Антарктида - [7]
. А замки почему немецкие?
Клюшников. Какие замки?
Левон. Ну, вы сказали – летать над немецкими замками. Это я так… Надо как-то беседу поддержать…
Клюшников. Это ты молодец. Правильно приказ понял. Над немецкими, потому что кого больше всего напугает привидение с советской речью? То-то и оно…
Левон. А мы когда умрем, наши тела найдут и похоронят? Или искать не будут?
Клюшников. Будут, Лева, конечно, будут…
Левон. Петр Георгич!
Клюшников. Ну?..
Левон. Вы шаг замедляете.
Клюшников. А? Да-да. Спасибо. Найдут. Мы ж, если замерзнем, долго сохранимся. Вот он тебе – природный морг.
Левон. Это хорошо.
Клюшников. Что ж тут хорошего?
Левон. Мне очень надо, чтобы меня где-нибудь похоронили.
Клюшников. А на кой? Сюда даже бабе твоей не прилететь на могилку. Все равно ж на материк не повезут. Тут и схоронят. Не в землю только, в металлическом ящике, к скале приварят… Есть баба-то?
Левон. Нет, не успел.
Клюшников. Еще не успел. Повторяй! Еще не успел!
Левон. Еще не успел.
Клюшников. И прыгай. Прыгай! Давай попрыгаем! Ступни гни как следует и руками, руками! Я еще не успел! Я еще не успел!
Левон. Я еще не успел! Еще не успел!
Клюшников. Молодец. Давай походим. Уф… А зачем могила-то тогда?
Левон. Я очень хочу настоящую. Я прошлым летом на Новодевичьем в Москве был. Там столько памятников, столько людей. Целый день бродил… И тоже мне захотелось, чтоб остался от меня… ну хоть камешек на поверхности… Могила – это же такое интимное… Подходишь к артисту какому или спортсмену, и видно, с кем он рядом хотел лежать, а кто с ним, как родные к нему относятся, приходят ли люди, кладут ли цветы. Такое открытое интимное. Понимаете?
Клюшников. У Высоцкого был?
Левон. Был. Он на Ваганьке.
Клюшников. А туда зачем?
Левон. Затянуло.
Клюшников. Ну и как? Нормально там у него все? Как он?
Левон. Нормально. Цветы есть. Лежит на самом краешке только.
Клюшников. Оно и понятно. Ему хватит. «Кто в океане видел только воду, тот на земле не замечает гор»… А чё ты туда поперся-то?
Левон. Да мне к Чехову надо было.
Клюшников. Писателю?
Левон. Ну.
Клюшников. А чё к нему?
Левон. Да у меня у тетки дача близко от его дачи в Мелихове. Я у нее жил. Гуляли. Она яблок в чеховском саду насобирала, уже зрелых, падучих. Таких, со сладкими гематомами… Там много… Говорит: отвези Антону Павловичу на могилку. Пусть поглядит. Хороший урожай в этом году. Я и повез.
Клюшников. Быстрее, Лева, быстрее! Не отвлекайся. И как он там?
Левон. Да так себе. Лежит почти на дорожке. Цветов нет, памятник, наверное, тот, с каким хоронили. С женой и отцом. Жаль стало.
Клюшников. А ты его не жалей. Он не один. Он с женой и отцом. Ему-то, поди, это важнее, чем памятник.
Левон. Не знаю… Напротив Гоголь, один. Торжественный до ужаса… Петр Георгич, не садитесь, не садитесь! Давайте медленнее, но останавливаться не будем!
Клюшников. Да-да… Говори, Лева. Говори… Кто там еще?
Левон. А напротив Веневитинов.
Клюшников. Тоже писатель?
Левон. Да нет. Поэт. Могилка совсем заброшенная. Он пушкинской поры. И получше Пушкина начинал, но не успел. Прожил только двадцать два года. Совсем как я. Я даже на год пережил.
Клюшников. Ты еще не прожил…
Левон. Еще не прожил… Ой! У меня ж фляжка со спиртом в сапоге! Дядя Петя, вы чё? Вставайте! Ну! Спирт есть! Вставайте!
Запись 21
Радио. Станция «Молодежная» прием!
Отец Александр. Слава Богу!
Радио. Прием!
Отец Александр. Прием! Центр! Срочно! Зафиксировано движение земной коры в южной части Турции тридцать два часа и шесть минут назад. Мы предполагаем возможное испытание ядерного заряда. Конкретные координаты: двадцать градусов южной долго…
Радио…Там землетрясение было два балла. Мы в курсе.
Отец Александр. Землетрясение?
Мишка. Это точно?!
Радио. Да, землетрясение. Кто на связи?
Отец Александр. Отец Але… Строитель-ремонтник. Почему вы не выходили на связь?
Радио. Смена кадров у нас.
Отец Александр. Чего?!
Радио. Порядок изменился.
Отец Александр. Что за люди-то вы? Порядок! А был порядок-то?! Мы думали, вы там всё уже!
Радио. Прошу прекратить панику. Центр вызывает Клюшникова.
Отец Александр. Нет его! Слышите? Вышел он на подстанцию в буран.
