Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - [59]

И маму анфас нельзя. В профиль — тем более. А кто подтвердит, что это ваша мама? Может, это директор швейной фабрики, которая самолеты выпускает? Кто вам сказал, что вы похожи? Ничего общего. И папу нельзя. Может, он у вас в «ящике». Что значит «живой»? Это он еще не выезжал, вот он и живой!

А это что за листочек? На память о сынишке? Палка, палка, огуречик? Надо было ставить печать у оценщика — и на палках, и на огуречике отдельно. А сейчас мы с вами пройдем и оформим контрабанду живописи. Вот такой у нас с вами огуречик получается, гражданин выезжающий. И не надо багроветь, надо внимательно читать декларацию! Что вы читали, какую? «Прав человека»? Это вы на зоне будете читать, начальнику конвоя, после работы!

А у вас, гражданин, где вещи? Как, это все? Авоська с визой и ботинки фабрики «Скороход»? Хотите ноги скорей унести? А как фамилия? Как?! Коган-Каценеленбоген? Через черточку? Как вы жили тут с такой фамилией, проходите скорей!

А вы чемодан открывайте, гражданин, и вещи выньте. Плед отдавайте сразу — это импорт. И крестик снимайте — это народное достояние. И зачем вам там — крестик? Вам дай волю — всю Россию увезете… Не дадим! Что можно? Подушку с матрацем можно и матрешку на память о перестройке. Все! А канарейку будем просвечивать. Я, гражданин выезжающий, вообще никогда не шучу. Будем просвечивать канарейку и резать ее вдоль, потому что в ней может быть контрабанда: камешки, металлы драгоценные, иконы… Я вижу, что это канарейка, а не кашалот, а вот вы что за птица, это мы сейчас посмотрим!

Нам торопиться некуда, мы тут по гроб жизни! А то они все — туда, а я, по уши в правовом государстве, сюсюкайся с ними? Так они ж не уедут тогда. Ведь плакать будут, взлетно-посадочную полосу целовать… Я, может, для того и стою тут, посланец Страны Советов, чтобы они уехали счастливыми оттого, что уехали!

Чтобы до конца дней своих вздрагивали на своей исторической родине, вспоминая настоящую.

Тигр

Ахр-р-р! Они думают, что я заболел. Идиоты. «Он ничего не ест, скорее за ветеринаром!..» Приперся этот дурачок, залез ко мне в пасть по пояс, все потроха обстучал… Потом вылезает и говорит: «Очень тяжелый случай, у животного не в порядке печень». Сам ты животное! Я здоров, как завхоз! И твое счастье, что я политический тигр, а не уголовный — сожрал бы тебя за клевету, только мозги бы выплюнул.

«Печень»… Я голодовку объявил после Мадрида! Я теперь их тухлятину жрать не буду. Я теперь знаю, как тигров кормить положено — мясом их кормить положено, мясом! Нету мяса? Пускай отправляют в Мадрид, там есть. Там все есть! Замечательный город, чего меня раньше туда не пускали? Наверное, было указание сверху, из дирекции. Интриги, ахр-р-р! Совали в такие дыры — от названий мороз по коже! «Сык-тыв-кар»… Вот я вам теперь в Сыктывкар полечу!

В Мадрид, ахр-р-р! Тем более сюда меня теперь все равно не пустят, я документы съел… Вон он, дрессировщик Сундуков с женой своей, стервой, носится по аэропорту, как мартышка по манежу. Домой-то хочется! А документики — тю-тю…

В Мадрид, ахр-р-р! Отдельный вольер без сквозняков! Я не могу больше на семи метрах между пони и бегемотом — они меня угнетают своим интеллектом, эти травояд-ные! И потом: там тепло все время, и никто не празднует праздника «Русская зима». А здесь все празднуют праздник «Русская зима» — это надо, чтобы отморозило мозги, такое праздновать!

Звери дубака дают, а им хаханьки. Им мерзнуть некогда, они воруют. В один день попону с лошади стянули, кусок барьера и ящик с песком. Зачем человеку ящик с песком? А то еще — сперли с моей клетки замок… Клиника, честное слово! Ну, я походил по цирку… Мрачное, доложу вам, местечко. И люди какие-то нервные… Я же не инспектор манежа — чего от меня шарахаться?

Я уже не говорю об уважении к профессии. «Синьоры, эль тигро грандиозо, когтидо пол метро!» А здесь? «Ваня, давай тащи этот вонючий матрац на манеж!» А на манеже — дрессировщик Сундуков с женой-стервой… Слушайте, я пятый год с тумбы на тумбу хожу, а такого дурака не видал. Пьет все, что горит, сморкается на пол, читает «Советский спорт». Царь природы! Вон он, по аэропорту бегает, документы ищет… А я их съел! Сам теперь пускай через горящий обруч прыгает и тухлятину жрет — в гробу я его видал!

Господа! Никто не знает, как по-испански будет — «я прошу политического убежища»?

Мама

Сыночка, как только приедешь на место, сразу напиши. Открытки я положила в низ чемодана. Знаешь, этот город, куда ты летишь… я все время забываю… да, Нью- Йорк, — это очень большой город. Ты сразу купи там карту и отметь кружочком, где будешь жить, чтобы не заблудиться… Я знаю, как ты ориентируешься! Как Иван Сусанин, ты ориентируешься! Ты потерялся на Красной площади, когда тебя принимали в пионеры. Когда тебя подобрали милиционеры на площади Дзержинского, ты все еще искал Мавзолей. Я думала, я сойду с ума, когда они привели тебя, в соплях и красном галстуке.

Ты плакал, что не увидел дедушку Ленина. Ты правильно плакал! Те, что его тогда увидели, все поняли гораздо раньше. Этот Ленин так на них подействовал! И потом — ты все время думаешь о чем-то своем, поэтому с тобой все время что-то случается. Кстати, там есть океан, так ты купайся, но осторожно. Что ты машешь руками? Ты плаваешь, как твой отец, — он, наверно, давно утонул где-нибудь. В пионерлагере ты чуть не захлебнулся в блюдечке с чаем, а тут целый океан — и я должна быть спокойна?