Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - [117]
ЕЛЬЦИН. «Повышение тарифных ставок на клиринговом рынке»… Китайская грамота. «Вурдалаки из Кремля пьют кровь рабочих». Ага, перед сном, вместо кефира. Совсем с глузду съехали. «Президенту грозит импичмент». Что-о?! (Вчитывается в текст.) А-а, «Президенту США грозит импичмент». Ну, это другое дело. (Мрачнеет.) Хотя все равно — не понял.
Продолжая читать, тянется к трубке телефона.
ЕЛЬЦИН. Алло! Степаныч? Степаныч, давай ко мне, есть разговор! И всем скажи, пускай приедут. Тут серьезное дело. (Вешает трубку, снова берет газету, смотрит в заголовок.) Импичмент, понимаешь! Как же я это слово не люблю, кто бы знал!
2.
В Кремле. Ельцин, Черномырдин, Немцов, Чубайс, Примаков. Куликов и Лившиц.
ЕЛЬЦИН. Читали? Про заокеанские дела-то? (Стучит по газете.) Секретарши какие-то… (Примакову.) Слушай, Максимыч, ты у нас вроде по этой части…
ПРИМАКОВ. По какой?
ЕЛЬЦИН(строго). По международной! Объясни, что там у них происходит? Чего они к моему другу Биллу пристали?
ПРИМАКОВ. Понимаете, он вроде как немного того… погулял.
ЕЛЬЦИН. Что ж ему, всю жизнь в помещении сидеть?
НЕМЦОВ. Он не в том смысле. Он с женщинами погулял…
ЕЛЬЦИН. Ну, с женщинами. Он же не Пенкин. Пускай себе…
ЧУБАЙС. Нельзя ему этого!
ЕЛЬЦИН. Что значит «нельзя», он же президент!
ЧУБАЙС. В том-то и дело.
ЕЛЬЦИН. Опять не понял. Всем можно, а президенту нельзя?
ЧУБАЙС. Вроде того.
ЕЛЬЦИН. Черт-те что, а не страна. (Примакову.) А что он там такого с нею делал-то, с секретаршей, что весь мир интересуется?
ВСЕ(с большим интересом). Да, да?..
ПРИМАКОВ. Ничего особенного. Так… Вольность себе позволил.
КУЛИКОВ. За вольность надо сажать. Больно много умных!
ПРИМАКОВ. Там не в этом дело.
ЕЛЬЦИН. Ты давай конкретнее, Максимыч… Что за вольность?
НЕМЦОВ. Он чисто по-мужски к ней… вроде того, как вы тогда стенографистку ущипнули, помните?
ЕЛЬЦИН. Это не вольность. Это знак внимания. А что, уже и ущипнуть никого нельзя?
ЧЕРНОМЫРДИН. Да у нас-то на здоровье! Хоть до скелета весь аппарат общипайте! А у них…
ПРИМАКОВ. У них это называется — сексуал харрастмент!
ЕЛЬЦИН. По-русски скажите кто-нибудь.
ЛИВШИЦ. По-русски, Борис Николаевич, это партком, аморалка и конец карьеры.
ЕЛЬЦИН. Господи боже мой! Из-за бабы? Просто, значит, нелюди какие-то!
ЧЕРНОМЫРДИН. Да. Странный народ.
ЕЛЬЦИН. Ну, вот что я вам скажу: долг платежом красен.
ЧЕРНОМЫРДИН. А мы все перечислили! Денег больше нет!
ЕЛЬЦИН. Ты о чем?
ЧЕРНОМЫРДИН. А вы?
ЕЛЬЦИН. Я об Америке.
ЧЕРНОМЫРДИН. Хорошо, будем помогать Америке. Как скажете.
Лившиц падает в обморок под стол.
ЕЛЬЦИН. При чем тут Америка! Хрен с ней совсем, надо спасать друга Билла! А то, не ровен час, и вправду сгонят. Ему, значит, нужна хорошая консультация — и как можно скорее!
НЕМЦОВ. Понял. (Снимает трубку, протягивает ее Ельцину и диктует телефон.) Восемь. Гудок, потом десять, один, триста один…
ЕЛЬЦИН. Нет, не по телефону. Там небось тоже все насквозь прослушивают.
ЧЕРНОМЫРДИН. Серьезная страна.
ЕЛЬЦИН. Надо лично.
КУЛИКОВ. Пошлите меня.
НЕМЦОВ. Вас? С удовольствием…
ЕЛЬЦИН. Нет! К Биллу поеду я! Ему, значит, реально угрожает импичмент, а лучший специалист по борьбе с импичментом здесь сами знаете кто.
КУЛИКОВ. Готовить самолет?
ЕЛЬЦИН. Не надо, полечу так, по-простому.
КУЛИКОВ. А билеты?
ЕЛЬЦИН. А у меня в Аэрофлоте блат.
3.
Самолет летит в Америку
4.
Звездно-полосатый флажок у входа. Табличка на двери: «Belyi dom». Изнутри слышны печальные звуки саксофона.
ГОЛОС ЕЛЬЦИНА. Билли!
Музыка прерывается — и в окно выглядывает Клинтон.
КЛИНТОН(поозиравшись). Показалось. (Печально.) Элоун эт хоум. Один дома.
ЕЛЬЦИН. (из-под окна). Билл! Это я, твой большой друг Борис!
КЛИНТОН(увидев). Уау!
ЕЛЬЦИН. Держись, Билл, я с тобой!
