— Доркада, я тебе, конечно, благодарна за предложение, но только — уж прости — вот не пошла бы ты с ним на конский хрен или в кобылью задницу? — сказано это было на турдетанском, но настолько изысканно-любезным тоном и со столь же безукоризненным коринфским произношением, что даже я прыснул в кулак, а Юлька и вовсе впала в ступор и даже возмутиться не смогла.
— Я же говорила тебе, Турия, насчёт хороших манер, — напомнила девчонке моя супружница, и они обе тихонько рассмеялись.
— Не понимаю я тебя, Каллироя, — изумилась "гречанка", — Ты и сама среди всех этих лагерных солдафонов такой же солдафонкой становишься. Да ещё и мучаешься при этом. И что в этом хорошего?
— В самих мучениях — ничего, конечно. Они — наша расплата за те наши знания и навыки, которые мы там получаем. Ты вот первенством среди вас на мечах соблазнить меня пытаешься, а мне это даже не смешно. Я там свой меч ношу, и не такой, как у вас. И учусь с ним обращаться — для боя, а не для этих ваших танцулек.
— Да ладно тебе! Ты сама-то сумеешь так, как она сейчас?
— Так — вряд ли. Ну и что? В бою это не нужно, и нас учат совсем другому.
— Ну, ты думаешь, мы кроме танцев и этих фокусов ничем больше с мечами и не занимаемся? Мы ещё и фехтуем на них, между прочим — Хития и Лисимах говорили, что меч надо чувствовать, а это как раз и вырабатывается при фехтовании. Ты ведь умеешь? С нами пофехтовать не хочешь?
— Нет, Доркада, фехтовать с вами я уж точно не стану. Не обижайся, но — уволь. У вас же ни защитного снаряжения нет, ни учебных деревянных мечей.
— Так у нас же они железные, как и ваши.
— Вот именно — хоть и тупые, но железные. Ты вот никак не поймёшь, что у нас мечами не фехтовать учат, а убивать. И у нас эти навыки до автоматизма доводятся — ноги сами держат нужную дистанцию, а рука сама наносит удар в нужный момент, и голова в этом не участвует. Если ты подставишь свой меч так, что его можно будет выбить у тебя из рук, я его не смогу не выбить. А выбив или хотя бы отбив его в сторону — уже не смогу не нанести удар сама. Не обозначить, как у вас, а в полную силу. Убить-то я тебя вашим тупым мечом, пожалуй, не убью, но изувечить тебя и им смогу запросто. Потом, конечно, буду и сожалеть об этом, и плакать, и переживать, но сделанное разве воротишь? Так что ты не обижайся, но давай-ка мы с тобой лучше обойдёмся как-нибудь без этого.
— Макс, ну это же просто ужас какой-то! — прихренела Юлька, — Кого вы там из этих детей готовите?! Садистов? Убийц? Головорезов?
— Ну, так уж прямо и садистов. Убийц — да, если им это понадобится. А мы сами кем, по-твоему, были в те первые годы? Помощников мы из них себе готовим, Юля, очень хороших помощников. Тех, кто придёт нам на помощь, а затем и на смену. И их будущих жён, которые станут хорошими помощницами им и хорошими воспитательницами для их и своих собственных детей. Но ты, Юля, лучше не сюды, ты лучше вон туды слухай…
— Я ведь, Доркада, не просто гетерой становиться передумала — я захотела стать одной из них. Я ещё не решила окончательно сама, за кого из них буду стремиться выйти замуж, но в любом случае это будет кто-то из этих, как ты выражаешься, солдафонов — ну, просто потому, что они такими будут все. Вспомни сама, чему нас учили наставницы — мы должны уметь чувствовать мужчину и понимать его. Даже поклонника на короткое время, а тут — не поклонник, тут — муж, с которым жить всю жизнь, рожать детей и воспитывать их. А чтобы понимать его, я должна и сама уметь мыслить так, как мыслит он, а для этого — да, ты права — быть и самой где-то в чём-то такой же солдафонкой, как и он.
— Ну, ты у нас, конечно, не одна такая, Каллироя, и только поэтому я не говорю, что боги лишили тебя рассудка. Но понять тебя и тебе подобных мне нелегко.
— Так ведь каждому — своё, Доркада…
— Ужас, Макс! — повторила Юлька свою немудрёную мысль, — Логику вашу, вот хоть и не хочет она у меня в голове укладываться, я всё-таки понять пытаюсь. И кажется, даже что-то такое получается. Но объясни мне, Макс, зачем нужно уж до такой-то степени из девочек эти запрограммированные машины для убийства делать? Если ты так хочешь, чтобы и они в военщине разбирались — ну, можно же и предмет НВП в школе ввести для всех, и пусть какие-то знания и навыки получают на нём. С оружием и так уже как раз вот с этого года работать учатся…
— Как эти? — хмыкнул я, указывая на всё ещё помахивающих тупыми мечами на поле "гречанок", — Тебе же ясно сказали, что в бою это не нужно, а нужно совсем другое.
— Почему? Разве эти ловкие перехваты не пригодятся?
— А зачем, Юля? Римскому легионеру — да, перехват не помешает. Один, когда он свой гладиус на правом боку из ножен выхватывает, — я показал рукой извлечение меча из ножен обратным хватом и его смену на прямой, — Но у наших-то ведь гладиусы носятся на левом боку — кроме левшей, конечно — и выхватываются сразу прямым хватом. Нам-то зачем его менять? Тем более, что дротик легче пилума и летит дальше, и у наших бойцов сохраняется на вооружении и нормальное копьё, с которым они и вступают в рукопашку.
— А если римский способ ношения окажется лучшим?