Антарктика - [94]

— А, песню эту она хорошо пела! 　

— Кто?　

— Нина… Слышь, а я, как считаешь, ничего парень? Красивый?　

«Помидор ты чертов!» — хотелось мне крикнуть, да вдруг подумалось, а может, может… это последние слова, которые я произнесу, а он услышит? И я пробурчал:　

— Ничего!.. Парень ты… хоть куда..　

— Правда? — Шаманин чуть не подпрыгнул на сиденье. Вертолет качнуло, но он его сразу выровнял. Только все равно мне казалось — летим мы задом наперед.　

— Это хорошо, что ты так считаешь, — задумчиво продолжал Шаманин. — Вот жаль, ростом, знаю, не вышел. А это для парня большой минус. А все почему? Война!.. В детстве жрать нечего было… А без каблуков она ничуть и не выше меня.　

— Кто? — Опять я перепугался.　

— Да Нина!.. Только ведь любой красивой на каблуках походить охота, правда?　

— Наверно.　

— Точно!.. А потом ведь я ей толком так ничего и не сказал. А Лешка и на гитаре играет, и песенки разные может. Тенор у него. А сам чернявый такой и высокий, черт.　

— Какой Лешка? Ты что, бредишь?　

— Зачем бредить?.. Лешка — друг мой. В Арктике сейчас. Весной встретимся, если… Знаешь что? Я ведь ей письма все пишу, пишу… И складываю. Ты, если что, с танкером ей не отсылай. Ладно? И радиограмм никаких не надо. У нее третий курс в медине. Трудно!.. А весной вернетесь — сессия позади. Вот тогда и передай письма. Ну и расскажешь… Послушаешь, как она поет.　

— Да чего ты себя хоронишь! А ну тебя… Ты давай вертолет веди! Ты… ты еще за меня отвечать будешь!..　

— Ладно. Не пугайся так… Обойдется, может. В крайнем случае выплывешь.　

— И ты! Вместе поплаваем, если…　

«Средь некошеной травы, головой качая…» — опять задребезжал Шаманин, потом коротко вздохнул. — Я, понимаешь… плавать не умею.　

— ???　

— Факт!.. Только не говори никому, если выкарабкаемся. 　

— А жилет! Спасательный жилет на тебе!　

— Жиле-е-ет… Толку с него! Я в прошлом году упал под Игаркой в таком жилете. Надулся он — и меня головой вниз. Башка под водой, а ноги наверху семафорят. У меня нестандартная центровка. Из-за роста. Хорошо, катер Портовой оказался рядом… Слышь?.. И деньги, что мне начислили, заставь Нину взять. Студентка! Ей пригодятся. Только она гордая до ужаса. А ты заставь! Скажи — последняя воля…　

— Да иди ты, знаешь…　

И тут ударило ревом нашего мотора, словно вылетели из ушей ватные пробки, по плексигласу кабины слепяще брызнуло солнцем, и я увидел, как ходят под нами волны — мы вывалились из белесой пелены снежного заряда.　

— Ой… — Больше я ничего не смог произнести и стер рукавом пот со лба.　

Китобаза не обнаруживалась, зато впереди нас покачивался на волнах китобоец. На его белой рубке четко чернела цифра «32».　

Сразу стало веселее. Еще на подлете к «Тридцать второму» мы услышали голос капитана:　

— Алло, «Альбатрос»! Что вы тут крутитесь, как очумевшие? Базу потеряли? Так она от меня слева сорок… В семи милях. Я сейчас развернусь на нее носом, вы пройдите точно надо мной — и будет вам китобаза. Прием!..　

За кормой «Тридцать второго» забурлила вода. Китобоец медленно разворачивался вправо…　

Я поблагодарил капитана; Шаманин точно, как по нитке, промчался над мачтами китобойца, и минут через пять мы увидели серый контур потерянной нами китобазы.　

Когда надувные баланеты вертолета мягко коснулись палубы «Славы», стрелка бензинометра стойко покоилась на нуле.　

Я ступил на палубу совершенно ватными ногами, едва доплелся до кормового кнехта, сел и закурил, даже не сообразив, что это на вертолетной площадке запрещено.　

Удивительно тихим и прекрасным казался вокруг меня мир. Безбрежье океана уже не удручало своей серой монотонностью. Чуть подсвеченная солнцем вода обнаруживала немыслимое многоцветье. Равномерно и могуче вздыхала машина в глубине китобазы, ласково шелестела волна за бортом…　

Из задумчивости, может быть, полусна, меня вывели нетерпеливые руки молодого биолога, научного сотрудника флотилии. Он теребил меня за полу спасательного жилета.　

— Ну чего тебе?　

— Снимай. Теперь я полечу с Шаманиным. На ваших китов «Двадцать девятый» вышел. Киты не наши. Брать нельзя, а сфотографировать надо. Редкая порода!　

— Никуда он не полетит! — вдруг закричал я на оторопевшего биолога. — Сам лети!.. За своими дурацкими китами!..　

— Ты чего, Михалыч? — Со стремянки, приставленной к вертолетной кабине, на меня оглянулся Дим Димыч. А я ведь и не заметил, как он пришел. Потом Дим Димыч мне рассказал, что он даже подходил ко мне, спрашивал, как слетали. А я вроде бы посмотрел сквозь него и только.　

Так и не снявший шлемофона Шаманин тряхнул меня за плечо.　

— Успокойся! Держался, держался молодцом и… надо лететь. Это ж моя работа, чудик!.. Вот сейчас Дим Димыч отремонтирует радиокомпас, зальем горючего — и контакт!　

Техник вертолета уже подтаскивал заправочный шланг. 　

Ничего я им не ответив Быстро сдернул с себя спасательный жилет и швырнул его биологу. Отвернулся и стал смотреть на бегущие за бортом волны, и они почему-то мутнели у меня на глазах.　

Когда Шаманин с биологом улетели, я не ушел с вертолетной площадки, как меня ни тянул за собой Дим Димыч. Я дождался их возвращения. Вылезая из кабины, Шаманин устало улыбнулся мне и подмигнул. И я понял, что никогда мне теперь не покажется он «синьором Помидором» и совершенно напрасно терзает себя он мыслью о преимуществах его чернявого и высокого друга и соперника.