Антигитлеровская коалиция — 1939: Формула провала - [114]
Партнёры попытались вернуть Молотова к образцу чехословацкой трагедии, убрав двусмысленные слова «или без такой угрозы». Но без этих слов соглашение обесценивалось для Молотова. Воспользовавшись прямолинейностью Молотова, партнёры загнали переговоры в тупик. Им был желателен не столько результат переговоров, сколько сам процесс, который позволял пугать Германию угрозой окружения.
Нежелание партнёров согласиться на формулу Молотова (несмотря на некоторые частные уступки с их стороны) раздражало его, тем более что длительные заседания отвлекали председателя Совнаркома от более срочных дел. В телеграмме своим полпредам в Париже и Лондоне он назвал партнёров по переговорам «жуликами и мошенниками» и сделал пессимистический вывод: «Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет»[862]. 18 июля он дал команду возобновить консультации с немцами о заключении хозяйственного соглашения. 22 июля было публично заявлено о возобновлении советско–германских экономических переговоров. Это обеспокоило британцев и французов, и, чтобы не сорвать переговоры с СССР окончательно, они 23 июля согласились на советское предложение одновременно вести переговоры по политическому соглашению и по военным вопросам. Разработку конкретного плана совместных военных действий против Германии Молотов считал более важным вопросом, чем даже определение «косвенной агрессии». Если удастся согласовать план реального удара по Германии в случае её нападения на Польшу, то её вторжение в Прибалтику вряд ли состоится.
Если СССР выставил на военные переговоры наркома обороны Климента Ворошилова, то французов представлял бригадный генерал Жозеф Думенк, а британскую делегацию возглавил 1‑й военно–морской адъютант короля адмирал Реджинальд Дракс. Военная миссия союзников, не торопясь, села на корабль и прибыла в СССР только 11 августа.
В условиях, когда поведение представителей Великобритании и Франции напоминало саботаж переговоров, в Кремле стали благосклоннее относиться к «ухаживаниям» Германии, которые активизировались по мере приближения даты нападения на Польшу, намеченной Гитлером.
2 августа Риббентроп заявил советскому поверенному в делах Георгию Астахову: «По всем проблемам, имеющим отношение к территории от Чёрного до Балтийского морей, мы могли бы без труда договориться»[863]. Шнурре потом развил мысль министра: эти вопросы могут быть урегулированы секретным протоколом.
Для советского руководства это была новая вводная, которую можно было использовать как для «подстёгивания» уступок со стороны Великобритании и Франции, так и для решительного поворота советской внешней политики ради получения стратегических выгод, которые не могло дать сотрудничество с Великобританией и Францией.
Стало ясно, что Гитлер и Риббентроп крайне заинтересованы в договорённости о нейтралитете в ближайшее время. Значит, Москва могла диктовать условия. Несмотря на выгодность такой дипломатической позиции, Сталин и Молотов в это время по–прежнему предпочитали договориться с Великобританией и Францией, продолжая переговоры с ними о военном союзе. 7 августа Молотов указал Астахову: «Считаем неподходящим при подписании торгового соглашения предложение о секретном протоколе»[864].
Военные переговоры в Москве, которые при благоприятном развитии могли бы вытянуть из тупика политические переговоры с союзниками, зашли в тупик из–за проблемы прохода войск через Польшу. Как и в случае с политическими переговорами, в центре внимания оказался чехословацкий опыт. В 1938‑м СССР был готов оказать помощь жертве агрессии, но Красная армия не могла пройти на поле боя. Тогда Польша была фактически частью прогерманской коалиции. Может быть, теперь все будет иначе? Нет, поляки твёрдо встали на защиту своих границ против СССР. Польский главнокомандующий Эдвард Рыдз–Смиглы заявил: «Независимо от последствий, ни одного дюйма польской территории никогда не будет разрешено занять русским войскам»[865]. «Военное совещание вскоре провалилось из–за отказа Польши и Румынии пропустить русские войска, — с печалью вспоминал видный британский политик Уинстон Черчилль. — Позиция Польши была такова: “С немцами мы рискуем потерять свободу, а с русскими — нашу душу”»[866].
Ещё 17 апреля Молотов поставил перед польским послом в Москве Вацлавом Гржибовским вопрос об участии СССР в британско–французских гарантиях. 11 мая Польша чётко ответила, что не считает возможным заключение пакта о взаимопомощи с СССР[867].
Ситуация с Польшей была крайне опасна для СССР. Следовала простая комбинация: Германия нападает на Польшу, наносит ей поражение. Великобритания, Франция и СССР объявляют войну Германии. После этого французы и англичане топчутся у германской оборонительной линии Зигфрида, а основные сражения развёртываются на Восточном фронте. После всех комбинаций умиротворения такая стратегическая ловушка представлялась наиболее вероятной. Собственно, Польша через месяц как раз в неё и попала.