КЛИНТОН. А я не в себе. Прости, у меня рехёсл. Репетирую.
ЕЛЬЦИН. Что-о?
КЛИНТОН. Когда меня будут гнать из этот Белый дом, я пойду работать саксофонист.
ЕЛЬЦИН. Да ладно тебе! Прорвемся.
КЛИНТОН. Ноу прорвемся. Итс финиш… Рейтинг даун на десять пункт.
ЕЛЬЦИН. Мало ли что даун. У меня рейтинг вообще за ноль зашкаливал, и ничего! Ты тут, Билл, совсем скиснешь в своей столице! Когда накрывается рейтинг, президент должен ехать в провинцию! Бери свой сексофон — и вперед. (Озирается.) Где тут у вас провинция?
5.
Тема в саксофоне «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Вечер. Соответствующий пейзаж. (Может, катание на пароходике мимо статуи Свободы, может, стояние на небоскребе с видом на Манхэттен… Может, Таймс-сквер.)
ЕЛЬЦИН. Слушай, объясни ты русским языком, как все случилось?
КЛИНТОН. Я сам донт андэрстэнд ит. Совершенно не понимать. Сначала эта крейзи вумен Пола Джонс катить на меня телегу.
ЕЛЬЦИН. Погоди, а охрана на что?
КЛИНТОН. Она катить телегу через пресса энд ти-ви…
ЕЛЬЦИН. Какое еще ти-ви?
КЛИНТОН. Через все каналы, эбсолютли!
ЕЛЬЦИН. Ты, Билли, просто как маленький, честное слово! Какое может быть ти-ви в критический момент? Перекрыть им кислород заранее, и вся любовь!
КЛИНТОН. Перекрыть кислород ти-ви? Итс импосибл!
ЕЛЬЦИН. Ничего, значит, не импосибл! Наехать на хозяев, выкрутить им отовсюду все что можно и поставить своих людей. И будет не ти-ви, а роспись по шелку. Оближут до самой харизмы… Всему тебя учить.
КЛИНТОН
Новая повесть Виктора Шендеровича "Савельев» читается на одном дыхании, хотя тема ее вполне традиционна для русской, да и не только русской литературы: выгорание, нравственное самоуничтожение человека. Его попытка найти оправдание своему конформизму и своей трусости в грязные и жестокие времена — провалившаяся попытка, разумеется… Кроме новой повести, в книгу вошли и старые рассказы Виктора Шендеровича — написанные в ту пору, когда еще никто не знал его имени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Те, кто по ту сторону телеэкрана составляет меню и готовит все это тошнотворное, что льётся потом из эфира в несчастные головы тех, кто, вопреки еженочным настоятельным призывам, забыл выключить телевизор, сами были когда-то людьми. Как это ни странно, но и они умели жить, творить и любить. И такими как есть они стали далеко не сразу. Об этом долгом и мучительном процессе читайте в новой повести Виктора Шендеровича.
Считается элегантным называть журналистику второй древнейшей профессией. Делают это обычно сами журналисты, с эдакой усмешечкой: дескать, чего там, все свои… Не будем обобщать, господа, – дело-то личное. У кого-то, может, она и вторая древнейшая, а у меня и тех, кого я считаю своими коллегами, профессия другая. Рискну даже сказать – первая древнейшая.Потому что попытка изменить мир словом зафиксирована в первой строке Библии – гораздо раньше проституции.
СОДЕРЖАНИЕРудольф Итс — Амазонка из ДагомеиВиктор Шендерович — Страдания мэнээса ПотаповаДжеймс Хедли Чейз - Капкан для Джонни.
В новый сборник Виктора Шендеровича вошли сатирические рассказы, написанные в разные, в том числе уже довольно далекие годы, но Россия – страна метафизическая, и точно угаданное один раз здесь не устаревает никогда.Тексты этой книги, лишенные общего сюжета или сквозного героя, объединены авторским определением – “Хроники любезного Отечества”… А еще – соединяют их в единое целое яркие и ироничные иллюстрации блестящего и уже давно ставшего классиком Бориса Жутовского.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Левенбук… И заменить его нельзя, или Писатель, похожий на кота Леопольда Александр Хайт. Кто такой Аркадий Хайт? Интермедии, монологи, рассказы Зарубежные гастроли Пьесы и сценарии "Радионяня" и рассказы для детей Мои друзья — актеры Притчи Друзья вспоминают.
Некоторые древние мыслители считали, что человека можно определить как «животное, умеющее смеяться». И думается, в какой-то степени были правы, ибо не только умение ходить на двух ногах и трудовая деятельность выделили людей из животного мира, помогли выжить и пройти через все мыслимые и немыслимые испытания многотысячелетней истории, но и способность смеяться. Потому-то умевшие рассмешить пользовались популярностью во все века и у всех народов. Короли могли себе позволить держать при дворе шутов, а простой люд собирался на площадях, чтобы посмотреть представления странствующих комедиантов или скоморохов.
«Составляя том, я исходил из следующего простого соображения. Для меня «одесский юмор» – понятие очень широкое. Это, если можно так сказать, любой достойного уровня юмор, связанный с Одессой. Прежде всего, конечно, это произведения авторов, родившихся в ней. Причем независимо от того, о чем они писали и где к ним пришла литературная слава. Затем это не одесситы, но те, кто подолгу жил в Одессе и чья литературная деятельность начиналась именно здесь. Далее, это люди, не имевшие никаких одесских корней, но талантливо и весело писавшие об Одессе и одесситах.