Антикопирайт - [25]

В России, мерзавцы из сайта «Звуки.Ру» пытались засудить какой–то еще другой сайт за нарушение эксклюзивных прав на выкладывание в сеть MP3 уже 10 лет как покойной Янки Дягилевой. Суд установил, что никаких прав нет у них самих (не могло вообще никак быть таких прав, ни у кого; каждому, кто хотя бы поверхностно знаком с ситуацией вокруг наследства Янки, сие должно быть вполне очевидно). «Эксклюзивность» прав «Звуков.Ру» на другие проекты не менее сомнительна – в лучшем случае, музыканты подмахивают ту или иную бумажку в обмен на обещание «Звуков.Ру» сделать для них страницу в Сети, не понимая, чего же собственно они подписывают.

Многие из музыкантов, от чьего лица Record Industry Association of America засудило Напстер, не только ничего не имели против Напстера, но и сами активно им пользовались; что бы ни утверждалось этой самой RIAA, она представляет корпорации на деньги корпораций – и никого больше. А где это оставляет музыканта? Известно где. ...Я представляю себе окоп, где–то два метра шириной и три метра глубиной, может быть, метров триста в длину, весь наполненный подтекшим и разлагающимся говном. Я представляю себе этих музыкантов, хороших друзей или случайных знакомых, с одной стороны этого окопа; и я представляю себе безликого лакея корпорации – с другой стороны окопа, с ручкой паркера и контрактом в руках... Альбини не шутит и не преувеличивает; будучи неоднократным участником миллионных сделок, он лучше всякого знает экономическую кухню внутри корпораций от шоу–бизнеса. В абсолютном большинстве случаев, музыкант окажется богаче, не подписывая контракта.

Корпоративный шоу–бизнес ведется не в интересах музыканта; корпорация и музыкант – антагонисты. Копирайт, в его настоящей форме будучи средством защиты интересов корпорации, никак не служит интересам музыканта; а даже и наоборот.

Современные условия бытия оставляют человека один на один с бесконечным монологом масс–медиа и культуры; монологом масс–медиа и культуры о самих себе. Хуже того, реальность, с которой имеет дело субъект культуры – есть продукт этого самого монолога. Человек остается безвольным и безвластным червяком в колоссальной кафкианской машине само–воспроизводящейся культуры. Культуры, язык которой защищен копирайтом – чтобы произнести в этом смысловом поле нечто осмысленное, вообще что–то произнести, требуется добыть разрешение владельца копирайта.

Копирайт обозначает тиранию гораздо более жестокую и окончательную, чем все известные формы тирании – прежде никому не приходило в голову кодифицировать все виды экспрессии и требовать получения отдельного разрешения на каждый.

«Negativland» утверждали, что в современной ситуации единственно адекватным видом искусства является коллаж. «Реальность» перенасыщена знаками, хуже того, «реальность» состоит из знаков. Любое сколько–нибудь адекватное «реальности» утверждение должно быть произнесено на языке тех самых знаков, которыми оперирует «реальность»: рекламных роликов, слоганов и плакатов, мусорной музыки из супермаркета (тех же «U2», «Beatles» или «Modern Talking»), неоновых вывесок, корпоративного дизайна и городской архитектуры. Копирайтное законодательство в его современной форме делает искусство коллажа де–факто уголовным преступлением; запрещая таким образом любое сколько–нибудь содержательное художественное высказывание; кроме рекламы, косвенной и явной пропаганды преимуществ той или иной трэйдмарки.

Третий из аргументов, выдвинутых «Negativland», к настоящему моменту стал практически общим местом. Культура остается живой лишь постольку, поскольку развивается; а развивается культура – путем ассимиляции индивидуальных текстов в общее текстовое и речевое пространство. Скажем, фольклорный стишок появляется как авторское произведение, но ассимилируется, после произвольного тиражирования, как нечто анонимное и подверженное произвольным изменениям. Или, в математике, теорема возникает с четкой и определенной формулировкой, подписанная автором; а ассимилируется наукой, после цитирований и переформулировок, в виде достаточно расплывчатой идеи, зачастую утратившей и автора и начальную четкость формулировки.

Современное состояние законов о копирайте таково, что процитировать даже одну–две фразы кем–то сочиненного текста проблематично. Так, на буклете к обложке альбома «Chumbawamba» «Thubthumping» было много коротких цитат из разных статей; в Америке этот буклет пришлось публиковать вообще без цитат, поскольку чтобы даже и одну фразу процитировать требуется теперь разрешение.

Для культуры это означает смерть, безвозвратную и окончательную – что произошло бы с математикой, если бы нельзя было использовать кого–то теорему без разрешения автора или наследников? Кирдык.

Между прочим, идея о помещении копирайта на теоремы – родная весьма и близкая американской коллективной душе. Хорошо известна история о том, как в штате Индиана законодатели приняли в первом чтении закон о точном значении числа пи; но не все знают эту историю в подробностях. Закон регламентировал употребление пи в разных ситуациях по–разному; число пи принимало различные значения от трех до четырех, в зависимости от области применения. Функцией закона была охрана конечного потребителя от махинаций ремесленников и фабрикантов, использовавших некондиционные пи.