Антология новой грузинской поэзии - [4]

Дабы словом свершилось, чему нами понятым, нами сказанным

быть полагалось,

Когда Он в ветряную погоду пришел,

Он один когда пришел

В ветряную погоду сказать что-то,

Он, Он один сквозь ветер когда ступил к нам.

5. Встреча

И все же, куда могли исчезнуть мои сомнения,

Где они во мне и какими путями управляют, куда направляют мое равнодушие,

Вызванное сознанием, что каждая принадлежность к женскому роду полна верности,

В тени горбатых ног которой от земли тянутся отроческие наши глаза,

Некогда невинно торжествующие, а теперь, на исходе всякой трезвости,

Жаждущие подведения итога и классификации? Но

Они живут в своих желаниях и опережают то, к чему сердцем стремятся.

Они сами с собой изменяют памяти, которая все еще чужда им,

Все еще не может вместить в себя новую скорость их движения,

Новую, приметную комбинаторику условностей.

Где они пребывают во мне? Не солнечного света, жары остерегается ее правда,

Нашедшая приют в тени моей мужской скорби,

И так стережет расстояние между принудительностью игры и тем голосом,

Частота которого зависит от изменчивости все того же расстояния,

Которое, со своей стороны, вовсе не исключено, что управляется согласием

Между ее игрой и ее игру окружающим моим голосом,

Высота которого ежедневно расширяет границы игры,

Ежедневно отнимает силу у ее беспомощности. Но

Осевшей на дно моей памяти, ей, моей возлюбленной,

Никогда не быть вечно обиженной этой вот буйволицей,

Которая смогла одарить независимостью себя, глазастую и ушастую,

Идущую дорогой, по которой,

Не может ходить ни одно полное цели существо. И именно тогда,

Когда мы объемлем возможность не быть совершенными и полными.

Или лишиться, постоянно чего-то лишаться —

Нам дается возможность постичь

В себе автономию этой вот буйволицы, обиженно глазеющей

В направлении чего-то от нас же утаенного, ее тягучее волнение, ее оргазм, —

Среднеарифметический между нашим и ее словом,

Существенный и крутящийся вокруг оси биологического времени,

Чему подчиняемся вопреки собственной же чести, также

Соблюдая правила, как против тысячи других условностей.

Так вот — любит, кем сейчас являюсь.

6. Вербное Воскресенье

Был я возбужден.

Всю ночь боролся с дьяволом.

Теперь устал и стою здесь, в каменными стенами огражденном в моем царстве,

В той моей жизни, которую плющ ко мне ведет.

«А Он объял его тогда, когда нас там не было,

Когда время то не было по миру рассыпано.

Он во славе вступил в Иерусалим,

Сегодня Он во славе вступит в Иерусалим».

В глазах тех, кто сейчас нами изображается,

Движется нищета и отражено безграничное пространство,

Которое объял Христос,

Объял каждую секунду,

Которую мы полны им.

«А тебя я должен спросить, почему отчуждаешься от этого славного праздника?

Какой ответ даешь ты Господу за твои грехи,

В которых не покаялся?

Почему отчуждаешься от этого славного праздника в себе?»

Он есть глаз, который читает только ту книгу,

Которую закрывают и не читают больше.

И я это знал: тому, что там происходит,

Я должен учиться заново.

Заново.

«В памяти имеется все,

Все кроме того, что должно родиться,

Вот, сейчас, вот, в эту минуту должно родиться».

Нами означаются простейшие истины:

Они друг с другом сводят ликующие взаимопонимания,

Существовавшие к обнаружению теми,

Кто нами изображается.

7. Вдова

Послушай, послушай,

Кого вспоминаешь,

Кто в моем лице в тебе живет,

Тот уже умер.

Его руки разводят огонь не к чьей-то жажде

И не к сказанному слову.

Они к покою друг друга ищут,

Запутавшиеся друг в друга Его руки к вечности друг друга ищут.

Послушай, послушай, на твоей тропе давно зацвела тишина

И своим шелестом угощает смирившихся с чужой усталостью,

Кому лицо покрыла улыбка, улыбка.

«Через грехи,

Через грехи, способные к исчезновению и пророждению вновь,

Собрался я в пропасть».

О чьих же грехах говорили, радость моя?

Кого искали безымянными птицами полнокровные поля,

Которые не помогли моей душе,

Которые меня не спасли?

Чем же я назвал все то, что опережало нас,

Друг друга оттолкнуть велело?

Как же я назвал то время, которое меж нами стояло,

Слезу, которая не приняла тебя?

«Да и зачем им нас обманывать, спящими прикидываться?

Ведь достаточно им сна единственного, в котором мы ко встрече с ними

Пребудем».

Разве не в тебе соберется все,

Чем ты и здесь много раз заулыбалась в лице твоей борьбы со словами,

На что смиренно, смиренно глядел мой протяжный левый глаз,

Моя покорная мимолетность.

Ты должна выстоять свою смерть повсюду,

Вокруг меня повсюду,

И в том дремучем лесу, и в словах, и во мне,

Вокруг меня повсюду.

ТЕОНА БЕКИШВИЛИ

«В декабрьском, зимнем саду…» > Перевод А. Пленинг

В декабрьском, зимнем саду,

где аиста остов белеет,

на фоне земли одиноко

поэты гнездятся на ветвях сосновых.

Спускаются вниз,

подносят под длинные ноги

и посвящают ему свои белоснежные строки

бесстыдно, нахально и смело…

Кристалл его глаз — их судья,

вот лучшее дело.

И ветер швыряет на сосны их сроки,

а ветви все ниже и ниже

опускают тонкие руки….

И полон их взгляд

печали, тоски и тревоги.

Стоят вдалеке, на обочине старой дороги.

И болью исходит с земли, из корней животворная сила

и мощью своей устремляется в смерти горнило…

«Я и ты…» > Перевод А. Пленинг

Моей сестре Нино

Соломенные куклы

(я и ты),