Радио. Такого приказа не было.
Отец Александр. Какого приказа? Мы думали вы там всё! Он на связь седьмой час не выходит! Я сижу тут, только чтобы вас предупредить! А сейчас за ним пойду.
Радио. Кто остается на станции?
Отец Александр. Собака остается!
Мишка. Я не останусь один!
Радио. Что за шутки? Прием!
Отец Александр. Никого. Мы все – я, слесарь-ремонтник, и Мишка, якутская лайка, – выходим на поиски.
Радио. Дождитесь выхода на связь.
Отец Александр. Семь часов! Если у них заглох двигатель, они часа через три в снег превратятся! Чего ждать? Ехать трупы собирать?
Радио. Центр запрещает вам оставлять полярную станцию.
Отец Александр. Идите к черту! Конец связи.
Мишка. Батюшка?
Отец Александр. Что?
Мишка. К черту?!
Отец Александр. Поехали.
Запись 22
Клюшников. Ох, ты ж мать!.. Это чё я вижу-то?
Левон. И я вижу…
Клюшников. Гитлер?
Левон. На тарелке.
Клюшников. Идем по-пластунски.
Левон. Куда?
Клюшников. Я так и знал! Всё – правда! Земля полая, а здесь ходы внутрь… Быстрее, он приземляется.
Левон. Дядя Петя, а чё он тут делает?
Выразительная социальная история про семидесятипятилетнюю бабушку, желающую найти себе названную дочь. Эта история про одиночество, когда у старушки нет ничего и никого, кроме одной, ещё более старой подруги. Но есть желание прожить остаток времени со смыслом, хотя прошлое ей кажется пустым, а жизнь неудавшейся. К концу пьесы мы неожиданно понимаем, что вся эта история была лишь подоплёкой для ток-шоу, извратившего все смыслы, сделавшего их глянцевыми, а потому – пустыми. После него, в реальности, ничего кроме одиночества не остаётся.
Пьеса о том, что такое «свой» и «чужой», о доме и бездомности, о национальном вопросе и принадлежности к той или иной стране, культуре, обществу. На протяжении всего сюжета перед нами предстают самые разные люди, но в каждом из них национальность подчёркнута. Русская девушка с мужем колумбийцем, которого бьют в России и который уговаривает жену уехать в Австралию, где… они оба оказываются людьми третьего сорта. Гастарбайтеры, одолеваемые завиральными, но абсолютно романтическими идеями. Американка и её муж чех, педалирующий своё немецкое происхождение.
Главного персонажа пьесы зовут Алексей. Он оказывается невольным свидетелем смерти молодой девушки, выпавшей из окна. Алексей, не успевший и не смогший хотя бы как-то помочь ей, чувствует свою вину за произошедшее. Он ощущает себя чуть ли не убийцей. И это чувство толкает его к социальной активности. Он собирает вещи для благотворительной акции, посещает дом престарелых, берётся сводить в планетарий мальчика из детского дома… Везде он пытается найти способ очиститься от своего чувства вины. И это очень сложно, так как он будто потерял ориентиры и не совсем уже понимает, что по-настоящему хорошо.
Основанная на четырех реальных уголовных делах, эта пьеса представляет нам взгляд на контекст преступлений в провинции. Персонажи не бандиты и, зачастую, вполне себе типичны. Если мы их не встречали, то легко можем их представить. И мотивации их крайне просты и понятны. Здесь искорёженный войной афганец, не справившийся с посттравматическим синдромом; там молодые девицы, у которых есть своя система жизни, венцом которой является поход на дискотеку в пятницу… Герои всех четырёх историй приходят к преступлению как-то очень легко, можно сказать бытово и невзначай.
Гондла – жених незавидный, он некрасив и горбат, к тому же христианин, но он ирландских королевских кровей. Невеста – Лера – исландская красавица, знатного рода. Ей бы больше подошёл местный жених – Лаге. Он силён, красив и удачлив, почитает языческих богов. Лаге предлагает назначить поединок за сердце Леры. Гондла отказывается от драки, очаровывая слушателей игрой на лютне, пока не появляется отряд ирландцев и Гондла не становится королём двух островов. Он собирается крестить исландцев, но те противятся и в разочаровании Гондла убивает себя мечом во имя Спасителя.
Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.
Пьеса «Сослуживцы» Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова стала основой для сценария к одному из самых любимых зрителем советских фильмов – «Служебного романа» 1977 года. Сюжет знаком многим: статистическое учреждение, его начальница – «синий чулок» Людмила Прокофьевна, ухаживающий за ней старший статистик Новосельцев и их коллеги, наблюдающие за развитием «романа на рабочем месте».
Последняя пьеса французского комедиографа Жана-Батиста Мольера, в которой он сыграл свою последнюю роль. Герой комедии-балета, Арган, – то ли домашний тиран, нарочно выдумавший болезнь, то ли одинокий чудак, пытающийся укрыться от равнодушия окружающего мира. Перечни лекарств и процедур становятся фоном для различных баталий – за кого отдавать замуж дочку, как молодому влюблённому найти общий язык с упрямым стариком и как оценивать медицину…