Аномальщик. Часть 1 - [19]

У меня на лице, как я ни старался, видимо все–таки отразилась напряженная работа мысли.

— И что это за закон? — медленно выговаривая слова, спросил я.

— Все очень просто. Каждому отмерено свое. Свой удел. Каждая жизнь имеет свой конец. Мы умираем, не потому, что злобная природа не хочет дарить нам бессмертие, а потому, что мы просто подошли к своему финалу. Вот и все.

— То есть, — у меня начала побаливать голова. — Мы умираем, потому что так нужно?

— Ну, примерно, как–то так. И ты завершаешь свой путь, не потому, что оказался слабее, а оказался слабее, потому, что должен умереть. И хищник ДОЛЖЕН поймать именно тебя.

— Оригинально. Интересный подход к извечной проблеме, — я вытащил сигарету и решил сменить тему, в которой меня так изящно харей да об стол. — А все таки, о Круге, как так я не смогу выйти? Я ж могу тупо пойти прямо и все, никуда не сворачивая. Все равно выйду куда–нибудь?

— Да, вышел бы, — позволил себе легкую усмешку Леший. — На ту же самую поляну.

— Да как так, — я уже начинал заводиться. — Я пойду, к примеру, оставлю ее за спиной, буду постоянно контролировать, чтоб она там и оставалась.

— А потом увидел бы впереди просвет. Радостный рванул бы вперед, и вот она родимая, дожидается! — Леший хмыкнул. — И так каждый раз. И хоть башкой об сосну колотись, пока лешего не попросишь, да уважительно и самое главное искренне, он это чувствует, так и будешь бродить там.

— Че, все так серьезно?

— Более чем, — ответил уже Сокол. — Из нашей группы, слава богу, никто не пропадал. А вот у других инциденты были.

— Круто, — покивал я головой.

— Круто, когда об этом байки у костра травят, — резковато ответил Леший. — А когда от отчаяния начинаешь уже выть в голос, а ты все выходишь и выходишь на эту чертову полянку, тут и приходит понимание, кто ты, по сравнению с остальным, что окружает нас. И ты, так гордившийся своей принадлежности к разумным, понимаешь, что можешь здесь остаться навсегда. И ничего от тебя не зависит, ничего нельзя сделать. Только просить.

— А почему именно название такое, Круг? Это же, как я понимаю, тоже Бродильня?

— Это особая её форма. Вот и назвали так. В обычных Бродильнях, просто ходишь по одному месту, а тут поляна и круглая. Наверно поэтому…

* * *

На следующий день в лес пошли Сокол с Бурым. Мы трое оставались на хозяйстве.

— В нашем направлении не ходите, — напутствовал их Леший. — Там только этот Круг и фонил. Идите на запад. Там тоже что–то нехило откликалось.

Когда деревья скрыли парочку из виду. Леший повернулся ко мне и с улыбкой сказал:

— Ну что, выбирай или костер, или щи. Еще есть вариант начистить картохи.

— Костер, — поспешно выбрал я. — Я признаться повар никакой.

— Костер так костер, — сказал Леший.

Валежник по окрестностям видимо ребята вчера подвыбрали. Приходилось ходить чуть подале. Собирая ветки, я все думал о нашем вчерашнем разговоре. Признаться цепляло кое–что. Не давало, как говорит опять тот же Леший, перевести все это в ряд «сумасшедшие, утопичные идеи».

Бред? Но тогда как сбросить со счетов виденное лично мной? После этого, все их рассказы про аномалии, которые я слушал, честно признаться, с долей здорового скептицизма, приобретали пугающую реальность.

Если раньше я воспринимал их, как людей, здорово приукрашивающих действительность, то теперь…

Собирая ветки, я вышел на склон неглубоко оврага. Невольно замер, задумавшись. Была еще одна особенность, которую я подметил уже себе. Я странным образом, довольно спокойно воспринимал то, что со мной происходит. Необычно это. Я невольно вспомнил то ли сон, то ли действительность, когда они разыграли то необычное представление. Что они делали? Зачем самое главное? Что значит фраза, что я в обычном состоянии, не воспринял бы ничего? Тогда в каком я сейчас состоянии?

Поморщившись, я нагнулся за очередной веткой. Голова уже пухнет от этих мыслей. Может просто пока идти по течению? Не пытаться понять все и сразу?

По кустам на той стороне пробежался порыв ветра, как по волнам, выдохнув в лицо тугую струю воздуха. За первым порывом прилетел второй.

Мне тут внезапно показалось, что невдалеке стоит кто–то. На самом уголке зрения, на самом краю, мелькнула фигура. В груди похолодело. Я почему–то медленно, будто шея затекла, повернулся в ту сторону. Никого. С сердца, будто камень упал.

— Фух! — с облегчением выдохнул я. — Блин, у меня, похоже, паранойя, после вчерашнего.

Только я развернулся, как ветер вновь пихнул меня, на этот раз в спину. Потрескивая попадающимися под ноги сучками, я пошел обратно в лагерь.

В лесу так тихо… И ведь вроде нет «мертвой» тишины, шумят кроны, потрескивают стволы деревьев… Тихое шуршание палой листвы под ногами… Неторопливое кружение последних облетающих листьев…

Как сон, как будто нереальность окружала меня. В этой тихой звуковой симфонии, я отчетливо слышал свое дыхание … И стук сердца… Странно, но появилось чувство будто я иду по комнате, в старом бабушкином доме. Она так любила меня, а ее руки пахли свежим хлебом. Мы не очень часто выбирались в ее деревню, отец был человеком постоянно занятым. А потом и вовсе… Но я навсегда сохранил это ощущение добродушной строгости и надежности. Вспомнились отполированный за много лет табурет у входа, подножку у печки, чтобы было удобно забираться наверх… Мне, отчего–то, понравилось валяться на печи, вдыхать аромат овчины и выделанной кожи. А сверху можно было посмотреть, что делается за столом и не пора ли уже бежать, лопать здоровые блины с вареньем… Или медом…