инженер человеческих душ прилежно работал… он как раз писал ту самую толстую книгу, и у него не было времени!
ШЕРИФ (авторитарно). Это была хорошая и полезная книга… А что ему оставалось делать?.. Не писать?.. (Как бы предпринимает контратаку.) Ты тогда не работал? Чем ты питался, воздухом?.. Твои сияющие портреты доярок, шахтеров и ударников труда улыбались с каждого календаря!
МОНИКА (по-деловому). Особое впечатление на меня произвело художественное изображение увеличенного массируемого вымени.
МАРЕК (Шерифу). Фотографировать можно только действительность, а вот писать… писать можно обо всем! К примеру, о значении трехпроцентной правды… И о врагах там, где их не было… (Внушительно, с самозащитой.) Я фотографировал только действительность!..
МОНИКА. Улыбки во время сбора винограда… улыбки над вспаханной межой… (Задумчиво.) А там, на той меже, возможно, росла дикая груша… А может, на ней повесился отчаявшийся хозяин…
ШЕРИФ (удивленно). Ты хочешь сказать, что эти межи не надо было пахать?..
МОНИКА. Я в этом не разбираюсь… Я только хотела сказать, что существует…. Много вариантов действительности…. (Мареку.) Двадцать пять лет тому назад… Это тоже была действительность… а мы были такие смешные… Помнишь? Ты все просил, чтобы я позволила тебе сфотографировать меня голой…
МАРЕК (обманывает). Не помню…
МОНИКА. И что однажды… однажды ты сказал, что сфотографируешь и… голую правду… (Пауза.) Тебе это удалось, Марек?
МАРЕК. Пошла к черту, Моника! (Пьет.)
ШЕРИФ. Возможно, у него не было хорошего проявителя! (Улыбается, старается обратить все в шутку.) Что скажешь, Лупино — может, опять… немножко поможем ему?..
МАРЕК (оживленно). Лучше бы ты помог Сумецу! У тебя из всех нас было больше возможностей и…
ШЕРИФ (прерывает, еще улыбаясь). Да… да… И с огромной радостью я не сделал совсем ничего… (Мареку, выразительно.) Какие такие возможности, черт побери?.. Что ты знаешь об этом… Это я сидел на противоположной стороне, а не ты!
МАРЕК. Ну и не сидел бы там! Взял бы да любезно советовал…
МОНИКА. По состоянию здоровья… Мол, тебе много сидеть вредно.
ШЕРИФ (спокойно, с превосходством). А не кажется ли вам, что он и в самом деле кое-что высидел?.. Конечно, не сразу, немного подождав, как в срочной химчистке… Но сегодня… сегодня история профессора уже не может повториться… Сегодня уже ни один невиновный человек не может быть…
МАРЕК. И это такое уж большое достижение?..
ШЕРИФ. Это был лишь первый шаг!
МАРЕК. А второй шаг?.. Почему он не мог преподавать?.. Почему не имел права встать за свою кафедру?..
ШЕРИФ. Нельзя все сразу!
МАРЕК. Нельзя или не хотели?..
МОНИКА (Бланке). Когда господа договорятся, разбуди меня, пожалуйста! (Удобно устраивается в своем кресле.)
ШЕРИФ (Мареку). Да, всякое случалось!.. (С превосходством, нехотя.) Но тот, кто о тех старых… ошибках толь-к о говорит, тот мне напоминает попугая, который ничего другого не знает, кроме пары неприличных слов! Ты только задаешься, а мы… мы эти ошибки исправляем!..
МАРЕК. А кто их должен, черт возьми, исправлять?.. (Возмущенная пауза.) И как ты вообще собираешься исправить случайно испорченную жизнь? (С горькой иронией.) Ты не заметил, что жизнь… что у человека всего одна жизнь?..
ШЕРИФ. Я заметил, что у человека две жизни. Одна — для себя, а другая — для всех остальных. Как ты думаешь, какая из них важнее?..
ФИЛИПП (учтиво). Милые одноклассники, когда я задумаю в следующий раз организовать нашу встречу, сразу же приглашайте психиатра!
Истории семи успешных женщин, строящих свою карьеру, окруженных внешним лоском, но не испытывающих счастья. Изысканный многослойный десерт из откровенных и честных признаний каждой из них. За гламуром, сарказмом и постоянной конкуренцией кроются истинные чувства и настоящие ценности, которые все сложнее обрести в современном мире в бесконечной гонке на выживание.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.