Антарктика - [41]

Приемник долго молчал. Потом послышался явно недовольный голос радиста:

— Алло, «Стремительный», капитан спрашивает, очень срочно надо?

— Срочно, дорогой, очень срочно, — поспешно подтвердил Кронов и тут же принялся звать флагмана: — Алло, Бе-зе, алло, Бе-зе! Как меня слышите, я «Стремительный». Прием.

База сразу ответила сдавленным дальним криком:

— Слышим вас удовлетворительно! Что случилось?

— Станислав Владимирович! — Кронов, несмотря на расстояние, узнал голос капитан-директора. — При рикошете намотали на винт! Спустить человека за борт нет возможности! В море шесть баллов — разобьет… Прошу «Безупречный» вывести меня на чистую воду! Несет к берегу! Через полтора часа будем на камнях. Как поняли? Прием!..

Поняли все. Потому что Волгин даже не стал ничего уточнять, а сразу вызвал на связь «Безупречный».

В этот момент Кронов услышал непонятную возню у трапа, ведущего в коридор капитана: не то хрип, не то ругань.

— Нэ смэй, говорю! — Кронов узнал Ченчелидзе.

— Что там еще? — взорвавшись, закричал Кронов, глянул вниз по трапу, но ничего не увидел. Возня вроде бы прекратилась. Но вот снова хриплый шепот Ченчелидзе:

— Пошел в каюту, сумасшэдший человэк!

Кронов мигом слетел по трапу и замер, потрясенный увиденным.

Ченчелидзе накрепко прижимал к переборке задыхающегося гарпунера. Бусько вышел в коридор в одном теплом белье. В полутьме коридора странно голубело его большое, словно распятое на переборке, тело. В поясе гарпунера перехватывал капроновый кончик, за которым поблескивал промысловый нож. Прижатый к переборке Бусько тяжело дышал.

Чувство вины за промах помутило разум Бориса, и он решил, несмотря на шторм, пойти под воду, чтобы перерезать ножом линь, освободить винт китобойца. Сейчас Бусько разбило бы о борт или перо руля сразу.

— Прекратить, товарищ Бусько! — закричал Кронов. — Немедленно вернитесь в каюту и оденьтесь.

Ченчелидзе отпустил плечи гарпунера. Борис смотрел на старпома злобно. Казалось, он сейчас бросится на него.

— Нечего паниковать! — уже спокойней сказал Кронов. — К нам идет «Безупречный».

— Идет? — Ченчелидзе и Бусько спросили разом. И разом посветлели у них глаза.

— Ну да, идет… Куда же он денется?

И тут, перечеркивая неуверенность, на верхней ступеньке трапа появился радист Галич.

— «Безупречный» взял пеленг, врубил все четыре и идет на нас полнейшим!

Кронов вдруг почувствовал, что ноги совсем не держат и, достав папиросу, сполз спиной по переборке, присел на корточки…

ГЛАВА XIII

1. В судовом журнале «Безупречного» с неоспоримой точностью зафиксировано, что с момента аварийной радиограммы «Стремительного» до распоряжения капитана Середы развернуться на обратный курс прошла всего одна минута. А Середа мучился от угрызений совести.

Черта, которую он подводил принятым решением под своей жизнью, выглядела для него достаточно широким Рубиконом. Трудно было поверить, что всего минута потребовалась для преодоления страха. Даже боль, все время нестерпимая, не дававшая хоть разок глубоко вздохнуть, на холодном прибрежном песке Рубикона стихла, стараясь подслушать каждую мысль. Их было много, мыслей, — и высоких, и обыденных. Но самую первую он упорно отгонял, не прочитывал ее до конца: «Или ты, капитан «Безупречного», останешься живым, но тогда… Ерунда! Почему обязательно или — или?.. Аверьяныч правильно сказал: «Все обойдется)..» Вот и опять боль почти прошла!»

И еще одна мысль пришла. О ни разу не виденной им Ирине Кроновой. По письмам Кати, по рассказам Кронова, Юрий все эти месяцы дорисовывал и дорисовывал портрет незнакомой женщины. И чем ближе к завершению подходил мысленный рисунок, тем явственней проступали знакомые (почему знакомые?) черты. Только сейчас Юрий понял, что наделил подругу Николая ласковым лицом той подмосковной спутницы… Нет, он не убьет ее горем. Он спасет Кольку. Пусть и он будет причастен к ее счастью…

Потом приходили разные мысли. И, видимо, боль, опять захватившая цепко и широко, помешала Середе вспомнить, как он сразу сказал старпому:

— Взять… пеленг. Четвертый… в схему. Идти полнейшим!..

— Куда? — оторопел старпом.

— К «Стремительному»… Черт его подери-и! — Середа застонал не то от боли, не то от злости на старпома. Он не заметил, как и когда тот вышел из каюты. Боль опять затуманила сознание. Середа был благодарен ей за это. В наступавшем временами забытье муки становились приглушенней и главное — совсем уж не думалось, что больше никогда, никогда ничего не будет…

В следующий раз Середа очнулся от торжественного голоса в динамике.

«Левитан! — удивился Середа. — Почему Левитан?» Только спустя некоторое время он понял, что это гремит в динамике голос капитан-директора:

— …Поступили, как настоящий моряк. Я горжусь вами, Юрий Михайлович, и стыжусь недавних сомнений. Терпите! И обязательно дотерпите! Флотилия идет на вас полным ходом! Как только сблизимся, пошлем вертолет. Вы слышите меня, Юрий Михайлович? Прием!

— Слышу, — прошептал Середа. И только теперь заметил выскальзывающего из каюты радиста.

«Интересно, почему Волгин в прошлом году мне не поверил?.. Что-то спросил тогда… Незначительное что-то. И потом уже быстро закончил беседу… Ах, вот ведь!.. Ну конечно! Он спросил: «У вас есть дети?» И потом удивленно: «Нет?..» Что ж… Волгина можно понять. Капитан должен быть отцом».