Антология современной британской драматургии - [52]

«Я уезжаю в Голливуд на кинопробы для фильма, который тут снимают, и если я им понравлюсь, со мной договор заключат, и я актером стану». Так и не объясняет, что такое кинопробы.

ЭЙЛИН. А еще умный называется.

КЕЙТ. А это что такое? Я двух слов не могу с его почерком разобрать… «Но если будет успех, то я… возможно… всего через два-три месяца буду так занят на съемках, что писать вам очень часто совсем не смогу… поэтому, если вы не получите от меня никаких вестей с начала лета… не волнуйтесь обо мне. Это значит только, что у меня все хорошо, что я здоров и хочу попытать счастья в Америке. Чего-нибудь хочу добиться в жизни, чтобы и вы, и мои родители могли мной гордиться. Передавайте привет всем на острове, кроме Пустозвона, и берегите себя, Кейт и Эйлин. Вы плачете очень много для меня… значите очень много для меня». А похоже на «плачете». (Пауза.) «Искренне ваш… Билли Клейвен». (Пауза) Бросил нас, это точно, Эйлин.

ЭЙЛИН (плачет). А мы тут из-за него убиваемся.

ЭЙЛИН идет к прилавку и начинает копаться в коробке с конфетами.

КЕЙТ. И это после того, что мы для него делали все эти годы.

ЭЙЛИН. Ухаживали за ним, хоть он и калека.

КЕЙТ. А как он нас позорил со своими коровами — и вот благодарность.

ЭЙЛИН. Чтоб этот корабль утонул, не доплыв до Америки.

КЕЙТ. Чтоб Билли утонул, как его родители утонули.

ЭЙЛИН (пауза). Может, это уж слишком?

КЕЙТ (плачет). Может, и слишком, но только потому, что он нас так огорчил. Что это ты ешь?

ЭЙЛИН. А, Чупа-Чупс, и не смотри на меня так.

КЕЙТ. Я думала, ты уже все Чупа-Чупсы съела.

ЭЙЛИН. Я отложила парочку на черный день.

КЕЙТ. Ладно, давай, ешь, Эйлин.

ЭЙЛИН. Хочешь одну, Кейт?

КЕЙТ. Не хочу. Мне сегодня вообще не до еды. Не говоря уж о Чупа-Чупсе.

ЭЙЛИН (пауза). Мы же еще увидим Калеку Билли, правда, Кейт?

КЕЙТ. Боюсь, мы скорее увидим дочку Джима Финнегана в монастыре, чем снова увидим Калеку Билли. (Пауза.) Я не уверена, хочу ли я снова видеть Калеку Билли.

ЭЙЛИН. И я не уверена, хочу ли я снова видеть Калеку Билли. (Пауза.) Я хочу снова видеть Калеку Билли.

КЕЙТ. И я хочу снова видеть Калеку Билли.

Пауза. Затемнение.
Антракт.

Сцена шестая

Магазинчик, лето, четыре месяца спустя. На стенах несколько афиш к фильму «Человек из Арана», который идет в церкви. На прилавке банки с конфетами и камень, у прилавка стоит БАРТЛИ, который молча кривит губы и переминается с ноги на ногу в ожидании, когда вернется КЕЙТ. Входит ХЕЛЕН, она несет несколько десятков яиц.

ХЕЛЕН. Ты чего тут ждешь?

БАРТЛИ. Она пошла поискать для меня Хубба-Буббу.

ХЕЛЕН. Затрахал со своей Хубба-Буббой.

БАРТЛИ. Хубба-Бубба — очень вкусные конфетки.

ХЕЛЕН раскладывает яйца на прилавке.

Я смотрю, ты яйца принесла.

ХЕЛЕН. Боже мой, какая наблюдательность.

БАРТЛИ. Я думал, это ТОРГОВЕЦ яйцами должен их приносить.

ХЕЛЕН. Он и должен был их принести, но я ему сегодня врезала по ногам, и он не смог прийти.

БАРТЛИ. И за что же ты ему врезала?

ХЕЛЕН. Да он тут стал слухи распускать, что это я убила гуся Джека Эллери и кошку Пэта Бреннана.

БАРТЛИ. Так ведь это ты и убила гуся Джека Эллери и кошку Пэта Бреннана, они сами тебя попросили.

ХЕЛЕН. Да знаю я, но если это разойдется по всему городу, то мне ничего не заплатят.

БАРТЛИ. И сколько тебе должны заплатить?

ХЕЛЕН. Восемь шиллингов за гуся и десять за кошку.

БАРТЛИ. А почему кошка дороже?

ХЕЛЕН. Да мне пришлось заплатить Рэю Дарси за аренду топора. Понимаешь, гуся я затоптала. А кошку так просто не затопчешь.

БАРТЛИ. Для кошки и какая-нибудь доска сгодится, и шиллинг сэкономить, чем за топор отдавать.

ХЕЛЕН. Уж, наверное, я хотела, чтобы все было сделано профессионально, Бартли. Доска — оружие для малых детей. Я бы доской не стала и навозную муху убивать.

БАРТЛИ. А чем бы ты стала убивать навозную муху?

ХЕЛЕН. Ничем бы я не стала убивать навозную муху. За навозных мух никто не платит.

БАРТЛИ. А дочка Джима Финнегана однажды убила двенадцать червяков.

ХЕЛЕН. Ага, дыхнула на них, наверное.

БАРТЛИ. Нет, воткнула им в глаза иголки.

ХЕЛЕН. Сразу видно дилетанта. (Пауза) Я и не знала, что у червяков глаза есть.

БАРТЛИ. После того как дочка Джима Финнегана с ними разберется, уже нет.

ХЕЛЕН. А для чего здесь этот камень?

БАРТЛИ. Я застукал миссис Осборн. Она с ним разговаривала, когда я вошел.

ХЕЛЕН. И что она сказала камню?

БАРТЛИ. Она сказала: «Как поживаешь, камень?», а потом приложила его к уху, как будто он ей отвечал.

ХЕЛЕН. Очень странное поведение.

БАРТЛИ. А еще спрашивала, как там Калека Билли в Америке.

ХЕЛЕН. И что же сказал камень?

БАРТЛИ (пауза). Камень ничего не сказал, Хелен, потому что камни не разговаривают.

ХЕЛЕН. А, я подумала, миссис Осборн говорила и за камень.

БАРТЛИ. Нет, миссис Осборн говорила только за себя.

ХЕЛЕН. Давай спрячем камень и посмотрим, а вдруг у нее будет нервный припадок.

БАРТЛИ. Это ведь будет не очень-то по-христиански, Хелен.

ХЕЛЕН. Это будет не очень-то по-христиански, да, но зато как весело.

БАРТЛИ. Ладно, Хелен, давай оставим камень миссис Осборн в покое. Ей и так забот хватает — все время о Калеке Билли волнуется.

ХЕЛЕН. Нужно теткам Калеки Билли сказать, что Билли умер или при смерти, а то они ждут письма, которое никогда не придет. Четыре месяца, наверное, они уже ждут, и ни слова, и только они одни на всем Инишмаане не знают того, что знает Малыш Бобби.