Антология современной французской драматургии. Том II - [14]
>Женщина встает. Какое-то время они смотрят друг на друга.
>Потом Мужчина занимает место Женщины, а Женщина — место Мужчины; она в свою очередь, читая или делая вид, что читает, начинает говорить.
ЖЕНЩИНА. О чем я говорила?
>Пауза.
Кажется, вывихнула палец.
>Пауза.
Я что-то говорила о настоящей боли.
>Пауза.
У Осипа Мандельштама, например, была болезнь сердца.
>Пауза.
Он был сердечник.
>Пауза.
(Почти напевая.) От этого он и умер, да?
>Пауза.
Да, от этого он и умер.
>Темнота.
>Мужчина рядом со сломанным стулом на авансцене. Наклоняется, берет стул.
>Женщина выпрямляется, встает напротив стола-стелы.
ЖЕНЩИНА. Этого я не играю. Я не буду это играть.
МУЖЧИНА. К счастью, он уже сломан.
>Пауза.
Надо подумать о том, чем его заменить.
ЖЕНЩИНА. Я не буду это играть. Только не это.
МУЖЧИНА. Есть что сказать. Обязательно надо сказать.
>Пауза.
Что до стула, не беспокойся: он уже сломан.
>Пауза.
ЖЕНЩИНА. Ты не слушаешь.
МУЖЧИНА. Наверное, это я и сломал его вчера. (Ставит стул на место, в глубине сцены.)
ЖЕНЩИНА. Ты меня не слушаешь.
МУЖЧИНА. Нет, слушаю.
ЖЕНЩИНА. Я не буду это играть.
МУЖЧИНА. Будешь. (Возвращается. Встает рядом с ней.) Это уже было сыграно.
ЖЕНЩИНА. Что ты говоришь?
МУЖЧИНА. Правду.
>Пауза.
Теперь я должен поставить стол на место.
>Пауза.
Пожалуйста.
>Пауза.
>Женщина не двигается.
>Пауза.
МУЖЧИНА. Я люблю тебя.
>Пауза.
ЖЕНЩИНА. Нет.
>Пауза.
МУЖЧИНА. Я люблю тебя.
>Пауза.
Пожалуйста.
>Однако Женщина по-прежнему не двигается, она лишь подносит руки к лицу и опять издает негромкий стон.
ЖЕНЩИНА. Нет, нет, ты лжешь.
Ничего не сыграно.
Поэтому ничего не получается.
Я прекрасно знаю, что ничего не получается.
МУЖЧИНА. Пожалуйста, теперь очень важно поставить стол на место.
ЖЕНЩИНА. Я-то уж прекрасно знаю, она бы ему открыла, приняла бы в своей квартире — если только это можно назвать квартирой, — встретила бы с распростертыми объятиями, а на столе уже стоял бы самовар.
Протягивая к нему руки, сказала бы: «Простите меня» — возможно ли, что она могла позволить себе сохранить этот самовар, а ты, ты видишь ее — как она бродит всю свою жизнь с чемоданом и этой чудовищной вещью. «Простите меня, что заставила вас ждать».
Грим, морщины, акцент кантона Во и превосходный французский, несмотря на легкий акцент кантона Во.
Вкус к старомодным вещам, старой омертвевшей коже, непреодолимому зуду молодости.
Это действительно не белый цвет Шанель, и действительно рядом с ней он казался бы юным, ребенком, потому что она стала в тот момент памятью этого времени.
Самовар, чай (очень черный) в чашках (разрозненных, из разных сервизов).
Ты понимаешь? Понимаешь ли ты, со своим призраком революции — там, где она пролила много крови! Сама истекая кровью от яиц омлета, который невозможно сделать, не разбивая их — эти самые яйца. Революция, кровавый пурпур театров — театров, принесенных в жертву той, которую невозможно совершить, не разбив яиц, не зарезав лошадей, людей.
Может быть, она сказала бы это древним и широким голосом актрис, с глубоким трепетом, с жестами, похожими на заминированные дома,
на древние дворцы, рушащиеся-на-сцене-в-Трезене. Сцена происходит в Москве, сцена происходит в Воронеже…
В пылающем Петербурге! В пылающем Ленинграде! Сплошные символы! Сплошные символы!
Отражая, да-да, пламя, Петроград, в фиолетовых водах Невы!
Да, она протянула бы к тебе руки, и для него не осталось бы ни имени, ни камня, только равнина и ветер,
и ветер,
и ветер,
чертов ветер.
>Темнота.
>Откуда-то — издалека — они на миг всматриваются в молчании в сцену, заваленную тем, что они на ней бросили.
МУЖЧИНА. Осталось мало времени.
Никогда нет времени.
Как трудно — спешить медленно.
>Пауза.
ЖЕНЩИНА. Зачем.
МУЖЧИНА. Я люблю тебя.
ЖЕНЩИНА. Зачем.
МУЖЧИНА. Я люблю тебя.
ЖЕНЩИНА. Чтобы я замолчала.
МУЖЧИНА. Нет.
>Пауза.
Чтобы думать о том, что ты играешь.
Думай о том, что ты играешь.
>Пауза.
Ты поймешь.
Я пойму. Может быть.
ЖЕНЩИНА. Я играю не для себя.
