Антарктика - [66]

— Купаться-то тут не очень. Ты побьешь ноги.

— Так и будет, — вздохнула Елена и вдруг беззвучно рассмеялась. — Я забыла, что мои ноги предмет твоего особого внимания. «И только цветы под красивые ноги!» — очень похоже сымитировала она фразу из полузабытого Андреем его московского монолога. Не дав смутившемуся Андрею ничего ответить, Елена хлопнула его ладонью по спине и решительно вошла в воду.

Андрей стал торопливо раздеваться. Когда он дважды, как осторожно ни переставлял ноги, больно ударившись о камни, достиг поясной глубины и осторожно поплыл, Елена была уже далеко. Сделав несколько резких взмахов, перейдя на когда-то легко дававшийся ему «кроль», Андрей значительно приблизился к Елене, однако не без досады почувствовал прерывистую судорожность дыхания, понял, что долго так плыть не сможет. «Вот черт! Совсем вышел из формы…» Досада на самого себя постепенно переходила на Елену. «Рвет себе вперед, а потом тащи ее к берегу!» Елена словно услышала его: взмахнув руками, откинулась на спину и так, распластавшись на некрутой волне, осталась лежать, поджидая Андрея.

Андрей перешел на спокойный, размеренный брасс — дыхание постепенно выравнялось. Вскоре он неторопливо стал кружить около блаженно улыбавшейся под солнцем Елены. Она опять взмахнула руками, неторопливо отгребая воду, подплыла совсем близко к Андрею, затрясла поднятой над водою головой.

— Хорошо, правда?

Андрей кивнул.

Елена, сощурившись, поглядела в простиравшуюся впереди синюю даль, будто раздумывая, стоит ли плыть еще дальше, но вдруг вздохнула:

— Ты — моряк. Хорошо плаваешь. А я боюсь большой глубины.

И поплыла к берегу.

После ее слов Андрею ничего не оставалось, как плыть рядом с ней, демонстрируя безукоризненный, хотя и неторопливый «кроль», и странно — дыхание оставалось ровным и спокойным. Более того, Андрею хотелось, чтобы берег приближался как можно медленнее. Особенно когда он, глотнув воздух, опускал под гребок голову и видел в прозрачной воде голубовато-серебристые ноги Елены, плавно, как в замедленном танце, перебиравшие прозрачную синеву.

Потом они долго лежали рядом на песке. Блаженное умиротворение накатилось на Андрея. Дрожали, расходясь и расходясь за прикрытыми веками, радужные сполохи. Он почти ощущал волну ласковой неги, идущей от лежавшей рядом Елены. «Забыть, забыть все! Хоть на один день — разве это уж так невозможно?» Елена лежала так тихо, что не слышно было даже ее дыхания. Он чуть приоткрыл и скосил в сторону Елены глаза и очень удивился — она не лежала. Подтянув под самый подбородок колени, обхватив ноги руками, она сидела и зачарованно смотрела на грациозно танцевавшую в пене прибоя, вырвавшуюся, наконец, из маминого плена, девочку.

«Почему у вас нет детей?» — чуть не сорвавшийся вопрос испугал Андрея своей бестактностью, едва возникнув. Но, видимо, существовала уже такая редкая и необъяснимая степень взаимопроникновения в мысли и чувства друг друга, что Елена услышала его. Потому что то, что она сказала полминуты спустя, было почти ответом на не произнесенные вслух слова.

— Все гонка и гонка, — вздохнула Елена. — Идеи умирают или перекрываются новыми, не успев окрепнуть. И если кто-то долго не выдает новой, о таком говорят — выдохся. Потому — никакой личной жизни. А дети — это вообще невообразимо.

— Ну уж!..

— Так думают многие.

— А ты?

Елена не ответила. Андрей приподнялся на локте, внимательно посмотрел на нее, задумчивую и грустную.

— Помнишь Магду? — вдруг спросила Елена.

— Помню. — Андрей снова откинулся на спину. — Довольно экзальтированная особа.

— Это она стала такой… Она была женой одного ученого. Он не хотел ребенка. А она возьми и роди. Они разошлись. Потом ребенок умер.

— Идиот!

— Кто? — насторожилась Елена.

— Тот ученый. — Андрей снова приподнялся на локте. — Ну и что же он? Гений? Опроверг теорию относительности? Открыл новую планету?

— Ничего он пока не открыл.

Андрей злорадно засмеялся.

— Какая спекуляция вокруг алтаря науки! Бросят на этот самый алтарь полуплагиатскую кроху некой сентенции и освобождают себя от самого существенного, человечного. Освобождают? Грабят сами себя! Время, вперед, поток информации по экспоненте!..

— Но времени действительно нет.

— Да брось ты верить в эту чепуху. — Андрей вдруг резко поднялся, стал собирать вещи. — Поток информации! Ах, мы несчастненькие. А Ломоносову, скажем, или Пушкину для того, чтобы добраться отсюда в город, хотя бы к месту нашего института, — понадобилось бы полчаса, а то и больше. А мы с тобой выйдем на дорогу, остановим такси и через пять минут на месте. Это не учитывается?

Елена рассмеялась.

— Ну и арифметика!.. Разве дело в этом? — Она тоже стала собирать вещи. — Дело в том, дорогой мой, что еще десять минут назад ты был переполнен ощущением… покоя, может быть, внезапно охватившего тебя блаженства. А сейчас подсчитываешь, как быстро доберемся мы до института. Значит, времени на счастье нет и у тебя.

Андрей, с брюками и рубашкой под рукой шагнувший было в сторону скалы, остановился:

— Мое время — время врача. Со времен Гиппократа у него особый счет.

— Ну конечно, — совершенно спокойно согласилась Елена и тоже поднялась. — Значит, в институт?