Антиваксеры, или День вакцинации - [47]

Шрифт
Интервал

– Главное только Васильева не повязать, – сказал Котов, – Они же с Андреем Николаевичем похожи. А то мы так совсем без героев на День вакцинации останемся.

– Розыском Бабушкина займемся по окончании праздника, – подытожил прокурор, – я думаю мы его быстро обнаружим. Если он сам к тому времени не объявится.

– Я предлагаю еще завтра изолировать Кузнецова и Ивана Ивановича, – сказал Бритвин, – просто от греха подальше. Потом выпустим их, когда все кончится. А может, наоборот, попутно их расколем, если антиваксеры и правда что-то задумали, и не дадим им совершить теракт. Да между делом попытаем Олега насчет обстоятельств смерти Штыка.

– Можно и так, – сказал Сан Саныч, – но у меня есть мысль получше. Я почему-то думаю, что теракт завтра состоится.

Котов и Бритвин в который раз за сегодня удивленно посмотрели на Беккера.

– Теракт завтра состоится, – повторил прокурор, – а организуем его мы с вами.

Глава 34. Андрей Николаевич Бабушкин (часть 3)

(два месяца назад)


Примерно через месяц друзья вновь собрались попить пива у Бабушкина. Андрей Николаевич после прошлого разговора с другом быстро принял решение. Он пошел к Бритвину и дал свое согласие на участие в операции. Слова Смирнитского о том, что он, Бабушкин, оказывается очень популярный человек в Шахтинске, сильно грели душу Андрею Николаевичу. Он даже подумал, а не пустить ли ему слух о своем убийстве во время провокации. Это можно сделать хотя бы через верного Вилена Егоровича и посмотреть, насколько собственная смерть всколыхнет город. Конечно, спустя пару дней выяснится, что Андрей Николаевич жив, да и Бритвин за такую самодеятельность по головке не погладит, но искушение было очень велико.

Останавливало Бабушкина лишь понимание того, что после его внезапной смерти и чудесного воскрешения, авторитет Андрея Николаевича может серьезно упасть. Люди очень не любят, когда их держат за дураков. То есть любят конечно, но не хотят признавать этого. Поэтому идею о разглашении своей смерти Бабушкин откинул, как неприемлемую. А пока он занялся более насущными делами.

Андрей Николаевич прекрасно знал, чем можно вывести из себя Ивана Ивановича. Бабушкин отлично помнил ту старую, почти сорокалетней давности историю публичного унижения оппонента. Он, кстати, не раз хотел написать про тот случай в Заре коммунизма, но всегда останавливался. Андрея Николаевича сдерживали определенные моральные принципы, которые не давали ему выносить на свет эту историю.

Однако задание полковника Бритвина надо было выполнять, поэтому Бабушкин задвинул пока свои принципы на дальнюю полку и в один присест накатал статью, которая стопроцентно приведет в бешенство Ивана Ивановича. Он хоть и был уже отлучен от руководства Зарей, но какое-то время по инерции продолжал писать. На следующий день газета со статьей вышла в свет и поразила несчастного секретаря в самое сердце – он и не подозревал, что кому-то еще известен старый постыдный факт его биографии. Но, как выяснилось, такой человек есть. А то, что им оказался именно Бабушкин, главный враг антиваксеров, было вдвойне стыдно. И оставлять мерзкую статью без ответа никак нельзя. Однако месть надо подавать холодной, и в тот момент, когда противник к ней будет совершенно не готов. Поэтому Иван Иванович ждал пока подходящего случая.

А Бабушкин в свою очередь ждал, когда же партия зашлет к нему своих палачей, и с нетерпением предвкушал такое интересное событие, желая испытать немного острых ощущений. Смирнитский, естественно был в курсе всех дел. Но, если он и вычислил для себя личность вражеского агента в партии, то никому об этом не сказал. Штык успешно делал карьеру у антиваксеров и завоевывал расположение Ивана Ивановича.

Итак, примерно через месяц друзья опять собрались выпить пива, и внимательный Смирнитский снова заметил на челе Андрея Николаевича какую-то печаль. А спустя пару бутылок Вилен Егорович узнал, что-же в этот раз тяготило друга.

– Я спать спокойно не могу, – пожаловался Бабушкин, – и днем и ночью только об одном и думаю.

Он отпил пива и замолчал. Вилен Егорович тоже не стал ничего говорить, а увлеченно хрустел чипсами.

– Сбил ты меня с толку этой смертью, – признался Андрей Николаевич, – я теперь все время представляю события, после моего убийства антиваксерами. Как меня похоронят торжественно, памятник в мою честь назовут, Глава речь произнесет, может посмертно и орден дадут…

Смирнитский аж подавился чипсами.

– Ты что, – изумленно проговорил он, – и правда решил того, на тот свет отправиться?

– Да нет, – с досадой махнул рукой Бабушкин, – я не идиот, я еще пожить хочу.

Он помолчал и добавил:

– Но умереть было бы неплохо. А во всем ты виноват, раздраконил меня!

Виновник ошарашенно смотрел на друга и молчал. До него потихоньку стало доходить, что он совершенно не знает сидящего рядом человека, с которым дружит уже тридцать лет. А Андрей Николаевич продолжал.

– Вот умер бы кто вместо меня, – проговорил он, – эх, жалко нет у меня никакого брата близнеца…

– Ну нет, так найди, – засмеялся в ответ пьяный Вилен Егорович.

Через час, посадив Смирнитского на такси и отправив домой, Бабушкин долго пустым мутным взглядом смотрел в темное окно. А в голове беспрерывно крутилась одна и та же фраза – «нет, так найди!».


Рекомендуем почитать
Наводнение

— А аким что говорит? Будут дамбу делать или так сойдет? — весь во внимании спросил первый старец, отложив конфету в сторону и так и не доев ее.


Дегунинские байки — 1

Последняя книга из серии книг малой прозы. В неё вошли мои рассказы, ранее неопубликованные конспирологические материалы, политологические статьи о последних событиях в мире.


Матрица

Нет ничего приятнее на свете, чем бродить по лабиринтам Матрицы. Новые неизведанные тайны хранит она для всех, кто ей интересуется.


Рулетка мира

Мировое правительство заключило мир со всеми странами. Границы государств стерты. Люди в 22 веке создали идеальное общество, в котором жителей планеты обслуживают роботы. Вокруг царит чистота и порядок, построены современные города с лесопарками и небоскребами. Но со временем в идеальном мире обнаруживаются большие прорехи!


Дом на волне…

В книгу вошли две пьесы: «Дом на волне…» и «Испытание акулой». Условно можно было бы сказать, что обе пьесы написаны на морскую тему. Но это пьесы-притчи о возвращении к дому, к друзьям и любимым. И потому вполне земные.


Палец

История о том, как медиа-истерия дозволяет бытовую войну, в которой каждый может лишиться и головы, и прочих ценных органов.