Антарктика - [26]

Шрифт
Интервал

Старпом Шрамов не смотрит, куда полетел гарпун. Рванув рукоятки телеграфа на «стоп», он косится на Серегина. Старпом даже поворачивается к нему.

— Мостик, между прочим, не забегаловка, товарищ Серегин.

— Ясно, товарищ старпом! — Серегин торопливо откусывает от помидора еще раз и швыряет огрызок в океан. — Пусть китишки закусят!

И сразу почти в том месте, где плюхнулся огрызок помидора, шумно взгорбилась коричневая спина океанского исполина.

— Мать честная! — Серегин схватился за голову и онемел…

Китобойцы «Отваги» ринулись на пеленг «Безупречного», сюда же двинулась и китобаза.

Середа подходил к борту флагмана, имея по бортам по пять кашалотов.

В кают-компании «Безупречного» второй механик Катков удовлетворенно мусолил чернильный карандаш…

На корме китобазы толпились люди. Давненько в Антарктике не видели такой удачи…


8. С китобазы подали переносную корзину. В последнюю минуту, когда Середа хотел было махнуть рукой лебедчику, кряхтя полез в корзину Аверьяныч.

— Зубному надо показаться!..

— Валяй!..

По скользкой от китовой крови разделочной палубе шли вместе, взявшись за руки, поддерживали друг друга, словно пьяные.

У трапа на спардек остановились: Аверьянычу вниз, в санчасть, Середе — подниматься в каюту капитан-директора.

— Ты особенно не кипятись!.. Я, может, загляну после.

— Да что там!.. — Середа махнул рукой, глухо застучал по ступенькам трапа…

Волгин встретил Середу в коридоре. Капитан-директор выходил из радиорубки. В передатчике еще гремел голос Кронова: «Цыплят по осени считают, Станислав Владимирович, по осени!»

— Да-а, — отвечая уже своим мыслям, проговорил Волгин. — А осень в Антарктике вот-вот наступит. — Он молча протянул Середе руку, крепко ответил на пожатие.

— Заходите, именинник! — Волгин коленом толкнул дверь своей каюты.

Круглый стол в центре каюты покрывала голубоватая потрепанная карта Антарктики.

Со стены на Середу задумчиво взирали адмиралы Лазарев и Беллинсгаузен. Точно в такой же золоченой раме рядом с первооткрывателями Антарктики почему-то висел портрет Фрунзе. Скромный красноармейский френч пролетарского полководца обращал на себя внимание больше, чем раззолоченные мундиры адмиралов. Волгин усадил Середу на диванчик, сам опустился на принайтованное кресло за письменным столом.

— Ну что ж, — Волгин посмотрел на Середу с затаенной усмешкой. — Победителей не судят! Так что начну с поздравлений.

— Не с чем поздравлять, Станислав Владимирович.

— То есть? — Мохнатые брови капитан-директора удивленно поднялись.

Середа пожал плечами.

— Охота есть охота. Могло и сегодня ничего не быть.

Теперь Волгин взглянул на Середу с явной досадой:

— Вы что же… не рады успеху?

— Станислав Владимирович! Вы вызвали меня до так называемого успеха. Вероятно, не для поздравлений.

— Так называемого! — Волгин досадовал все больше. — Уж если вы настолько лишены честолюбия, подумайте об экипаже. Люди поработали неплохо?

— Отлично поработали!

— А уж тут разрешите не поверить! Не отлично, а, понимаете ли, именно неплохо. При таком китовом супе могли взять больше.

— Значит, не сумели.

— Откуда у вас это, понимаете ли, безразличие? — Волгин взорвался. — Или вы всерьез думаете, антарктический промысел — это литературные студии?

Середа горько усмехнулся. Взгляд его скользнул по книге на подлокотнике дивана. Это был все тот же том Толстого, который приметился Середе в каюте капитан-директора еще перед началом промысла.

Волгин перехватил взгляд Середы, но истолковал его по-своему.

— Да, вот перечитываю Толстого! — с какой-то непонятной укоризной вырвалось у капитан-директора. — Хемингуэй не для меня.

— А Толстого вы наизусть учите?

— Почему… наизусть? — удивился Волгин.

— Я пятый том у вас еще в Гибралтаре видел.

Волгин покраснел, совсем растерянно переспросил:

— В Гибралтаре?..

Середа кивнул.

— Вы извините, Станислав Владимирович! Разумеется, это не мое дело. Просто… к слову пришлось.

Но Волгин, видимо, не обиделся. Он совсем растерянно развел руками, вздохнул:

— Да!.. Читаем мало.

— Но все-таки читаем! — Середа сказал это не для успокоения капитан-директора. — А матросы, раздельщики, например, читают, как вы думаете?

— Надо полагать, когда нет завала…

— Когда нет завала! — Середа махнул рукой. — В библиотеке китобазы одиннадцать с половиной тысяч книг. На руках — пятьсот с небольшим. Это вместе с экипажами китобойцев разобрали, заметьте. Из четырехсот членов экипажа китобазы в библиотеке записаны аж пятьдесят два! Вас это не пугает, Станислав Владимирович?

Волгин предостерегающе поднял руку:

— Пусть это пугает замполита. Доложите ему свои выкладки.

— Ну да! — злорадно подхватил Середа. — Замполит, партгруппа! Пусть они!.. А мы — капитаны, мы — промысловики! Наше дело сырец и жир. Мы забираем у народа молодых парней в обмен на кондиционный жир, основной компонент маргарина! Меняем души людские на маргарин!.. Не слишком ли высокая себестоимость, Станислав Владимирович?

— Перестаньте! — Волгин крикнул громко и обиженно. — Вы заговариваетесь, Юрий Михайлович!.. Что значит души, понимаете ли, на маргарин? Надо же придумать такое! — Волгин встал, взволнованно заходил по каюте… — Меж рейсами у наших моряков по три месяца отпуска! Лучшие здравницы, театры!.. Полтораста фильмов берем в рейс… Ну чего вы улыбаетесь?


Рекомендуем почитать
У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Избранное

В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.