— Держать строй! Стадо баранов больше похоже на фалангу, чем ходячие трупы вроде вас! — голос гоняющего юнкеров центуриона-инструктора доносился даже до нас, — Как щит держишь, ты, ходячее недоразумение?! Ты уже убит — выйти из строя! Эй, сзади! Кто приказал тебе оставить брешь в первой шеренге?! Сменить эту падаль! Так, ты — тоже труп! Выйти из строя! Сменить и этот корм для стервятников! А ты — как держишь щит?! Тяжёлое ранение в руку — выйти из строя! Сменить подранка! Санитары! На носилки его!
— Меня же только в руку, почтенный! — попытался отмазать девок назначенный "трёхсотым" Миликон-мелкий, — Я могу идти сам! — он и так-то уж точно не дистрофик, а в кольчуге и с увесистым гоплоном греческого типа, который по условиям задачи с руки не снимешь, поскольку он пригвождён к руке пробившей его стрелой, груз для носилок из него получается весьма немилосердный.
— Поговори мне ещё! Кросс в полной выкладке после ужина захотел?! А вы чего встали?! Раненый истекает кровью! На носилки и живо в тыл! Эй, вы четверо! Прикрыть эвакуацию этого подранка! Центурия — черепаха! Как щиты держите?! К нему захотели присоединиться? Держать наискось, чтобы стрелы рикошетировали! Сзади — не сметь им помогать! Ещё раз увижу — они побегут кросс вместе с подранком! — две девки стонали под тяжестью носилок с бронированным царёнышем, но вечерний кросс — хуже, а между рядами строя вчетвером не втиснуться, и только когда они выбрались наконец из него, им помогли две другие.
— Развернуть строй! — скомандовал центурион, — Держать равнение! Я надеюсь, никто из вас не состоит в родстве с бессмертными богами и не собирается жить вечность? Тогда — в атаку, ходячие недоразумения! Вперёд — марш! Вторая шеренга — выше копья! Не мешать передним!
Строй двинулся вперёд, изображая атаку фаланги, из которой её мучитель то и дело выдёргивал облажавшихся, назначая их кого "двухсотым", а кого и "трёхсотым", так что и девкам попрохлаждаться не довелось. К концу назначенной дистанции "сближения с противником" строй, смыкающий ряды после каждой потери, заметно съёжился.
— Стыд и позор! — вынес свой вердикт центурион-инструктор, — Вы ещё даже не вступили в рукопашный бой, а уже исхитрились потерять каждого третьего! Даже ума не приложу, за какую такую тяжкую провинность я заслужил такое наказание — командовать раззявами вроде вас. Ваше счастье, что по условиям задачи вас обстреливали лузитаны, не очень-то привычные воевать с тяжёлой одоспешенной пехотой. Критские лучники выбили бы вас всех до единого. Завтра я хочу наблюдать гораздо лучший результат. А чтобы вы были старательнее, условный противник будет применять отравленные стрелы. Поэтому каждый раззява, словивший завтра стрелу, будет считаться убитым. А убитому отпуск на выходные домой нужен? Правильно, абсолютно не нужен. Всё всё поняли?!
— Поняли и запомнили, почтенный! — гаркнули остатки строя.
— А вы, трупы и подранки, всё поняли?
— Поняли и запомнили, почтенный! — без особой радости отозвались те.
— Трупы! В лагерь бегом — марш! Подранки — назад! Кто приказал вам покинуть носилки?! А ну живо мне улеглись обратно! Санитары! Носилки с ранеными — в лагерь! — девки застонали, едва лишь осознав, что им сейчас предстоит, — Центурия — сомкнуть ряды и прикрыть эвакуацию раненых! Держать строй! Десять шагов назад! — он так и заставил оставшихся в строю пятиться назад вслепую, отчего темп отхода строя оказался раза в три медленнее темпа предшествовавшей ему атаки.
— Да гоплон этот, млять, здоровенный! — делились впечатлениями добежавшие уже до лагерных ворот и переводящие дух "убитые", — Как ты его правильно удержишь на хрен, когда он задевает, млять, оба соседних? — последовавшие после этого переговоры со стражей у ворот уже на турдетанском их тоже не обрадовали, потому как вердикт матёрых профессионалов тарквиниевской ЧВК сводился к принципу, весьма близкому по смыслу к современному нашему — "хреновому танцору и яйца мешают".
— Сиди, царёныш! — одёрнула пытавшегося встать с носилок Миликона-мелкого бывшая "гречанка", — Тащить тебя после ужина вокруг лагеря, млять, да ещё и бегом, мне что-то не хочется, а с Кербера ведь станется! — три её подруги, тоже едва перевёвшие дух, натужно рассмеялись.
— Это кого ты Кербером назвала, соплячка?! — рявкнул на неё стоявший рядом со мной опцион, — Он воевал тогда, когда ваши родители были ещё сопляками вроде вас, и поэтому для вас он — почтенный Диталкон! Всё всё поняли?!
— Поняли и запомнили, почтенный! — ответили скопившиеся у ворот.
— А что такое кербер, досточтимый? — спросил он уже меня.
— Это у греков такой трёхголовый пёс, который стережёт вход в ихний Тартар, — объяснил я ему, — Его ещё ловил и притаскивал в Микены ихний Геракл.
— Неплохо! — служака прыснул в кулак, — Мы сами Диталкона прозвали Клещом, когда он был в нашей центурии опционом, а ваши, значит, псом этим трёхголовым? Меня они Слепнем прозвали, — опцион снова хохотнул, — Они себе думают, наверное, будто мы с Диталконом издеваемся над ними? Видел бы ты, досточтимый, как гоняли нас, когда мы сами были ещё зелёными новобранцами!
