Антология новой грузинской поэзии - [10]

И, если рассуждать с позиции эскалатора,

он не движется ни «вверх», ни «вниз»,

он однообразно вращается

по кругу гигантским циферблатом черным,

и ступеньки — его деления,

и люди — стрелки, двигающиеся в направлении

индивидуального времени каждого пассажира,

вверяющего себя эскалатору — ребенка, мужчины, женщины…

На кругу эскалатора

время множественно и изменчиво…

ПЫЛЬ > Перевод И. Кулишовой и В. Саришвили

Нет ничего прекраснее

обнажённых тел

старика и старухи,

сплетённых в объятьях.

В детстве влюбилась я в мальчика.

Играли в футбол во дворе,

и забил он победный гол.

Я рванулась на поле и поцеловала его в щёку.

Он просиял улыбкой — двух верхних зубов не хватало…

В последний свой школьный год я влюбилась в юношу.

Спустя время мы случайно встретились.

Он не узнал меня, имени даже не вспомнил.

И я ему не открылась.

Высох подаренный мне цветок меж книжных страниц.

Лежу рядом с мужем на горячем песке,

где мы пальцами очертили круг

и сказали: «Никто сюда не войдет.

Это наш остров выше уровня бурного моря».

Радость с тобою делю каждый день,

показывая какашки нашего малыша в горшке.

«На всём, что не умирает — оттиск любви», —

думаю я, выливая горшок.

«Не хочу новую игрушку, бабушка, лучше придем к тебе», —

сообщает мне по телефону внучка.

Придирчиво разглядываю в зеркале волосы, выкрашенные вчера.

Принимаюсь за выпечку. Сладкий аромат притягивает мужа.

Разлетелись птицы воспоминаний.

«Твоё тело так же прекрасно,

как тогда, во время беременности», —

муж ласкает мою одрябшую кожу.

Провожу пальцем по морщинкам,

струнами испещрившим его лоб,

и постепенно рука моя тянется вниз…

Выравниваю землю на могиле супруга

и вспоминаю старую фотографию —

какашки нашего малыша в горшке —

с которой вчерашним вечером стёрла пыль…

ЭЛА ГОЧИАШВИЛИ

ЕСЛИ ЛЮБИЛА ЕГО, ПОХОРОНИ! > Перевод Д. Лоскутова

Похорони мертвеца,

Скорее, скорее похорони мертвеца.

Пока в нем еще узнаёшь того,

Кем он был,

И кого ты любила.

Пусть это сходство не остановит тебя,

Не введет в заблужденье,

Опомнись,

И в невинной земле былого

драгоценного схорони мертвеца.

Чем сильней ты любила его,

Тем усердней должна похоронить.

Скорей, похорони!

Пока запах, оставшийся от жизни,

соберется, как шлейф и развеется,

Пока от него черви сытые отсыпятся,

драгоценного похорони мертвеца.

Вот лопата!

Вот гроб!

Вот гвоздь!

Возьми, похорони его!

Укрой одеялом,

Утепли, оставь навечно

И не выкапывай.

Если по-настоящему любила, похорони.

Если по-настоящему любила, не доставай.

О, способная любить!

Знай, что искусство и дар хоронить

мертвеца драгоценного

не меньше дара любви.

КУПОРОС >Перевод Д. Лоскутова

Стоило ли подняться на отвесную скалу…

идти в такую даль,

чтобы покончить собой?

А в деревне же

Неоткуда падать

Здесь нет высотных домов…

Ружье, веревка и купорос —

Выбор кахетинских самоубийц.

…Господи, упаси

Заблудших душ…

В одном из стихов я Нанию упоминаю,

Ее оставил вдовой

Дед Вано — мой сосед.

«Вано, отравившийся купоросом», —

Вот и все,

Что я о нем помню!

Все остальное воображение,

Спутавшееся с воспоминаниями…

…Господи, помоги

Заблудшим самоубийцам…

Как только баба скрылась с глаз,

вынес из погреба втихаря (наверное),

и над кособокой чашей

горсть раскрыл (наверное),

и насыпал купорос — небесной пыльцой.

Вылил воду в чашу (наверное),

Перекинув через колено прохладный кувшин (наверное),

Перемешал,

Перемешал буковой веткой,

Поскребывая (наверное).

Развел небесную пыльцу, —

Из крестьянской чаши

Глянуло жидкое небо

Одним глазом

Голубоглазого великана (наверное)…

…Господи, помоги

Заблудшим самоубийцам…

Всю жизнь лечил виноградник купоросом,

А однажды и себя вылечить попробовал (наверное)

…Господи, помоги

Заблудшим самоубийцам.

Избавь,

Избавь его

От горького скитания,

в конце виноградника

Посади травинкой,

Или как козленка привяжи куда-нибудь

К корням тенистого персика,

Усталую душу деда Вано, —

Чудным ядом

Себя убившего.

СТРАСБУРГСКАЯ ЛУНА >Перевод С. Арменян

Омару Турманаули

В материнской груди

Молоко иссякает в срок,

Установленный природой.

А Родине — предписано быть

Вечной кормилицей.

Почему же

Наша Родина-мать

Кровавым бинтом перетянула грудь

И стряхнула с подола нас,

Как хлебные крошки?

Мои братья и сестры,

Падая в черную бездну,

Горестно вопрошали —

За что их так рано отняли от груди?

Мы были беспомощнее котят.

В ладони зажат подорожник…

И уже не одна луна над нами…

Где твой цветок чертополоха, Турманаули?

Почему ты его не оставил в дверях,

Как обычно,

Когда приходил,—

Чтобы я поняла: ты стоял у порога

С цветком чертополоха в руке

И стучал,

Не веря, что меня нет дома…

А луна над нами уже не одна…

Но нас почему-то не двое.

Луна не подкрадется,

Не прорисует наши тени

На Воронцовском мосту,

Обмакнув свой луч в акварель Куры…

Две тени когда-то держались за руки,

А теперь вторая — пропала…

Эй, Страсбургская луна, —

А может, ты и не луна вовсе?

Видишь вот этого человека? —

Ты ему не луна!

Не луна, раз даже на пару строчек

Не вдохновила!

Эй, Страсбургская луна, —

Ты самозванка!

Его настоящая луна

Заглядывает то в пшавское село,

То в Тбилиси,

И обратно, в Пшави…

Ноги ее по колено

Исцарапаны чертополохом.

Его настоящая луна

Скучает, и ждет, и верит,

Что увидит его

Снова.

ИСТОРИЯ НОГТЕЙ >Перевод С. Арменян

Из цикла «Для меня и для двух моих сестер»

Мы с детства

Любили играть в «жизнь-смерть».