А для тебя.
МУЖЧИНА. Что ты хочешь этим сказать?
ЖЕНЩИНА. Для твоей нечистой совести.
Хочу сказать.
>Пауза.
МУЖЧИНА. Да.
ЖЕНЩИНА. Да.
МУЖЧИНА. Так продолжим.
>Пауза. Очень длинная.
Чего ты ждешь? Осталось мало времени. Иди ко мне.
>Женщина не реагирует. Продолжает наносить грим.
Ты старая.
>Пауза. Никакой реакции.
Тебе больше не нужны эти румяна.
>Пауза.
Приходит детство, представляет себя, ненакрашенное.
ЖЕНЩИНА. Не понимаю.
МУЖЧИНА(жестко). Это меня не удивляет.
ЖЕНЩИНА. Меня зовут Надежда Мандельштам.
МУЖЧИНА. Нет.
ЖЕНЩИНА. Меня зовут Надежда Мандельштам.
МУЖЧИНА. Нет.
>Пауза.
Бесполезное заявление.
ЖЕНЩИНА. Меня зовут…
>Пауза. Она берет себя в руки.
Другое имя?
МУЖЧИНА. Нет.
ЖЕНЩИНА. Мое?
МУЖЧИНА. Бесполезное заявление, я тебе сказал.
>Пауза.
ЖЕНЩИНА. Не думаю.
>Пауза.
Какой сегодня день.
>Пауза.
Какая погода.
>Пауза.
Мне кажется, я что-то потеряла.
>Пауза.
Ты должен будешь объяснить мне. Ты всегда должен мне объяснять.
>Пауза.
Но я могу играть даже без твоих объяснений. Достаточно обращать внимание на то, куда ставить ноги, слова.
>Пауза.
Разумеется, лучше бы ты мне объяснил.
>Пауза.
Ты больше ничего не говоришь?
>Пауза. Она говорит для себя и для него. Она стала другой. Она говорит.
Однажды я подвернула ногу.
>Теперь она похожа на маленькую девочку.
И я поняла, как несчастны калеки. В соседней комнате звонил телефон, а пока я шла, он уже перестал. И так десять раз в день, и тебя не было дома, чтобы ответить.
Сказать, что роман французского писателя Жоржа Перека (1936–1982) – шутника и фантазера, философа и интеллектуала – «Исчезновение» необычен, значит – не сказать ничего. Роман этот представляет собой повествование исключительной специфичности, сложности и вместе с тем простоты. В нем на фоне глобальной судьбоносной пропажи двигаются, ведомые на тонких ниточках сюжета, персонажи, совершаются загадочные преступления, похищения, вершится месть… В нем гармонично переплелись и детективная интрига, составляющая магистральную линию романа, и несколько авантюрных ответвлений, саги, легенды, предания, пародия, стихотворство, черный юмор, интеллектуальные изыски, философские отступления и, наконец, откровенное надувательство.
На первый взгляд, тема книги — наивная инвентаризация обживаемых нами территорий. Но виртуозный стилист и экспериментатор Жорж Перек (1936–1982) предстает в ней не столько пытливым социологом, сколько лукавым философом, под стать Алисе из Страны Чудес, а еще — озадачивающим антропологом: меняя точки зрения и ракурсы, тревожа восприятие, он предлагает переосмысливать и, очеловечивая, переделывать пространства. Этот текст органично вписывается в глобальную стратегию трансформации, наряду с такими программными произведениями XX века, как «Слова и вещи» Мишеля Фуко, «Система вещей» Жана Бодрийяра и «Общество зрелищ» Г.-Э. Дебора.
Третье по счету произведение знаменитого французского писателя Жоржа Перека (1936–1982), «Человек, который спит», было опубликовано накануне революционных событий 1968 года во Франции. Причудливая хроника отторжения внешнего мира и медленного погружения в полное отрешение, скрупулезное описание постепенного ухода от людей и вещей в зону «риторических мест безразличия» может восприниматься как программный манифест целого поколения, протестующего против идеалов общества потребления, и как автобиографическое осмысление личного утопического проекта.
рассказывает о людях и обществе шестидесятых годов, о французах середины нашего века, даже тогда, когда касаются вечных проблем бытия. Художник-реалист Перек говорит о несовместимости собственнического общества, точнее, его современной модификации - потребительского общества - и подлинной человечности, поражаемой и деформируемой в самых глубоких, самых интимных своих проявлениях.
Рукопись романа долгое время считалась утраченной. Через тридцать лет после смерти автора ее публикация дает возможность охватить во всей полноте многогранное творчество одного из самых значительных писателей XX века. Первый законченный роман и предвосхищает, и по-новому освещает всё, что написано Переком впоследствии. Основная коллизия разворачивается в жанре психологического детектива: виртуозный ремесленник возмечтал стать истинным творцом, победить время, переписать историю. Процесс освобождения от этой навязчивой идеи становится сюжетом романа.
Роман известного французского писателя Ж. Перека (1936–1982). Текст, где странным и страшным образом автобиография переплетается с предельной антиутопией; текст, где память тщательно пытается найти затерянные следы, а фантазия — каждым словом утверждает и опровергает ограничения литературного письма.
В сборник вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1960—1980-х годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.