Анти-Макиавелли, или Опыт возражения на Макиавеллиеву науку об образе государственного правления - [40]

Этот принцип, простой и понятный, и стал своего рода визитной карточкой Макиавелли. Если нравственность, связывающая государя с его сословием, является препятствием для осуществления управления в рамках всего общества, то от нее необходимо отказаться. Политик должен быть безнравственен. Положение ясное, но небесспорное по отношению к модели Макиавелли уже потому, что оно слишком абстрактно. В крайнем случае отсюда следуют выводы, превращающие Макиавелли в поистине демоническую фигуру, что и было сделано последующими поколениями. Однако если понятие безнравственности совместить с идеей всесословности, то здесь мы видим возможность несколько иной трактовки образа государя. Монарх несет личную ответственность за все, что происходит в обществе. Нравственный же сословный кодекс принципиально выделяет то, за что человек несет ответственность, а за что нет. Рыцарь способен отступить от осажденной крепости, посчитав, что его сословная гордость удовлетворена тем, что соперник от него спрятался. Когда же этот противник вновь становится опасен для государства, рыцарь не поставит себе в вину то, что он когда-то не добил неприятеля окончательно.

Прототип государя Макиавелли, герцог Валентино (Цезарь Борджиа), сын папы римского Александра VI, управлявший папскими землями в Романье, никогда не упускал возможности избавиться от противника раз и навсегда. Его последовательность и рационализм при достижении конкретной цели очаровывают Макиавелли, который находится при его дворе с дипломатической миссией в 1502 году. Если такой правитель, как Борджиа, добивается власти, причем власти абсолютной, то она является чем-то большим, чем его личное приобретение. Наоборот, она подчиняет личность себе и использует ее в своих интересах. Чем меньше чисто человеческого, сословного остается в государе, тем на большее может подвигнуть его власть, им обретенная. В принципе, речь здесь о том, почему в разное время от правителя требуется проявление совершенно различных качеств, почему бывают времена мягкого правления и почему они вдруг сменяются жесточайшим политическим режимом. Макиавелли считал, что история находится в особом «ведомстве», в «ведомстве судьбы» – силы, скрытой от человека и не поддающейся рациональному изучению. Изменяя принципы существования социума, судьба испытывает человека – но не абстрактное лицо, а политика, стоящего во главе государства. Внезапно меняя правила игры, она обнаруживает недостаточную готовность человека соответствовать всеобщим законам. Безнадежность положения политика перед лицом неотвратимой судьбы могла быть смягчена верой в правильность своих поступков, опирающуюся на религиозную традицию провиденциализма. Однако вера служит для государя и источником заблуждений, поскольку заставляет его остановиться на каком-то одном типе поведения и способе принятия решений. Она не гарантирует его от неудачи и выполняет функцию компенсации только по отношению к нему самому, но обществу, ввергнутому в хаос по причине невежества и непредусмотрительности политика, от этого не легче.

Модель государя Макиавелли принципиально иная. Для того чтобы соответствовать судьбе, политик не должен питать иллюзий относительно правильности своего поведения. Всякий тип политической практики относителен. Именно поэтому наиболее разумной и рациональной формулой политического действия может быть формула всеобщего поступка, то есть готовность стать тем, кого судьба сейчас предпочитает в качестве правителя: в добрые времена нравственного и справедливого, в злые – жестокого и неумолимого. Для роли политика не подходит ни праведник, ни злодей. Макиавелли изображает своего Князя как существо универсальное, ноне лишает его всяких конкретных человеческих качеств. Наоборот, его универсальность представляет собой конкретное единство разнородных поведенческих типов. Поэтому можно сказать, что государь Макиавелли – это не идеализированный образ хрестоматийного ренессансного злодея, каковым, например, был тот же Цезарь Борджиа, а определенная утопическая модель, способы воплощения в реальность которой еще не могли быть обнаружены в эпоху, когда отошедший от дел секретарь Совета Десяти Флорентийской республики занимал свой досуг написанием политических трактатов[91].

И. Гончаров

Никколо Макиавелли Князь

Никколо Макиавелли – Лоренцо Медичи Великолепному, сыну Пьетро Медичи

Люди, желающие снискать благосклонность Князя[92], обычно приносят ему вещи наиболее для них дорогие или приходят к нему с дарами, которые, очевидно, всего больше его радуют; поэтому часто можно видеть, что князьям дарят коней, оружие, парчу, драгоценные камни и другие подобные украшения, достойные княжеского величия. Желая точно так же представить вашей светлости некоторое свидетельство моей преданности, я не нашел во всем своем имуществе вещи, которая была бы для меня дороже или ценилась так высоко, как знание дел великих людей, приобретенное мной долгим опытом дел нашего времени и постоянным чтением древних. Я с большой тщательностью продумал свои знания, долго проверял их и теперь подвел им итог в маленькой книжке, которую преподношу вашей светлости. И хотя я считаю этот труд недостойным предстать перед вами, но все же я твердо верю, что вы по доброте своей удостоите принять его, так как знаете, что с моей стороны нельзя сделать вам больший дар, чем предоставить возможность в самое короткое время узнать то, что я постиг за столько лет, с такими лишениями и опасностями.